Скандальное интервью с Задорновым

— Вы как-то сказали: «У меня семь жен, и последняя — филиппинка». Что, правда?

Видео дня

— А там не было написано, что с одной из жен мы делим дирижабль?

— Нет. Так сколько у вас жен?

— Сколько бы их ни было — 25, или 38! — они все — мои! И отвечать за это я буду перед собой и перед родными мне людьми. А не перед журналистами, которые не имеют морального права спрашивать об этом. А судьи кто? Они не без греха? Пусть лучше на себя посмотрят в зеркало! Просто когда журналисты поносят людей, им кажется, что они становятся лучше. А на самом деле они отравляют себе жизнь и всегда находится в плохом настроении!

— Да? Не замечал.

— Понаблюдайте! Они кислячат и груснячат, потому что шапоклячат. С утра до вечера.

— А любовница у вас есть?

— Нет! Заметили, что ответил сразу? Даже не думал! Из-за того вранья, что было в газетах, моя дочь уехала из России! Не могла все это читать!

— А правда, что вы завязали с сексом!

— Ну, давайте поговорим еще, кто как в носу ковыряется! В правой ноздре, или левой? Есть вещи, о которых спрашивать не прилично! У славян были замечательные слова: «миловаться» и «любиться». Ну как можно жить и не миловаться?

— Никак... Вы были в замке у Максима Галкина?

— Был.

— И как там?

— Максимка работал в моих концертах три года. И я знаю его, как очень творческого человка. Но эстрада не дает Галкину возможность самовыражаться, как художнику. И когда все его за замок клевали, я понимал, что парень просто хочет быть живописцем собственного уюта. Когда я ехал к Максиму в гости, то немножко поеживался: вдруг там много богачества? Нет. Его замок элегантен, по нему разбросаны изюминки. Например, наверху есть стеклянный пол. И по нему страшно ходить, потому что видно все внизу, и ощущение, что упадешь. Но я такое уже видел в Торонто и, к удивлению Галкина, запросто разлегся на этом полу. У Максима на участке есть маленький греческий театр. Там могут идти семейные концерты. Очень хороший сад с газонами. Оказывается, Алле нравится выращивать цветы — она так рассказывала о них! Я подарил Максиму богатырскую кольчугу, шлем и ноус — смесь бильярда и игры в Чапаева на шахматной доске. Мы провели замечательный вечер! Дурачились. А как иначе? Без этого счастья не бывает. Я в кольчуге, стоя на коленях, подарил Алле алую розу. И знаете, у них так хорошо! Так спокойно! Максим и Алла живут в любви!

— Вы верите в их любовь?

— Да. Я же — режиссер. Когда я вижу, как Алла смотрит на Максима, то все понимаю. Она как-то сказала: «Обо мне, наконец, кто-то заботится».

— А почему Максим с Аллой? Не мог найти ровесницу?

— Втрескался — да и всё. Разве можно это понять? Думаю, Алла нравилась ему давно. Многие мужчины мечтают познакомиться с Пугачевой. Мне Алла говорила, что ей очень интересно разговаривать с Максимом. Он — очень начитанный человек. Хорошо говорит по-французски, по-английски, Понимает по-немецки, по-итальянски и чуть-чуть по-испански. Я-то это знаю! Он мне Фауста на немецком цитировал! И, конечно, Алле Борисовне такой мужчина очень интересен.

— А говорят, будто один раз вы застукали Максима Галкина и Сергея Дроботенко в сауне за занятием, которое вас так шокировало, что вы пулей выскочили оттуда!

— Неправда. Даже не знаю, откуда это взялось. Но меня часто спрашивают: «Галкин и Дроботенко — геи?» Никогда ничего подобного не замечал. Наоборот, я не раз на гастролях был свидетелем свиданий Дроботенко и Галкина с девушками. А потом привозил в Москву письма от них.

— Как вы познакомились с Борисом Николаевичем Ельциным?

— Мне папа в детстве сказал: «Иди в теннис играть, в жизни пригодится». Пригодилось, папа и не представлял как! Борис Николаевич был тогда председателем Верховного совета РСФСР и пришел на мой концерт. У него, кстати, было замечательное чувство юмора. Он смеялся так, что зрители с задних рядов пересели поближе, чтобы на это посмотреть. А потом Ельцин пришел ко мне за кулисы и предложил: «А давайте завтра сыграем в теннис!» Мы сыграли и играли потом несколько лет.

— И даже стали жить в одном доме с Президентом! Не хило!

— У меня была жуткая квартира. Надо мной жили алкоголики, которые все время шумели. Я не выдержал и однажды попросил в бане Ельцина: «Как бы с кем-нибудь поговорить, чтобы купить нормальную квартиру?» А он и говорит: «Давайте Задорнова возьмем к себе в дом? Он — наш человек!» И я до сих пор благодарен Борису Николаевичу за это. Площадь новой квартиры была всего на 40 квадратных метров больше. Но я перестал нервничать. И стал лучше писать. Мою старую квартиру забрали и отдали какому-то офицеру. Он очень благодарил, что я ему два телефона оставил.

— И много пить в бане с Президентом приходилось?

— Не буду лукавить. Выпивать приходилось. Но я не видел, чтобы кто-нибудь в этой компании напивался до состояния вытрезвителя! У нас были разные разговоры. Например, один раз Борис Николаевич сказал, что нашел очень хороших экономистов. Он верил, что Гайдар поднимет экономику страны. В другой раз Президент жаловался, что латыши и эстонцы его обманули. Они обещали, что все будет в порядке с русскоязычным населением, если Россия признает независимость их стран.

— А правда, что Президент вас однажды из Риги вызвал, чтобы поиграть в теннис? И прислал за вами в аэропорт свою машину с флажком?

— Правда. И честь отдавали все, кто стоял по дороге в форме. Ой, это для меня такой кайф был! Я счастливый был, ну, как мальчишка! Честное слово! И даже позвонил из машины в Ригу. Тогда же мобильников не было.

— А вы не думали, что это — царская прихоть — послать машину за Задорновым за госсчет?

— Как я могу его винить? Я же приехал на этой машине! Я не имею права. Я сам не без греха.

— Телохранитель Ельцина Александр Коржаков обозвал вас в своей книге шутом при дворе. Что вот, мол, когда квартирка вам была нужна, вы Ельцина веселили. А потом, когда ее получили, стали над Президентом в своих выступлениях издеваться...

— Я думаю, что Александр Васильевич, написав эту книгу, вообще был не прав. Это было сведение счетов с Ельциным. А мужики так не должны поступать. Что касается меня... Я действительно шутил, когда мы играли в теннис, и точка зрения, как у Коржакова, может существовать. Где-то в 93-м году наши отношения с Ельциным прервались. Получилось это стихийно. Может быть, случайно. Но это назревало. Я начал понимать, что в стране творится что-то ужасное. И вот однажды мне поступило предложение быть... тамадой в Кремле. Я искренне ответил, что не умею. И тогда, по-моему, все тот же Коржаков мне сказал: «Почему ты отказываешься? Мы же в одной связке!» А я ему и говорю: «Ну как мы в одной связке? Вы — политики, а я — нет.» И это было оскорбление. Ельцин действительно верил в друзей, в братанов, очень ценил верность. Если бы Ельцин относился к народу так, как к своим друзьям, было бы, честно говоря, лучше. Но у Президента было очень интересное качество. Об этом никто не писал. Во-первых, он никого никогда не называл на ты. Потому что на ты обращался ко всем Горбачев, а Борис Николаевич не хотел быть на него похожим. И еще Ельцин никогда не сквернословил. Он мог сказать: «Женщина, которую в литературе обычно обозначают на букву б...» Вот такая интересная вещь!

— А как вы умудрились однажды поздравить по телевизору народ с Новым годом вместо Президента?

— Это случайность. В ночь с 91-го на 92-й год мне сказали: «Горбачев уже не хочет поздравлять. А Ельцин работает с документами». Ага, самое время работать с документами — Новый год! «Но без поздравления народу никак нельзя! Народ — это святое! Ты ведешь «новогодний огонек» — вот ты и поздравляй!» Нормально?

— И вы поздравили! И что было после?

— Я напился! Я летел в Ригу в ту ночь!

— Напились от счастья?

— От осознания того, что в моей жизни произошло что-то очень необычное! Я купил ящик шампанского и напоил им весь самолет! Мы с пацанами бегали с правого борта на левый и орали!

— Как у вас со здоровьем?

— У меня нет ни одного здорового органа! И я этим хвастаюсь, потому что давно не обращался к врачам! Я забочусь о своих органах, потому что они — мои друзья. Чуть что неправильно сделаю — как во мне сигналит подагра. Или позвоночная грыжа. Но при этом я все равно стараюсь делать какие-то упражнения из йоги и не забываю гантельки. Всего по чуть-чуть.

— Я слышал, у вас в доме под Ригой есть пирамида. И вы любите в ней посидеть.

— Она из осиновой дранки, метров семь в высоту. Не промокает, хорошо продувается. В ней всегда прохладно. Я там часто остаюсь наедине с самим собой. Ко мне даже гости приходят и просят: «Можно посидеть у тебя в пирамидке?» Ради бога! Пришел нервный гость, а ушел тихий и расслабленный. Я думаю есть какие-то волновые процессы, основанные на явлении резонанса, которые меняют энергию внутри помещений. Вот и в пирамиде происходит какое-то энергетическое успокоение.

— Вы это сейчас серьезно говорите?

— Да. Потому что я в физике был когда-то образован и ошметки знаний у меня остались.

— Вы боитесь смерти?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ее не бывает. Человек стал смертен, когда поверил в это. Есть энергия в нас, которая никуда, никогда не исчезнет. Она обязательно во что-то другое превратится. Это опять же все та же волновая механика. Я верю в Бога, и я хотел бы после смерти повиться на этой Земле еще раз. Уж больно здесь хорошо!

— Правда, что вы колдун?

— Ха-ха! Желтая пресса!

— Ну а как еще сказать? Целитель?

— Целители себя опозорили. Маг — всегда черный. Колдун — слово нехорошее. Волшебник — сказочное. Чародей? Я бы хотел им стать. Думаю, я — природовед. Знаю законы природы и мне иногда удается их применить.

— Как? Например?

— Например, все мне говорили, что делать библиотеку в Риге бесполезно. Но я сделал. И каждый день ее посещают до 70 человек. Или я заманивал зрителей на спектакли в рижский театр «Асса». Или вот когда я в Гатчине ставил памятник няне Пушкина — Арине Родионовне — пришлось тоже почародействовать. И всё получилось,срослось!

— Это примеры спорные.

— Однажды с Ельциным и Максимом Дунаевским мы сидели на теннисном турнире. И наш Александр Волков проигрывал швейцарцу 6:1. Я и говорю Дунаевскому: «Хочешь сделаю так, что Волков начнет выигрывать?» Сосредотачиваюсь — и не верю своим глазам! Второй сет Волков побеждает 6:1! Ельцин краем уха слышал всё и говорит: «Давай еще! Наш должен победить!» И вот третий сет. Я думаю, ну, сейчас дожмем. И вдруг получаю такой энергетический удар в лоб, как кулаком, что у меня помутилось сознание. Есть вещи, в которые вмешиваться нельзя. А я не спросил разрешения на то, что делал. Волков должен был в тот день проиграть. Во имя чего, не знаю. И он слил всю игру.

— А еще вы были в передаче у Александра Гордона. И вас там просто размазали за взгляды на историю. Так, говорят, вы потом на критиков порчу наслали!

— Действительно, с двумя учеными, которые меня ругали и оскорбляли, произошла беда. У третьего тоже все нарушилось. Но я не виноват. Сам узнал об этом недавно. Просто тема, которую они стали поганить, святая. И поганить ее нельзя. Мне мать одного парня потом написала: «Благодаря вам, мой сын ушел из скинхедов и стал учебники по истории читать». И пришло много подобных писем. Так что я благодарен Гордону за очень хороший скандал во имя привлечения интереса к истории славян.

— Какое самое большое чудо было в вашей жизни?

— Меня в четыре годика обошла шаровая молния! На даче была гроза. И вдруг звенит телефон и гремит гром. И в комнату влетает огненный шар. Всё сразу! Мне хотелось до него дотронуться, но рука онемела. Сестра на меня смотрит в ужасе, мама застыла. И вдруг он раз — и вылетел. Громоотвод был сожжен напрочь. Потом мама рассказывала, что недалеко нашли корову, убитую шаровой молнией. Некоторые люди говорили мне, что это всё серьезно и обязывает. Но только не к многоженству.