Бедный Никас

Кроме семьи вырожденцев, отметившейся в истории ХХ века, названный в ее честь город Ульяновск подарил миру живописца Никаса Сафронова. Устроив его вернисаж в киевском «Интерконтинентале», организаторы пообещали: это – только начало серии выставок «элитного художника» по всей Украине.

Картины на мольбертах в день открытия расставили в ресторане отеля, спустя несколько дней тем же образом экспонировали в казино. Подход оптимальный: помещенные на стену, эти художества слишком напоминают элемент кухни сытого советского образца, а «Интерконтиненталь» все-таки не вагонкой обит. Открытие походило на продуманный хеппенинг: если бы кто-то захотел организовать представление на тему карикатуры Херлуфа Бидструпа «На приеме», лучше не получилось бы. Только лица участников были куда проще, чем на шедевре датского рисовальщика: вернисаж собрал не столько сильных мира сего, сколько персон, обслуживающих их досуг: моделей, парикмахеров, конферансье, шансонеток, артистов оригинального жанра.

Ведущая мероприятия Марыся Горобец сообщила, что к Никасу Сафронову можно обращаться по-разному: «доктор, профессор, князь, граф», а сам он поддержал атмосферу побасенками. О том, например, как в 80-х, направляясь на встречу с важными персонами, организованную для него первой женой-француженкой, заметил на улице странного человека. Им оказался Сальвадор Дали, и Сафронов, конечно же, захотел вернуться, чтобы пожать руку собрату. Жена воспротивилась – собрала, мол, ради тебя стольких влиятельных в искусстве людей, они ждут, «а этот проходимец торчит здесь каждый день». «Так я прошел мимо истории», – вздохнул ульяновский самородок.

Зато слайд-шоу на гигантском экране убедительно демонстрировало его сатисфакцию: Никаса с Делоном и Горбачевым, Клаудиой Кардинале и Фанни Ардан, Мадонной и стайкой российских кинодеятелей. Создать такую коллекцию фотографий себя со знаменитостями, любыми и без разбору, – отдельный тяжелый труд. А еще ведь надо не упускать возможностей попасть в телевизор – то в «Битву экстрасенсов», то в шоу «Рублевка Live». Демонстрировать же всю фотодокументацию не в альбоме бабушки, а повсеместно – чем не искусство? Может, еще и концептуальное. Впрочем, Сафронов такое не уважает. Ему близок сюрреализм. На персональном сайте художника целый раздел посвящен этому направлению. Наравне с «эротикой», каким-то «fly & dream», «пейзажем». Относительно последнего Никас подчеркивает: «И мои пейзажи не просто пейзажи, а с символизирующей мистикой…»

Но больше всего Сафронов прославился портретами Путина – в костюме французского короля Франциска Великого, наряде времен Петра I или же просто на фоне Москвы. Энтузиазм не остался незамеченным музой: в 2001-м портретист получил от президента России благодарность и золотые часы «За большой вклад в становление российской экономики, творческий подход и самоотдачу при исполнении заданий правительства Российской Федерации, за успехи во благо Отечества». Небольшие полотна, зато – большое признание. А вот созданную киргизскими мастерами почти иконописную фреску в три человеческих роста, увековечившую Владимира Путина с нагайкой в центре «Рух Ордо Ташкул-Ата» на берегу Иссык-Куля, ни к какой российской награде не представили.

Присобачить голову современника к перерисованному историческому портрету – фирменный прием Никаса. Кому ж не приятно себя принцем, рыцарем или кавалерственной дамой представить? А еще можно шар вместо головы на уменьшенной в пять раз аляповатой копии «Портрета Наполеона на императорском троне» Энгра намалевать – тоже «символизирующая мистика». Или усы «Моне Лизе» Леонардо приделать. Дали ведь после Марселя Дюшана сделал такое – что мешает Сафронову?

Можно предположить, что идею переиначивать работы старых мастеров Сафронов вообще скоммуниздил у Сальвадора Дали, прорвавшегося в советский масскульт репродукциями горбачевского «Огонька». Но прямолинейность сафроновских комбинаций больше напоминает цикл Кукрыниксов «От Ренессанса до абстракционизма», популярный в среде советской интеллигенции. Только Кукрыниксы делали карикатуры осознанно. Да и мастерски. Стиль и мастерство портретов кисти Сафронова сопоставимы с работами уличных виртуозов, предлагающих прохожим «нарисоваться» за 15 минут. У них, кстати, всегда и пара-тройка сюрреализмов под рукой имеется – на любителя.

«Художники, всмотритесь в себя, в самые глубокие, неизведанные и потрясающие ночи вашего подсознания, которым вы всегда пренебрегали, держа его на запоре и под строгим контролем, извлеките оттуда все образы, всех действующих лиц, окончательно освобожденных от гнета моральных, эстетических, социальных, политических традиций, и пусть они сочетаются самыми непредсказуемыми способами, вопреки ожиданиям и законам этого мира: сделайте так, и вам откроется «чудесное», – взывал основоположник сюрреализма Андре Бретон. То, что Сафронов маркирует собственным сюрреализмом, похоже на детскую неожиданность. «Царь-пушка в новогоднюю ночь» или «Рождение, освященное водой и огнем» впечатляют инфантильной беспомощностью замысла и исполнения.

«Ребенок-живописец прекрасно понимает, что его картины – дрянь. Но вот он становится в позицию ребенка-критика и тоже не менее ясно осознает, что «другой» в нем же самом вполне трезво оценивает качество собственных творений. Однако именно в тот момент ребенку, критику-художнику, каждая «половина» которого знает, что другой «половине» ясно, сколь плоха картина, и не остается ничего иного, как заявить: картина прекрасна». Злая ирония Дали над собственным детским творчеством вскрывает сущность инфантильного искусства вообще. Вот только то, что воспринимается в ребенке как непосредственность, во взрослом выдает нахала и примитива.

Одним из столпов сюрреализма явился фрейдизм. Прорывается он и в творчестве Никаса: образ невероятного испанца не оставляет его в покое. Двойной портрет – Дали на фоне Сафронова – одна из попыток с этим комплексом справиться. Но и гротескные эпические миры, и сам образ своевольного Сальвадора, похоже, пугают бедного Никаса. От могучего иронического бреда Дали Сафронов спасается за детской сюсюкающей тавтологией своих живописных пиндюрок.

Впрочем, и Дали писал картины размером с пиндюрки. Толпу, стремглав пробегающую в Бельгийском королевском музее изящных искусств мимо полотен Бэкона, Магрита и Де Кирико, чтобы поскорее увидеть «Искушение святого Антония» Дали, мизерные размеры этой работы ошарашивают. Американцы иногда просто плачут – они ведь верят, что хорошее – непременно большое.

Сеньор Дали никогда никого не любил. Его отношение к Гале было культом, манией, но не любовью. Всех прочих он презирал. Результат: болезнь Паркинсона, постельный режим, ночные страхи, нечленораздельные животные звуки, безумие. Сафронов такого не хочет. И много раз заверяет зрителей каждого своего вернисажа: «Я вас люблю!»

Суета и трескотня Сафронова в публичном пространстве выдают неуверенность на грани паники. А в своем плоском искусстве он предлагает «манную кашу для взрослых» (кулинарное изобретение Никаса: рюмка коньяку на тарелку размазни и перемешать). Эстетический шлак поколения, контуженного «Рабыней Изаурой». Это – панический реализм. Нету здесь никакого сюра.

«Если авангард имитирует художественный процесс, то китч имитирует его эффекты», – отмечает критик Тамара Гундорова. Не зря архикитчмены всея Руси Илья Глазу нов и Никита Михалков тепло отзываются о Сафронове. Только то, что он делает, не китч даже. Это – продукт жизнедеятельности «грядущего хама», удручавшего Дмитрия Мережковского. Ряженого в тоги столь лелеемого им сто лет назад символизма – только дешевые, бутафорские.

Текст Константина Дорошенко («Клиника Дорошенко Грищенко», специально для «ПЛ»)

Материалы предоставлены в рамках контентного сотрудничества сайта «Обозреватель» и журнала «Публичные люди».