Ветви сосен Акутагавы Рюноске

Радиопьеса

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Он

Она

Муж

Телефонный звонок. Снимают трубку.

О н. Это телефон спасения?

О н а. Да, спасения и доверия. Вы нам доверяете и мы вам…

О н. Только не говорите, что у меня очень приятный голос! И что он внушает это самое… доверие – черт бы его побрал!.. Простите, я не хотел чертыхаться.

О н а. Не волнуйтесь. Я готова вас выслушать.

О н. Сперва послушайте эти звуки.

О н а. Похоже на воду.

О н. Милое журчание... Я разговариваю с вами из ванны. Вы не спрашиваете – почему?

О н а. Спрашиваю.

О н. Попробовали бы не спросить! Вы же обязаныподстраиваться под меня, правда?

О н а. Просто мы хотим вам помочь. Искренне хотим.

О н. Наивно… Но приятно слышать. Хотя все это чепуха… Однако первый шаг сделан, и мне повезло: ответил женский голос. Если бы ответил мужской, я положил бы трубку и вспорол бы вены на ногах. Там они крупнее и как-то отдаленнее… Я уже давно лежу в ванне. Пространства у меня тут мало, и тускло все как-то… Но самое дикое, что в моей ванной невозможно уединиться. Рядом проходят какие-то вентиляционные трубы, и я слышу, что происходит во всем доме. Самое опасное существо – соседка снизу. Она аккомпаниатор. Сейчас уже ночь, и она заткнулась. Но вечером исторгала из своего инструмента немыслимые пассажи, а баритон пытался разнести бетонные конструкции. У меня даже волны пошли…

О н а. Мало приятного. Но к этому можно относиться с юмором.

О н. Можно… раз, другой… Но если бы только это! Простите за подробность, но неподалеку находится один страшный агрегат – унитаз. Когда соседка сверху спускает воду, создается впечатление, что на тебя обрушивается водопад. Я начинаю автоматически хвататься руками за стенки. А вдруг снесет? (Она смеется.) Вот видите, я вас уже рассмешил. Настроение поднялось?

О н а. Это мне хотелось бы вас рассмешить.

О н. Смешнее, сидя в ванной, не придумаешь! Полагаете, кокетничаю?

О н а. Нет, я вам верю.

О н. Честно или по долгу службы?

О н а. Честно. Но, может быть, вы поторопились с решением?

О н. Как-то раз утром – как я ненавижу утро! – я проснулся и почувствовал, что женщина, которая лежит рядом со мной, мне безразлична. Что друг, с которым я встречусь вечером, мне неинтересен. Что я сам ни на что, кроме резонерства, не способен. Отражаться надоело, а отражать не научился.

О н а. Но есть же и другие формы контакта с людьми.

О н. Нет, нет и еще сто раз нет! Как можно любить эти тупые, довольные или ожесточенные рожи?!.. Мороз по коже… Кстати, надо горячей воды подлить, а то что-то зябко становится…

О н а. Вот, вы уже задумались о комфорте…

Слышится звук льющейся воды.

О н. Почему бы нет? На тот свет надо отправляться с удобствами, чтобы все было достойно. Я даже надел очень симпатичненькие, веселенькие плавочки... Представляете, если бы меня обнаружили голяком… Отвратительное зрелище... Отчего вы замолчали?

О н а. Слушаю вас.

О н. А спасать кто будет?

О н а. Но вы же понимаете, что смерть – не выход.

О н. Как раз она-то и есть единственный выход. Остальное – лишь дергание и прозябание… Мельтешение… Вон муравьи тут у меня ползают от двери к умывальнику. Рассчитали кратчайший путь и шуруют туда-сюда. Все попроторенной дорожке. Ни шагу в сторону. Счастливые существа.

О н а. Вы же не считаете это счастьем – трусить по протоптанной дорожке. Вы пытаетесь шагнуть в сторону, нащупать свой путь...

О н (задумчиво). А своего пути не видать… Вот и муравьишка сунулся на пару сантиметров в сторону. А там - безбрежный кафель. Не за что зацепиться. Приходится возвращаться в общий строй.

О н а. Разве в вашей жизни не было приятных моментов, взлетов, наконец?

О н. Конечно, были. Но все это в прошлом, а всякое возвращение бессмысленно. Посудите сами: блудный сын – конченый человек. На картине его лица даже не разглядеть. Его приход – это событие для отца. А в сущности, они оба уже трупы.

О н а. Вы вертитесь в замкнутом круге. Найдите зацепку, чтобы из него вырваться. Ведь нас окружает красота. Представьте себе: раннее утро, стелющийся туман, капли росы на ветвях сосен, солнце восходит...

О н. Значит, говорите: раннее утро по колено в росе. Сю-сю-сю, и потекли слюнки.

О н а. Зачем же так?

О н. Я стал представлять, как выглядываю утром из окна и лицезрею в сиянии рассветных лучей комплект дымящих труб на горизонте и торчащую перед самым носом пожарную каланчу. А потом серая лестничная клетка, серые лица спешащих на работу соседей. Не-ет! Лучше... Все-таки я порядочный трус. Даже слово "смерть" побоялся произнести!

О н а. Смерть не может быть лучше. Ее бессмысленно с чем-либо сравнивать. Смерть – это даже не пустота. Это ничто… Есть очень верное, хотя и простое, замечание Диогена Лаэртия…

О н. Из бочки?

О н а. Нет, то был Диоген Синопский. А Лаэртий сказал: "Когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, нас уже нет".

О н. Вы лихо подкованы. Ремесло обязывает? Не так ли, подручная Харона?

О н а. Вы назвали меня подручной Харона…

О н. Обиделись? Мол, ничегошеньки подобного: я, дескать, шатаюсь у врат подземного царства и отбиваю у Харона клиентов. За что старик мне лишь благодарен. Меньше приходится пилять на лодке в оба конца… Нетушки, милая. Вы сами сунули голову в петлю! Вместе с моей головой. И мой уход на тот свет оставит зарубку у вас на сердце!

О н а. Вы правы…

О н. Хотя... Я совсем запамятовал, что вы пребываете на казенной службе.

О н а. Дело не в службе. Просто я уверена, что преступно самовольно прерывать жизнь, данную, если хотите, свыше. Я сейчас читаю одну книгу. Акутагаву. Там есть рассказ…

О н. А у вас на любой случай имеется литературное подспорье?

О н а. Я случайно вспомнила!..

О н. Ну хорошо. Валяйте вашего Акутагаву.

О н а. Это рассказ о гонениях на первых христиан, которые исповедуют незатейливую веру в рай, зовущийся "парайсо", в Дзсусу, в бессмертную душу. Героиня – молодая сирота, чьи родители рано умерли и не могли принять нового учения. Зовут ее Мария-О-Гин.

О н. А книжка у вас под рукой? Не желаете для пущей убедительности снова ввернуть цитатку?

О н а. Нет, книжка у меня дома...

О н. Простите, если обидел. Продолжайте, пожалуйста… Обещаю не встревать.

О н а. И эта девушка живет у своих приемных родителей – уже христиан – и впитывает новую веру. Потом их всех хватают и после пыток решают сжечь на костре. Привязывают к столбам, напоследок дают возможность одуматься и отречься от своего учения. Все трое отрекаются, и первая – Мария. Каждый по-своему объясняет этот шаг. Мария говорит, что ее настоящие родители попали в ад, и она обязана к ним присоединиться, а не наслаждаться всеми благами рая. К этому решению она приходит, взглянув на ветви сосен…

О н. Этот рецепт вы мне уже предлагали.

О н а. У вас совсем нет друзей?

О н. Да наверно, есть. Я могу им позвонить. Они меня выслушают, посочувствуют. Они могут сочувствовать, но не способны почувствовать. Да ведь и я такой же! Я не умею разделять боль другого. Мой организм на это не настроен… Слушайте, а что мы все обо мне да обо мне? Я же не с компьютером разговариваю! Сколько вам лет?

О н а. Тридцать два.

О н. Гм… Вы моложе меня на четыре года. Как вы выглядите? Как вас зовут?

О н а. Видите ли... Сейчас вы затрагиваете этическую сторону нашей службы. Есть несколько основных правил. В их числе – анонимность с обеих сторон. Я не вправе менять установленные каноны.

О н. Но свой возраст все же сообщили.

О н а. Машинально вырвалось.

О н. Да уж. Служба спасения. У вас есть коллеги. Можно даже представить обмен информацией об успехах.

О н а. Это исключено.

О н. "Я нонче спасла одного замухрышку! – А я – молодую девчушку!" А плана у вас часом нет? За ночь троих утешить и одного спасти.

О н а. Такого у нас быть не может.

О н. А что если мы наплюем на все законы, порядки, этику и встретимся?.. Сегодня вечером, например...

О н а. Мне очень хочется сказать "да", но поймите меня…

О н. Вы страшитесь увидеть какого-то замызганного иперекошенного балбеса?

О н а. Не в этом дело. Кстати, вы ведь тоже не знаете,как я выгляжу. А вдруг вас ждет разочарование?

О н. Вы произнесли слово "вдруг". 3начит, на самом деле все в порядке.

О н а. Вот видите – вам уже требуется красивая женщина. Это добрый симптом.

О н. Черт... Верно... Дернулся сделать еще один заход. Примитивно пытаюсь ухватиться за палочку-выручалочку. Да-да. Вы же палочка-выручалочка! Но при этом вы еще человек, женщина. А такое совмещение невозможно. Потому-то вы и мучаетесь.

О н а. Мучаюсь?..

О н. И будете мучаться! Вы сами избрали себе ярмо!

О н а. Что поделаешь.

О н. Который сейчас час?

О н а. Скоро начнет светать.

О н. Дожил до рассвета… Погодите, а сейчас что – зима или лето?

О н а. Лето.

О н. Ах да, муравьи у меня показываются только летом… Пора завязывать.

О н а. Но мне...

О н. Не беспокойтесь. Вы сделали свое дело. Сегодня я не отправлюсь на тот свет. Ваша совесть будет чиста.

О н а. Если вам снова станет гадко, звоните нам.

О н. Обязательно позвоню.

О н а. Боже, какие глупости я говорю!

О н. Хорошо-хорошо. Буду жив и здоров. Чего и вам желаю. Я кладу трубку. Не бросаю, заметьте, а кладу. Вы будьте покойны, а я буду умницей… Спасибо. И Акутагаву обязательно прочитаю.

О н а. Я ужасно хотела… Я ужасно хочу вам помочь!

О н. Все. Давайте одновременно вешать трубки. На счет три. Идет?

О н а. Хорошо. Но…

О н. Верно, всего хорошо в меру. Я считаю: раз, два… Не беспокойтесь. Три!

Раздаются короткие гудки. К ним постепенно подмешиваются утренние звуки. Дворник метет метлой улицу. Проезжает трамвай. Тихо звучит музыка. Наконец слышится звук ключа, поворачивающегося в замке.

О н а (удивленно). Ты уже встал?

М у ж. Поспишь тут. Ты считаешь нормальным, что жена пару раз в неделю по ночам пропадает?

О н а. Я не пропадаю – ты отлично знаешь, где я нахожусь.

М у ж. В том-то и дело, что не знаю! Где гарантия, что ты все это время сидишь у своего телефона спасения?

О н а. Ты что, ревнуешь? Очаровательно! Дождалась наконец.

М у ж. Представь себе – ревную.

О н а. Насчет супружеской верности можешь не беспокоиться.

М у ж. Но все-таки растолкуй мне: на кой ляд тебе этот чертов телефон?

О н а. Все до предела примитивно. Хочется быть кому-то нужной.

М у ж. Ты нужна мне…

О н а. Хочется почувствовать, что делаешь доброе дело... спасаешь...

М у ж. И ты спасаешь?

О н а. Не знаю. Хочется верить.

М у ж. Очень хочется. Но что происходит на самом деле, неведомо никому. А представляешь, если бы ты узнала, что после беседы с тобой такая-то удавилась или такой-то вскрыл себе вены?

О н а. Это чудовищно.

М у ж. Послушайся доброго совета. Брось ты это дело. Со мной-то ладно, но ты же себя доведешь.

О н а. Если я хоть одному помогу, вытяну его...

М у ж. Наивно. Жизнь-то его изменить ты не можешь. Кстати… когда я шатался ночью по квартире, на глаза попался том Акутагавы. Это ты читаешь?

О н а. Я читаю.

М у ж. Я принялся листать и наткнулся на очень забавный рассказ. То есть, забавным его трудно обозвать… "Муки ада" называется.

О н а. Я еще не читала.

М у ж. Там о старике-художнике, мерзком, занудном, отвратительном старикашке, который воспитывает единственную дочь и которому его господин – князь – поручает написать картину с изображением ада. А старик может рисовать только то, что видел собственными глазами. Но он берется за работу. Адское пламя он видел во время пожара, мучеников наблюдал, мордуя своих учеников, дикие рожи являлись ему в бреду. А по замыслу в центре картины должна быть изображена горящая карета с погибающей в ней молодой дамой. Такого он никогда не видывал. И вот он просит князя организовать натуру. Князь решает проучить старого идиота и сажает в карету его единственную любимую дочь. Карету поджигают. Художник узнает свою дочь, но не подает виду, усиленно творит. Все в шоке. Карета догорает вместе с дочерью, а старик дописывает полотно... Вот такая история… Правда, закончив шедевр, старик удавился. Лихо, а? Человеческая жизнь – пустяк по сравнению с величием искусства. Лишь искусство вечно.

О н а. Но оно существует для людей...

М у ж. Верно. Но что важнее: смерть одного раба или вечная жизнь пирамид?

О н а. Не одного, а тысяч.

М у ж. Пусть тысяч! Они все равно бы подохли, а пирамиды будут стоять до скончания веку.

О н а. Пирамиды пирамидами, а мне дороже погубленный раб… Пойду приму душ.

М у ж. Иди… душься.

О н а. А муравьи у нас в ванной не ползают?

М у ж. Муравьи? Нет, не замечал.

О н а. Это я так. Просто устала.

М у ж. А твой Акутагава был крутым парнем… (Напевает что-то себе под нос.) Человеческая жизнь – ничто… по сравнению с шедевром. (Слышится звук льющейся воды. Стук в дверь.) Ты уже влезла под душ?

О н а. Да.

М у ж. А ты прочла в предисловии, что произошло с самим Акутагавой? Он покончил с собой в возрасте тридцати шести лет. Наглотался веронала…

Звук льющейся воды резко прерывается. Слышится лишь падение капель. Звук капель переходит в музыку.

Созополь, 19 сентября 2006 г.