Недееспособные

Парадоксально, но Россия – правда, несколько позже, чем Украина и Беларусь, - все же весьма убедительно доказала, что любые масштабные политические преобразования в этих странах возможны только вопреки оппозиции. И изменения эти будут являться либо следствием накопления критических ошибок действующей власти, либо резко обострившейся личной неприязни к первому лицу, а никак не адекватных технологических оппозиционных решений.
«Вопреки, но не благодаря оппозиции» – таков общий рефрен современных оппозиционных трендов в трех ключевых постсоветских странах. Владимир Путин (Россия) – глубокий обман резко выросших ожиданий российского среднего класса. Явно усугубляющийся демонстративной коррупционной роскошью ближнего круга. Александр Лукашенко (Беларусь) – чудовищный изоляционизм, который регулярно оплачивается катастрофическим снижением уровня жизни граждан. Дополненный усталостью от неизменных на протяжении 17-ти последних лет однотипных обещаний, часто выполненных в агрессивном милитаристском стиле. Виктор Янукович (Украина) – разбалансированная команда, часто сваливающаяся в междоусобные войны за кулуарное влияние, смачно разбавленная нерешительностью в желании уменьшить функции государства. Все это чрезмерно остро приправлено абсолютной бессмысленностью демонстративных арестов оппонентов и неспособностью внятно обставить собственные шаги добротными информационными сообщениями. Прежде всего во внешней среде. Плюс – плохой подбор провластных комментаторов. Разные исходники во всех странах, но общий тренд. Во всех трех случаях нарастание социального негативизма никак не связано с действиями национальных оппозиций. Скорее их (действия) можно и нужно признать нулевыми. Фоновый шум. Не более. Почему? Потому что «параллельные прямые» все-таки (если не вспоминать Лобачевского) не пересекаются.
Давнее уже (по интернет-хронографу) «4 марта» – дата президентских выборов у наших северо-восточных соседей – разумеется, и не стало сколь-нибудь важным переломным моментом. Легкое послевкусие в виде быстро затухающей митинговой активности и сильнейшее сетевое разочарование. Оно (послевкусие) скорее подтвердило общую печальную тенденцию – у любой оппозиции много грозных слов, но мало реальных славных дел. У русских, впрочем, все как всегда. Не счесть публичных и даже медийных понтов и совершенно «ничего» по части вразумительных результатов. «Требуем пересчета голосов на парламентских выборах; требуем отставки руководителя ЦИК Чурова; требуем снятия кандидата Путина, который захотел третьего срока…»
Требуем, но импотентно ничего не можем. Абсолютно точная оценка событий и после недавних голосований на парламентских выборах, и тем более – после президентских. На лицах оппонентов – кроме, традиционных и уже упоминавшихся понтов - растерянность и… несовременность. Даже большие брендовые имена, впервые появившиеся в большой российской оппозиционной политике, – Акунин (писатель), Парфенов (журналист) и неожиданная Собчак (гламурный бренд современной клубно/ночной Москвы и друг семьи Путина) – весьма быстро вошли в привычный безликий вариант оппозиции. Ничего нового. Никаких деловых предложений. «Что делать?» – ключевой вопрос, на который по-прежнему нет ответов. Равно как и на вопрос «С кем это делать?»
Чуть раньше точно такая же ситуация сложилась в украинской оппозиции. Много слов и полная пустота в смыслах. Почти всем классическим оппозиционерам нравится сугубо сам процесс оппозиционирования. Выйти в медиа, пафосно надуть толстые щечки и вальяжно рассказать о себе любимом в качестве мощного управленца. Но пока без доступа к реальным распорядительным должностям. Или же вообще – поговорить на абстрактные и отвлеченные темы. Медийная активность – это идеальная ниша для классической оппозиции. Ты на виду, имеешь известность, можешь собирать спонсорские взносы и никакой ответственности за качество предложенных услуг и эффективность денежных трат. В любом случае, у «классиков» оппозиционного движения все равно нет ни малейшего понимания того, как перевести протестную социальную активность в полновесный инструмент управляемого давления на власть. Ребята просто ждут, пока улица начнет роптать многотысячными площадями, чтобы потом присесть на чужие решения. Так или иначе, протестная Россия пока точно идет на спад, чтобы все-таки попытаться ответить на вопрос – как, каким инструментом, каким образом разбудить огромную сонную армию люмпенов, осевших в сельской местности и в национальных республиках. Украина протестная, увы, идет по восходящей траектории. Но только в части явно неконтролируемого никем протеста. Любое действие власти, даже если это действие приносит несомненную пользу, все равно вызывает негативную реакцию. Другой вопрос, что политической альтернативы, способной удерживать протестные настроения в рамках, тоже нет. Возможно, что хаос с одной стороны позволит даже записным оппозиционным аутсайдерам – таким как тот же Тягнибок – сорвать большой банк (и потому имеется много желающих поддерживать этот самый хаос), а с другой – резко снижает требования к профессионализму и личной ответственности участников оппозиционного политического движения в целом.
Наиболее болезненное и унылое зрелище вызывает, разумеется,белорусская оппозиция. Она уже на протяжении последних лет десяти выглядит крайне нетехнологично, отстало и деморализовано. Денег нет вообще (небольшие гуманитарные вливания сердобольных фондов не в счет). Полноценных политических спонсоров нет. Местный бизнес и рядом не стоит с оппозицией. Людей почти нет. Ряды классической оппозиции почти не пополняются. Потенциальные лидеры альтернативы предпочитают эмигрантские программы. Главная же функция белорусской оппозиции - перманентное выяснение отношений между собой. Реальные игровые конструкции никто не предлагает. Случайный всплеск яркой социальной протестной активности на последних президентских выборах в декабре 2010 года был жестоко подавлен «силовой группой Лукашенко». В итоге еще большее разочарование и апатия. И… ожидание случайного сценария свержения. Ровно то же, что в России и в Украине, но только по другим мотивациям.
У всех трех национальных оппозиций (условных, естественно) в анамнезе одни и те же болезни. Во-первых, подчеркнутая несовременность. К примеру, нынче куда большим мобилизационным потенциалом отличаются социальные сети, а не классические оппозиционные инструменты оповещения. Однако социальные сети могут собрать достаточно людей в определенном месте, но точно не укажут, что делать дальше. Мобильный координатор – да. Не больше. Оппозиция же не может использовать этот «координатор» полноценно.
Во-вторых, бесконечные болезненные амбиции лидеров оппозиционной «классики». Даже карликовый атаман все равно остается«большим человеком с усами», который хочет хорошую премию за свое имя. В Украине, напомню, этот феномен «амбициозных полит/карликов» особенно рельефно выражен. Влияние почти всех лидеров оппозиции несоизмеримо с их апломбом. Десятки странных персонажей требуют немедленной компенсации должностями, деньгами за использование их премиальных имен.
В-третьих, бюджетные дефициты. Нет, оппозиция получает относительно хорошее финансирование (Беларусь – много меньше, Россия и Украина – много больше). Источники этого финансирования оставим пока за скобками. Все-таки незрелые политические системы имеют свои особенности построения иерархий. Но даже выделенное финансирование уходит не на программные цели, а часто исключительно на сытное и витаминное питание оппозиционных иерархов.
В-четвертых, устаревшие лозунги, которые не предполагают никакого глагольного действа в настоящем времени. Описание ситуативной опухолевидной черноты имеет место. А вот предложение, какое лекарство нужно применить для лечения этой опухоли, напрочь отсутствует.
В-пятых, вальяжность и нарциссизм. «Уважаемые потребители политического сериала, любите нас за то, что мы просто несем этот тяжкий крест! Любите нас за то, что мы противостоим плохим!» Однако грань между плохими и хорошими часто размыта. А любить просто так тех, кто должен двигаться, но не стоять «весь в белом» - нелепо.
В-шестых, личные бекграунды. Нередко в личном шкафу ключевого оппозиционера слишком много скелетов, чтобы воспринимать его в качестве честного бренда с репутацией. Скажем, Турчинов имеет вполне конкретный послужной список «теневых договоренностей» в бытность его первым вице-премьером. И все это знают. Это не вопрос лично к Турчинову, но вопрос к системе, частью которой он все равно является. Так вот, можно ли систему с изъянами заменить точно такой же системой с изъянами? И можно ли ожидать эффективных решений от классической оппозиции, если она предпочитает только ждать совпадения случайностей?










