Полтора года боя за трусы: Гудыменко объяснил, почему армия в 2025-м до сих пор не имеет пончо, дронов и санкомплекта

Юрий Гудыменко – ветеран войны, который после тяжелого ранения сменил передовую на борьбу с тыловым дипстейтом. Сегодня он возглавляет Общественный антикоррупционный совет при Минобороны, наблюдая за системой изнутри, и при этом не сдерживает слов.

Видео дня

В интервью Оресту Сохару в рамках авторского проекта "Орестократия" он рассказал о бьющейся армии и буксующем аппарате, о трусах на липучках, которые не могут согласовать полтора года, о 3,5 тысячи лишних чиновников и о шансе, что "змея Минобороны" наконец-то начнет переваривать хотя бы часть своих проблем.

• Почему Минобороны называют министерством хаоса
• Трусы на липучках – почему это невозможно в системе, где все должно быть с логотипом и по инструкции
• Почему в МО хороших менеджеров меньшинство – и чем они болеют после года в системе
• Как Содоль положил людей пачками – и остался пенсионером с полным званием
• "У нас нет ответственности за бездействие" – и почему это важнее коррупции
• Реформа МО: почему свежее яблоко в бочке дерьма – не спасение, а маринование

– В Минобороны новый глава – Денис Шмыгаль. Общество ожидает какой-то грандиозной перезагрузки, тем более к МО "доточили" Минстратегпром. Даже ситуация на фронте побуждает к необходимым изменениям. По твоему мнению, их стоит ожидать? Что вообще будет происходить в ближайшее время?

– Многие люди, которые работали – уже с экс-премьером Денисом Шмыгалем, скорее рассчитывают на более системную работу ведомства, потому что главная проблема МО – хаотичность. Минобороны все так и называют в один голос – министерство хаоса: и те, кто в нем работал, и кто был к нему причастен, и кто его контролировал.

И, соответственно, от нового министра ожидают, что он этот хаос начнет убирать.

Насколько это реалистично? Трудный вопрос. Потому что, во-первых, Денис Шмыгаль никогда не был революционером, никогда не был человеком, который делает невероятные сдвиги. Если вспомнить 5 лет его премьерства, то трудно назвать быстрые перестановки, радикальные решения без подготовки... Я бы его назвал "прозрачным", незаметным премьером. О нем все в один голос говорят как об очень хорошем бюрократе – человеке, который умеет системно работать с документами и т.д. И это, кстати, Минобороны не помешает.

Но уровень задач невероятно велик: например, МО, как змея, которая поглотила завод "Мотор Сич" и не смогла его "переварить", дальше "проглотила" "Спецтехноэкспорт". Это огромная проблемная корпорация с огромными долгами, с колоссальной дебиторкой просроченной и коррупционными делами. "Змея", повторюсь, не смогла это "переварить", а теперь в нее еще забрасывают "минстратеговские" заводы, часть из которых максимально проблемные. Ну прям максимально.

Все знают историю Павлоградского химического завода и его бракованных 120-х мин. Подобные проблемы и у других государственных заводов. И все эти проблемные активы "запихиваются" одну, и без того очень жирную, очень раскабанившуюся "змею" в расчете на то, что "змея" это "переварит". Я на это надеюсь, потому что от управленческого успеха МО реально зависит наше общее выживание во время войны. Но я не думаю, что хоть один адекватный человек может серьезно думать, что это произойдет уже завтра.

– Почему Минобороны стало министерством хаоса? Это проблема некомпетентности, законодательства или трусости?

– Всего вместе. Проблема назревала очень-очень-очень много лет, и никакой серьезной трансформации, которая могла бы исправить ситуацию, не происходило. Были там попытки улучшений, ремиссии, назовем это так, но после этого отрасль снова погружалась в свои проблемы. Судите сами: сегодня существенно больше 10 тыс. человек подчиняются Минобороны, а вместе с Минстратегом это число увеличится дополнительно, а проблемы не решаются.

Почему? Это, конечно, проблемы руководителей. То есть никто не скажет, что, условно, Рустем Умеров серьезно пытался побороть этот хаос. У него было несколько осторожных шагов, после чего произошел откат назад, и министр занялся переговорами с американцами, саудитами, с другими нашими партнерами. Эта деятельность не вызвала такого внутреннего сопротивления, как сопротивление работников Министерства обороны и людей, которые ему подчиняются.

У меня есть прекрасная иллюстрация причин хаоса: положение по МО. Тут прямо прописаны основные задачи Минобороны: базовый функционал ведомства разнесен на 119 пунктов, последний звучит как "и осуществляет другие полномочия, предусмотренные законом". Часть пунктов имеют много подпунктов, и из этого, извините, хлама, следует, что Минобороны является государством в государстве, в котором должно быть все. МО отвечает за все поставки в армию, за вооружение, у него должны быть свои дипломаты, которые ведут внешние переговоры. Минобороны ведает лесхозами, сельхозпредприятиями, строит недвижимость, которую раздает потом военнослужащим, оно занимается ветеранами, ранеными, погибшими, пленными, кадетами, в какой-то форме мобилизацией (хотя глобально ТЦК под Сухопутными войсками)... Минобороны занимается авиацией, космосом, медициной. То есть вы не можете вспомнить какую-то сферу жизни, которой нет в ведении Министерства...

– А рыболовством занимаются?

– Понемногу, но в свободное время.

Это было бы смешно, если бы оно не было на самом деле проблематично. Этот функционал могу еще перечислять и перечислять. Там и награждения, и дисциплинарные батальоны, плюс представления на назначение и увольнение главнокомандующего Вооруженными силами, командующих родами и силами ВСУ и т.п.

Государство в государстве. Но так случилось исторически, что это государство стало некой ямой, в которую сбрасывают некомпетентных и людей, которые не нашли себя в других местах.

У меня есть очень много претензий к Минобороны, но в то же время на каждом уровне есть хорошие люди, классные люди, классные менеджеры. Их единственная проблема в том, что их всегда меньшинство. И они подчинены и работают с тем серым большинством.

Я это называю Deep State, глубинным государством, но дипстейтом полковников. Этот тот дипстейт, о котором Трамп часто говорит. Из-за него сигнал от головы, как у меня с правой рукой (Юрий Гудыменко был тяжело ранен в начале широкомасштабной войны. – Ред.), до конечностей не доходит. То есть лучшие инициативы вынуждены там пробиваться, без шуток, годами.

– Можешь проиллюстрировать ситуацию на конкретном кейсе?

– Очень легко. Вот кейс, с которым я пришел в Минобороны, когда еще не было никакого общественного антикоррупционного совета. Это было начало 2024 года, и я постучался с предложением обеспечивать раненых бойцов определенным набором вещей, которые позволят им не валяться голыми-босыми в прямом смысле этого слова. С раненого бойца, как правило, срезают всю одежду, но дальше бойца, как правило, одевают волонтеры, родители, жены, мужья, побратимы, другие раненые... Другими словами, люди, которым не безразлично. Но это же должно было бы делать государство, потому что человек получил ранение не по собственной инициативе.

В январе 2024 года я пришел к Калмыковой Наталье Фернандовне, она сейчас министр ветеранов, а тогда была профильным заместителем Минобороны. У меня на тот момент была и записка с перечнем вещей, и даже, если не ошибаюсь, черновик постановления Кабмина. То есть вот бери и делай. Калмыкова загорелась, ей было действительно интересно. Она взяла, начала всех толкать. Аппарат начал "изучать вопрос", он спускался все ниже и ниже. От замминистра "упал" на руководителей департаментов, главных управлений, потом еще ниже, в какие-то отделы, и в какой-то момент простой вопрос перерос в бесконечную рабочую группу, бесконечное совещание, одно плавно перетекало в другое.

Чем плохи рабочие группы – там нет ответственности. Люди сели, поговорили, как будто в протоколе кто-то задачу получил, а приходишь на следующее такое совещание, а будто мы с того же места начинаем. Бежали, бежали, бежали, чтобы остановиться на том же месте. Вот уже полтора года происходит битва вокруг трусов.

Я не шучу сейчас.

– За что там можно сражаться?

– Неочевидной показалась некоторым работникам Минобороны мысль о том, что, во-первых, трусы могут быть на липучках. Если у тяжелораненого стоит аппарат Илизарова, одежда должна была бы удобно сниматься и надеваться.

Во-вторых, проблема в том, что на стандартные трусы уже есть все инструкции, как они должны выглядеть, где логотип Минобороны будет стоять. И никто не хотел просто переделывать бумаги заново под эти липучки. В ходе "дебатов" оказалось, что государство выдает военным "аж" по две пары белья в год.

Две пары в год!

При мне Калмыкова спросила тех руководителей – полковников-подполковников, – сколько конкретно у них дома трусов в шкафу. Это выглядело очень смешно как для человека, но максимально позорно как для ветерана украинской армии. Идиотизм и абсурд процесса просто превышал все допустимые нормы.

Чтобы было понятно: прошло уже более полутора лет, как я пришел с этим вопросом, и только недавно объявили первый тендер на закупку всего санитарного комплекта для раненых. Полтора года! Ни один раненый ни одного комплекта не получил до сих пор. С моей точки зрения, на этот процесс надо было три месяца, ну четыре...

Волонтеры там бегали, кричали. Они были готовы отдать все лекала. Они были готовы показать ткани. Ведь у волонтеров за столько лет есть огромная обратная связь: что подходит, что не подходит, что надо лежачему человеку, а что нет.

Вот еще один кейс: печально известная история о пончо для защиты от тепловизоров. И мы, и оккупанты пользуются дронами с тепловизорами (приборами ночного видения), делая сбросы. Вот почти 2 года уже проговаривается на совещаниях, как должен выглядеть стандарт этого теплозащитного пончо, чтобы оберегать наших бойцов от тепловизоров противника. Насколько я знаю, по состоянию на 2 недели назад, мы пока даже не вышли на тендеры.

– Вердикт очень печальный: Минобороны вообще не заинтересовано в эффективной армии, и глубинных полковников беспокоит лишь собственное эго и собственное спокойствие...

– Если бы у них было эго, то с ними можно было бы работать. Потому что на самом деле люди, у которых большое эго, какие-то амбиции, они, наоборот, заинтересованы показать результаты своей работы.

В Минобороны огромное количество – на уровне заместителей, чуть ниже, – очень много нормальных людей, классных, эффективных людей, в том числе с зарубежным образованием, но чем ниже ты спускаешься, ты просто видишь то желание у людей просто уйти с работы пораньше, досидеть до пенсии, не брать на себя никакой ответственности.

Фактически нужна прямо перестройка всего. Если министерство перестраивать частями, то это новое за год станет таким же, как все остальное. То есть если ты в бочку с дерьмом бросаешь свежее яблоко, то дерьмо не превратится в свежее яблоко, а наоборот. Нужна трансформация всего Министерства обороны для того, чтобы оно стало меньше, эффективнее, чтобы слово "эффективность" не вызывало отвращения.

– У тебя есть рекомендации для Дениса Шмыгаля, что делать с этими дипстейт-полковниками?

– Есть. Первое, что больному ставится диагноз – аудитом внутренним или внешним. Лучше обоими. Есть понятие функционального аудита, который все проверяет.

И это делалось при "раннем" Умерове, просто результатами никто особо не воспользовался. По моей осторожной оценке, еще до присоединения Минстратегпрома из Минобороны надо было уволить 3,5 тысячи человек. Это только те чиновники, которые задействованы в задублированных процессах. То есть выполняют функции, которые запараллелены как в самом МО, так и между МО и Генштабом. Таких функций много, и взаимодействия между ними нет. 3,5 тысячи человек минус.

Далее следует уточнить: Минобороны, оно о чем? Главная функция какая?

Обеспечивать армию? Окей. Оставляем то, что обеспечивает армию, отбрасываем, к черту, все, что армию не обеспечивает: лесхозы, эти заброшенные сараи, вокруг которых клубится коррупция и т.д. Отбрасываем все лишнее, оставляем то, что позволяет нам обеспечивать армию.

Плюс инновации нужны. Все, что остается вне этого функционала, – к чертовой матери. Перебрасываем на другие министерства, создаем отдельные агентства, в которых происходит какое-то управление, но МО не тратит на это время, министр не вынужден погружаться в те проблемы и делить военный бюджет.

– Кстати, а что за военные лесхозы? Эти предприятия обеспечивают военных древесиной для строительства укреплений?

– Это очень смешная история. В теории – да.

Если не ошибаюсь, Минобороны – крупнейший вообще распорядитель лесов в стране. Даже больше, чем профильное ГП "Леса Украины" Теоретически древесина из военных лесничеств должна была бы доставляться на строительство укреплений, на дрова и т.д. На практике армия стучится в Минобороны и просит древесины. А МО говорит: смотрите, это же государственное предприятие отдельное. Лесхоз номер 118-4 в условной Ривненской области. А у них в уставе прописано, что главная цель – это не поставки в армию, а прибыль. И они армии продают сырье за деньги. И если боевая воинская часть предлагает низкую цену, то это проблема военных. Лесхоз МО не продаст армии ни одного деревца. Точка. Потому что у них свой устав.

Я не социалист, я не говорю, что они должны бесплатно отдавать, но государству будет проще передать эти хозяйства в частные руки, и тогда и закупать сырье будет дешевле. И не только в этом дело... Сократится тот миллион военных чиновников по дороге между условным министром и лесорубом, которому можно в карман засунуть 100 баксов, и он "не увидит", как "черная" фура выезжает из его хозяйства. Это чистая антикоррупция.

Системные проблемы МО – отсутствие прозрачности (раз), эта невероятная раздутость (два) и отсутствие, как правило, людей, которые уверенно берут на себя финальное решение (три), – приводят к тому, обеспечение раненого пакетом вместо 3-4 месяцев решается 1,5 года. Таких примеров, к сожалению, очень-очень много.

– Есть еще одна проблема, ты уже начал о ней говорить: отсутствие ответственности "глубинных" полковников за то, что происходит на фронте, в войске. Они больше боятся ответственности перед Уголовным кодексом за свои решения, тогда как бездействие не наказывается. Это очень хорошо видно по ситуации с дронами. Военные говорят, что Минобороны закупает дроны со старыми технологиями, которые уже не эффективны на фронте, но кодифицированы и сертифицированы... Поэтому нет проблем с законностью закупок... Кодификация и сертификация занимает годы, а технологии меняются каждые 2-3 месяца. Как привязать ответственность чиновника МО к тому, что происходит в реальной жизни?

– Это на самом деле касается не только Минобороны, но и Генштаба в том числе, там одни и те же полковники, они периодически переезжают из одного здания в другое. По состоянию на сейчас я знаю об огромном количестве уголовных производств, которые заведены за те или иные действия любого чиновника. Но не могу вспомнить ни одного уголовного дела за бездействие.

И это все знают!

– Но у нас в стране война, которую мы технологически проигрываем... Что делать?

– Максимально четко разделить полномочия между МО и Генштабом, кто за что отвечает. Потому что сейчас Генштаб и Минобороны в очень многих вопросах либо пересекаются, либо противодействуют друг другу. Особенно это касается процессов, за которые могут похвалить. Например, инновации. Инновациями занимается и Генштаб, и Минобороны. А вот математикой войны, например, почти никто не занимается. Потому что математика эта у нас будет очень неприятная. И если ты занимаешься инновациями и показываешь какой-то результат – ты большой молодец, красавчик. А если ты приносишь анализ наших потерь, например, или анализ того, сколько нам стоило взятие "этой посадки" или "героическое" уничтожение какой-то российской "буханки" за две штуки баксов, на которую мы положили 200 штук баксов на высокоточные снаряды, чтобы уничтожить ее.

– А в чем проблема сказать полковнику, мол, ты отвечаешь лично, не будет через месяц сертификации или стандартизации – будет другой подполковник на твоем месте?

– Это не очень страшно, и для полковника, и для генерала, потому что у нас система не американская. В США очень легко понизить человека в звании: собирается комиссия, говорит, мол, был полковник, мы поставили ему задачу, задача не выполнена, ее невыполнение привело к существенным потерям, теперь ты – капитан, или подполковник, или вообще рядовой, если были там прямо, например, существенные потери. Я несколько преувеличиваю, но логика примерно такая же.

У нас фактически нет практики понижений в звании, есть механизм, который не применяется, я не знаю ни одного случая: если полковнику дали 300 человек, он положил их, не достиг никакого результата, его могут перевести в резерв, но он продолжит быть полковником. Однако потом какой-то его знакомый добежит до какого-то кабинета или сделает правильный звонок – и у него снова есть бригада, и он снова кладет людей.

Содоль, который командовал морской пехотой, клал людей пачками, просто пачками, о Крынках только ленивый не говорил. Во время полномасштабки это был первый настолько громкий кейс, о котором все говорили... Об этом все писали, реально все, в какой-то момент уже просто сорвало планку, потому что дальше было уже нельзя. Содоля сняли. Теперь он военный пенсионер.

Все. Я не думаю, что кто-то вообще знает, сколько людей он положил, но он, в принципе, спокойно уволился и просто продолжил быть военным пенсионером. Если бы ему возраст позволял дальше служить, я абсолютно уверен, что его бы сняли с командования морской пехотой, куда-то на полгода спрятали бы, а потом снова вернули бы на руководящую должность. А обычных людей не вернешь. Они умерли, они погибли. Почему Содоля в таком случае не сделать рядовым и не отдать под командование другому какому-нибудь мяснику? Ну чтобы была какая-то справедливость. А справедливости нет.

Теперь о примере, с которого мы начали: окей, полковнику дали задачу. Сказали, мол, ты персонально отвечаешь. Если ты не сделаешь, будет другой полковник.

Может, другой сделает, может, нет. Но если даже не сделает – ну снимут его, и он не будет командовать там управлением, но система бережет своих.

– Какой шанс того, что министр Денис Шмыгаль воспримет вызов и начнет реформировать министерство? Какой шанс того, что образуется батальон из 3,5 тыс. полковников, которые поедут сдерживать условно Попасную?

– Лучше полк. Полк полковников, красиво звучало бы.

Мы готовы работать с министром обороны, мы готовы подставлять плечо. У меня еще одно осталось как раз.

Мы готовы помогать, мы готовы все делать для того, чтобы Минобороны становилось более эффективным. Потому что там, где нет эффективности, появляется коррупция как альтернативная система работы.

На самом деле надо месяц, чтобы посмотреть на назначения. Интуиция говорит, что хаоса станет меньше, но системные проблемы, если не будет внешней помощи, останутся проблемами. То есть больной почувствует улучшение, но не вылечится окончательно.

Хотя я бы очень хотел ошибиться.