Нереальный гламур

В прошлом месяце Тина Канделаки совместно с журналистом Андреем Колесниковым запустила программу «Нереальная политика» (пока в интернете), в которой гламурные персонажи и звезды разной величины пытаются рассуждать о серьезной политике. Закономерное желание выяснить именно у г-жи Канделаки как сочетаются глянец и реальность и может ли умное сейчас быть популярным

20.40

— Просто нужно быть добрым и смелым. Смелым и добрым, и больше ничего, — говорит седоватый мужчина лет сорока в брюках камуфляжной расцветки. — А если что-то не получается, просто отойди от цели, забудь о ней на время, и она сама найдет тебя. Главное — быть добрым и смелым.

Я сижу на диване рядом с ним лицом к мониторам — на них операторы съемочной группы просматривают кадры уже отснятых передач.

Пью кофе и жду Тину Канделаки. Интервью было назначено на восемь.

— Уже восемь сорок, — мужчина поворачивается ко мне. — Съемка начнется в девять… Значит, домой мы попадем только к часу.

Ругаю про себя знаменитостей, которым наплевать на то, что их ждут журналисты. Но… «нужно быть добрым».

На тридцатом этаже гостиницы «Красные холмы» готовятся к съемкам передачи «Нереальная политика». Ведущие, Тина Канделаки и Андрей Колесников, опаздывают. С гостьей «первой серии», Ириной Салтыковой, они обсуждали ситуацию с компанией «Мечел» и открытие факультета политологии в МГУ.

20.50

— Если вы боитесь высоты, не подходите к окнам, — говорит кто-то кому-то. Но… «нужно быть смелым».

Ощущения полета с тридцатого этажа нет — Москва просто медленно темнеет и зажигается огнями.

21.10

— Тина уже бежит! — сообщает мне пресс-секретарь ведущей.

Снова присаживаюсь на диван рядом с курткой-косухой и мотоциклетным шлемом Гарика Сукачева.

21.15

Тина оказывается ниже и моложе. На ней красное платье, на голове пилотка. «Надеюсь, она не собирается в этой пилотке обсуждать по ТВ Грузию», — думаю я.

— Мне так неудобно, что вы ждали, — быстро говорит она. — Ненавижу, когда меня ждут!

— Ненавижу ждать, — отвечаю я.

— Что я могу для вас сделать? Хотите, отведу в SPA-салон? Маникюр? Педикюр?

— Боюсь СПИДом заразиться…

Тине нужно переодеться. Мы спускаемся в ее номер. В лифте она настойчиво предлагает всем шоколад. Никто не хочет.

21.25

На переодевание уходит минуты три. Тина появляется из спальни в светло-кремовом платье — нет, она не собирается в пилотке обсуждать Грузию.

— Сейчас буду критиковать первый выпуск вашей передачи, — предупреждаю я. — Вы не против?

— Конечно нет! — Тина придвигается ближе к столу. — Это даже нужно! Критикуйте!

— Было очевидно, что ведущие гораздо лучше владеют темой, чем гость…

— Это техническая часть — перед началом передачи нам должны дать бумажку, — быстро отвечает она. — Про Андрея я вообще не говорю — он один из самых информирую… иноформи-ро-ван… Сейчас, дожую шоколад. Вы же не против, что я жую? С пяти утра на ногах… Один из самых информированных людей в стране, — продолжает она, доев шоколад. — Он сегодня давал интервью, а я слушала. Естественно, он начинает утро с новостных сайтов. Это понятно… А я скорее интересующаяся. Тут даже сравнивать смешно. Но надо владеть информацией. А вообще мне интересно — я очень много времени провожу в дорогах и часто бываю одна, как это ни странно… У меня всегда с собой компьютер, и, конечно же, интересней всего следить за политической информацией. Потому что любая другая становится в какой-то момент предсказуемой и проецируемой. А политическая… Здесь интересно строить догадки, выдвигать гипотезы и следить за тем, как ситуация будет развиваться. Мир стал таким, и если ты не владеешь информацией, ты от него оторван. И да — мы, конечно же, в теме…

Задача Тины Канделаки в «Нереальной политике» — переводить сложные экономические и политические реалии на простой бытовой язык

Сегодня пригласили Гарика Сукачева поговорить о Грузии, а Тимати — об «ЭйрЮнион»… Благодаря программе «Детали» я довольно неплохо знаю звезд отечественного entertainment’а и могу вам сказать, что мы представляем их себе более примитивными, чем они есть на самом деле. Мы думаем, что те, кто выходит с микрофоном на сцену, интересуются только размером своего гонорара. Это не сов­сем так. Иногда люди смотрят дальше своего кармана! — последние слова она произносит с чувством, и я понимаю, что она имеет в виду и себя тоже.

— Мне показалось, что Ирина Салтыкова была совсем не готова.

— Не надо делать выводы по ней одной. Охотней всего звезды бегут на «Первый канал». В худшем случае все хотят быть вторыми, а в лучшем — прийти на передачу, когда она идет уже год. И я не готова сейчас сказать: «Вот мы пригласили Ирину Салтыкову, а она не то говорила».

— Когда-то я читала одно интервью с ней, и меня поразила ее житейская мудрость… — начинаю я.

— Да! Конечно же! — радуется Тина.

— Но я надеюсь, вы ее первой пригласили не из-за этого ее образа блондинки? — продолжаю я, и Тина перестает улыбаться.

— Ну почему?! Понимаете, это не так! — протестует она. — Мы же можем быть одиозными! Хорошо, давайте построим вопрос по-другому. Не мне об этом говорить, но огромное количество людей, которые высказываются на политические темы изо дня в день, часто вызывают большее сожаление, нежели Ира Салтыкова. Согласитесь… И уж лучше посмотреть на Иру Салтыкову, чем на того, кто в тридцать восьмой раз по разным каналам говорит одно и то же… Я вообще к людям и к селебрити в частности отношусь хорошо. Хотя это, наверное, не модно. Потому что, если у тебя есть свое мнение, ты должен быть в оппозиции к людям успешным или богатым. Я, знаете, десять раз подумаю, прежде чем сказать, что чье-то мнение глупее моего. Потому что кто ставит эти рамки?! Кто расставляет акценты?! Кто сказал умную вещь, а кто глупую, показывает время.

— О рамках и акцентах… После недавнего конфликта двух девушек очень много говорят о «псевдоинтеллектуалах» (имеется в виду скандальное интервью Ксении Собчак Кате Гордон. — «РР»). Что это за рамки, в которые можно втиснуть это понятие?

Гарик Сукачев прождал несколько часов до начала съемок. В перерывах Тина Канделаки развлекала его светской беседой

— Опять получится, что мне легче всех… — Тина морщит лоб и какое-то время молчит. — Давайте в пинг-понг поиграем! — после недолгой паузы предлагает она, произнося слово «пинг-понг» с незначительным грузинским акцентом, и уже хмурюсь я, потому что меня совсем не радует такое предложение.

— Дибров — интеллектуал? — вдруг спрашивает она.

— Ммм… Мне сложно судить… — напрягаюсь я, потому что на память приходит недавно просмотренный в интернете ролик: Дибров и его молодая супруга на каком-то банкете очень комично, но искренне поздравляют мисс России с днем рождения. — Хотя, пожалуй, да. Да, интеллектуал.

— Он мне однажды сказал: «Интеллектуалы — это не те, кто читает, а те, кто перечитывает». Мы тогда с ним летели в самолете, и он рассказывал мне о «Капитале» Маркса так, что не то что я — ученик первого класса понял бы и выучил назубок. Вот это интеллектуал! А «псевдоинтеллектуалы» — это, по-моему, те, кто прочитал три книжки, и по этим книжкам и обрывочным мнениям других, услышанным где-то за столом, пытаются формировать свое собственное, которое, как они ошибочно полагают, может быть для кого-то определяющим. А мнение интеллектуалов действительно определяющее и должно формировать взгляды общества. Есть некоторое количество людей, которые формируют общественное мнение, и если они вдруг исчезнут — будут эвакуированы, катапультированы, транспортированы, — то страна станет страной идиотов… Очень многие, благодаря тому что «нахватались», претендуют на это звание. Никогда на него не претендовала и, даю вам честное слово, никогда претендовать не буду…

— «Нахватались», потому что «наслушались» и прочли две-три книги… А сколько нужно прочесть? Я вот многое читала и многого не читала. На свете существует уйма хороших книг, которые стоит прочесть.. Но на это и всей жизни не хватит.

— Ммм… — непонятно, то ли соглашается она со мной, то ли нет.

— Я сейчас назову книгу, а вы ее не читали, — продолжаю я, — можно ли по этому судить об уровне вашего интеллекта?

— Конечно же нет! Вы мне скажете: «Я люблю Джойса», а я его не понимаю. Говорит ли это о вас хорошо, а обо мне плохо, или наоборот? Конечно нет! Просто, ну не понимаю я Джойса и все! Я же имею на это право! Кроме того, Шопенгауэр мне не близок, — говорит она гладко, без запинок. — Мой склад ума не то чтобы отрицает такое отношение к жизни — просто я мыслю по-другому. Мы можем много говорить… Но давайте поиграем в пинг-понг. Назовем наших любимых писателей и попытаемся сформировать портрет друг друга.

— У меня нет любимых писателей, у меня есть любимые книги, — пытаюсь я уйти от пинг-понга.

— Я могу сказать то же самое, — она ждет.

— Хорошо… Люблю «Сто лет одиночества» Маркеса… Люблю Достоевского — практически всего, кроме «Заметок о летних впечатлениях», потому что не хватает терпения дочитать, и «Бесов», потому что не доросла…

— Сразу могу сказать, что вы не самый большой оптимист на свете, правильно?

— Ну почему же? — отвечаю я почти ее словами. — Не стоит судить по книгам.

— Я, знаете, всю жизнь боялась таких людей, как Достоевский. Потому что Достоевский как типаж мужчины чрезвычайно манкий.

— А он вам интересен как мужчина или как автор?

— А это очень важно. У меня к писателям очень особое отношение…

— То есть вы автора всегда воспринимаете как мужчину?

— В том числе… Мне всегда…

— А если автор — женщина? — перебиваю я.

С Тимати ведущие обсуждали зависимость экономики страны от мировых рынков. Выпуск так и назывался: «На пороге нового экономического кризиса»

— Тогда по-разному. Как человека. Я всегда интересуюсь автором как человеком, нахожу его биографию…

— Когда развалился Советский Союз, люди узнали о звездах все, и многие разочаровались, например, в актерах, которых любили. И я в личную жизнь Достоевского предпочла бы не лезть, потому что меня многое в ней возмущает. И я, к примеру, не стала бы брать интервью у Земфиры, потому что перестану слушать ее песни.

— У нас просто разные позиции и разные взгляды на жизнь. Я брала интервью у Земфиры…

— Но с ней вы находились не на разных, а на равных позициях.

— А что такое вообще равные позиции?!

— У вас есть определенный социальный статус. У нее тоже.

— У меня было в жизни очень много случаев, когда не было никакого статуса! — мне кажется, я задела ее за живое, а может, это просто кажется. — Вы думаете, Земфира формирует свое отношение по социальному статусу?

— Многие формируют.

— Мне наплевать! В это можно поверить?! В то, что мне все равно?

— Нельзя. Потому что у вас уже есть этот социальный статус и вам легко плевать с его высоты.

— Но мне всегда было все равно. Я, наверное, в неудобной сейчас позиции, потому что вынуждена убеждать, а в этом убеждать не надо. В моей жизни было много случаев, когда люди не верили, а потом убеждались и поражались. Я больше верю в перспективу. Знаете, как я подхожу к людям? Состоявшиеся люди — люди с жестко и ярко выраженным социальным статусом. С ними все уже понятно.

— Думаете, они больше не будут меняться?

— Я гораздо больше верю в людей, у которых еще нет статуса, но гораздо больше амбиций, если они талантливы. И еще большой вопрос, кем станут они. А кем будет категория «А», я уже прекрасно знаю: в лучшем случае так и останется категорией «А», в худшем — перестанет ею быть.

— Но Тина Канделаки — тоже категория «А». И если бы ее жизнь так активно не обсасывалась в прессе, я бы, возможно, к ней лучше относилась…

— Я на это могу честно ответить: если вы обратили внимание, мою личную жизнь обсасывают только на том уровне, на котором я это разрешаю, — слово «обсасывать» она произносит с особым напором, чтобы дать понять: оно ей не нравится. Впрочем, как и мне. — Редактора мне даже не звонят, потому что я не торгую своей личной жизнью.

— То есть перестали?

— За всю свою жизнь я лишь однажды разрешила снять своих детей на обложку.

— Значит, вы хоть и из категории «А», но меняетесь? Можно сравнить то, что вы делали пять лет назад, с нынешней передачей, — предлагаю я. — Она находится на стыке политики, светской жизни и гламура. Вы же, Тина, всегда были гламуром. Но сейчас уходите в какую-то другую нишу… интеллектуальную, — фраза звучит коряво, лучше было бы сказать: «Пытаетесь занять интеллектуальную нишу», но я боюсь ее обидеть. — Значит ли это, что гламур в последнее время пытается стать интеллектуальным?

— Давайте так: Теннесси Уильямс вам нравится?

— Не читала, — говорю я, понимая, что не зря не хотела играть в пинг-понг.

— Тем не менее… Гламурный был парень. Кстати, Хемингуэй… Его-то наверняка?

— Его-то да…

— И тоже был не чужд гламуру. Что такое гламур? Гламур в понимании… как бы это деликатней выразиться… дециметровых каналов, ко-о-о-нечно, чудовище. Но гламур в смысле «дольче вита» был, есть и будет.

— А разве у нас в России не свой особый гламур?

Большую часть эфирного времени ведущие общаются между собой

— Так ведь в России были уничтожены все традиции… Бальзак писал не о гламуре ли? Общество, которое он описывал, было не чуждо всем атрибутам, о которых мы с вами сегодня говорим.

— Но Бальзак описывал это общество без симпатии.

— Какая разница? — отвечает она таким тоном, будто хочет сказать: «Да что ты в гламуре понимаешь?» — Он был членом этого общества и хотел завоевать симпатию этого общества. Простите, столько, сколько он строчил и имел любовниц в высшем свете… О боже! Оскар Уайльд! Мой любимый писатель! Сколько сил он положил на алтарь славы и гламура! Кареты, машины, дома, бриллианты, те же профурсетки в высшем свете, те же кокотки, те же гризетки, те же женщины без сердца, но из хороших семьей и с фамилией. Разница в чем заключается? В наличии традиции, поэтому там наряду с пустыми людьми были все-таки и люди «наполненные». Наша же проблема в том, что советский интеллигент, в силу того что ему приходилось прятаться, должен был скромно одеваться. Он научился скрываться. А когда все шлюзы открылись и стало возможным, будучи человеком интеллигентным и интеллектуальным, вдруг еще и нарядиться и в лимузин сесть, мы почему-то решили, что это неприлично.

— Сегодня гламур ассоциируется в основном с глянцем. А глянцевые журналы трудно назвать чтивом для интеллектуалов.

— А я вам скажу почему, — усмехается. — Слава фотошопу. Что бы мы все делали, не будь его! Глянцевые журналы — это журналы, в которых люди, жизнь и события отфотошоп­лены, то есть представлены в гораздо лучшем свете…

— А не в худшем ли?

— Ммм, может быть, и в худшем… — берет паузу. Думает. Встряхивает головой: — Все не совсем так. Знаете, я вам могу сказать следующую вещь — картины Гойи? — смотрит на меня с прищуром.

— Что картины Гойи? — действительно, что — картины Гойи?

— Вы меня прекрасно понимаете… Казалось бы, написанные за деньги…

— Тот же случай, что с Бальзаком и Уайльдом — они не воспевали гламур, а выворачивали его наизнанку, чтобы было видно его несимпатичное нутро.

— Я и не говорю, что они его воспевали. Но, будучи людьми, живущими в этом обществе, пытающимися завоевать славу и любовь именно членов этого общества… Да, слушайте! — Тина опускает ладонь на стол. — Все интеллектуалы любят иронизировать над окружающей средой.

Понятно, что и Бальзак иронизировал, да и Шекспир смеялся, честно говоря.

— То есть вся «Человеческая комедия» была написана исключительно для того, чтобы обратить на себя внимание гламурной тусовки?

— Нет… Я хочу сказать, что люди во все века были одинаково тщеславны. Абсолютно одинаково. У нас с вами две руки, две ноги. Вы тщеславны ничуть не меньше, чем я, чтобы вы ни говорили…

— А я и не говорю. Тщеславна.

— Вот и все. Разницы между вами и мной никакой. Только я реализовалась уже, а вы так… наверное, реализуетесь.

— Вы меня видите в первый раз. Почему вы решили, что я не реализовалась?

— У успеха есть эквивалент. И что бы вы мне ни говорили, дороже Доренко нет никого.

— Деньги не главное. Они — тоже цель, но не первая, особенно в нашей профессии. А я их во главу вообще не ставлю.

— Я тоже, когда снимаюсь в передаче, не ставлю своей целью деньги, — соглашается она. — И Доренко не ставит… Но я вам объясню другую вещь… Просто в какой-то момент вы понимаете… Нет, Доренко это лучше сформулировал: надоело работать на дядю. Он сказал: я хочу быть партнером в бизнесе… Я не знаю, вы замужем, не замужем?

— Нет.

Ради «Нереальной политики» Канделаки отказалась вести крупный ТВ-проект. Колесникова «Нереальная политика» привлекает именно тем, что делается для огромного интернет-сообщества

— Вы выйдете замуж, у вас будут дети, и в какой-то момент вы поймете, что вам надоело получать фиксированную плату и что вы в принципе готовы к тому, чтобы стать частью бизнеса. Если мы талантливы и тщеславны, почему мы не можем в какой-то момент сказать работодателю: «Я хочу стать партнером»? Как бы вам лучше объяснить, чтобы не обидно…

— Ну… раз я до сих пор не обиделась…

— Я, знаете, всегда к этому болезненно отношусь. Я умею самоупражняться на людях — ко-неч-но… Мне за это платят деньги — ко-неч-но. Но я это делаю очень редко, потому что я научилась понимать и осознавать то, что отрицательная энергия всегда возвращается… Я была на одном занятии Spiritual for kids — их проводит центр Каббалы. Там дети пишут записки на бумажках — комплименты. Сначала вы написали комплимент, я написала, потом бумажки подбрасывают в воздух. И вы получаете какую-то. Но что бы в вас ни кинули, вы получаете положительную энергию, потому что все писали комплименты. А если сейчас я напишу какашку, вы напишите какашку, то мы все получим какашку в любом случае. Я работаю над собой, я не хочу получать какашки… Возвращаясь к тому, о чем я вам хотела сказать: когда ты развиваешься, то чем сложнее задачи, которые ты перед собой ставишь, тем труднее найти единомышленников. Потому что люди, от которых наша с вами работа зависит, — они старше нас с вами… Они уже достигли своего уровня и мало что хотят менять. Ну, есть прекрасный домик за границей, возможность летать частным самолетом или бизнес-классом. Они дошли до определенного уровня и хотят потреблять. Я не вправе никого осуждать и никого не осуждаю. Я не только потребитель. Пока. И сейчас я могу сказать: я довольна — я, Тина Канделаки, могу потреблять все. Все, что строится в Барвихе, я могу потреблять уже и буду потреблять на протяжении ближайших… сорока лет. Но мне пока это неинтересно.

— Неинтересно? Почему? Вы же потребляете.

— Потребляю, потому что обязана выполнять какую-то часть этикета.

— Мой следующий вопрос снова о гламуре. Вы не чувствуете, что он становится агрессивным? Возвращаясь к конфликту Собчак и Гордон. Одна противопоставляла себя другой: мол, ты глупая, а я на твоем фоне умная. Вот и вы, когда я смотрела вашу передачу, явно были не на равных с Салтыковой. Создавалось впечатление, будто вы давите на нее интеллектом.

— На вас я давлю?

— На меня вы не можете давить.

— Я не давлю — я такая, какая есть. Мы с вами разговариваем, как две женщины. Просто Ирину Салтыкову, как бы я с ней ни говорила, всегда будут воспринимать только как моего оппонента. Потому что самое большее, что она сделала, это спела песню «Серые глазки» и снялась в фильме «Брат». Вы видите ситуацию точно так же, и я вас не буду разубеждать… Ирине Салтыковой лет больше, чем вам, но она счастливо живет с роскошным, богатым мужчиной. Только что приехала из Монако, ее дочь учится в Лондоне. И поверьте мне, если кто-то, глядя на нее в этой передаче, думал: «Ах, как жаль Ирину Салтыкову!» — это мог быть кто угодно, кроме нее самой. И как моя мама всегда говорила: пожалейте себя. Знаете почему?

— Потому что мне пришлось смотреть вашу передачу? — это, разумеется, какашка, но не я кинула ее первой.

— Это был разговор равных, — говорит Тина. — Ирина в полном шоколаде. Пришла в «Нереальную политику», только что хорошо отдохнув на яхте своего бойфренда. Это была беседа трех состоявшихся в своей профессии людей. А что касается Ксении Собчак и Кати Гордон, то проблема заключалась в том, что это был разговор двух неравных людей — очень уверенного в себе человека с очень неуверенным в себе человеком. Здесь простая история вышла. Почему гламур стал агрессивным? Потому что его ряды сомкнулись. В нем есть Ксения Собчак, есть ваша покорная слуга, есть еще ряд людей, но их количество ограничено, двери гламура закрылись, — она громко хлопает в ладоши, изображая стук, с которым закрывалась дверь гламура. — А есть люди, которые хотят туда попасть всеми правдами и неправдами. Потому что эквивалент успеха все равно пока измеряется деньгами и известностью.

— А гламур не резиновый?

— Понимаете, да? А Катя Гордон постучала в эту дверь, — Тина стучит по столу, — и сказала: «Я хочу к вам». Ей ответили: «Закрыто». Наверное, кого-то, кто сумеет постучать активнее и четко артикулировать, зачем он сюда пришел, примут. Но Кате дверь открыла Ксения Собчак и дала ногой под зад на глазах у всей страны.

— Мне все равно, кто и за что дал Кате ногой под зад, но я точно знаю, что нельзя давать так грубо и больно.

— Я сама много раз брала интервью и могу вам сказать, что нельзя быть недоброжелательным по отношению к гостю.

— То есть Ксения Собчак не боится получить в ответ какашку?

— Ксения Собчак готова получить какашку и на нее ответить. Вот в чем прелесть Ксении Собчак. Мы, представители гламура, уже давно ни в кого ничем кидаться не хотим. Но если уж получили такое «письмо счастья», то уж, поверьте, сможем ответить на него двадцатичетырехстрочной телеграммой…(Ксения Собчак по меньшей мере дважды сокрушительно проигрывала словесный поединок в телеэфире: в «Школе злословия» Авдотье Смирновой и Татьяне Толстой и в «Гордон Кихоте» Александру Гордону. — «РР».) Земфира в свое время хорошо сказала в фильме у Ренаты Литвиновой: «Я очень четко понимаю, кто я, зачем я и что я делаю». Это большая проблема в современном мире — четко понять, кто ты, зачем ты и что делаешь… Вот если вы мне сейчас скажете: «Тин, я езжу на “Ауди Ку 7”, я честно на него заработала…»

— Простите, на чем я езжу?

— На «Ауди Ку 7»…

— Нет, я езжу на метро.

— И не хотите ездить на хорошей машине?

— Ни на хорошей, ни на плохой. Я боюсь ответственности, которую несет водитель.

— Но вы можете ездить с водителем.

— А вот на водителя у меня нет денег.

— Но скажите честно, вы хотите ездить на водителе?

— Не сказала бы, что очень.

— Странно. То есть вам больше нравится метро в час пик?

— В час пик я не езжу.

— У меня с мужем всегда спор: летать бизнес-классом или экономом. Он всегда принципиально летает экономом.

— Что ж в этом плохого? Я тоже летаю экономом.

— Но бывают самолеты, когда три человека рядом сидят и один из них очень громко храпит…

— Недавно на меня в самолете соседа вырвало… Неприятно.

— То есть если бы был шанс полететь бизнес-классом, то вы бы экономом не полетели?

— После этого — да.

— Можно эту фразу не вырезать? Я вас умоляю! — последнее слово она произносит с особым чувством. — Вы не хотите в SPA-салон, я готова что-то другое для вас сделать хорошее. Пусть мой муж это услышит: пока он не услышит, он не успокоится. Любое принципиальное упрощение принципиально и актуально до того момента, пока на вас никого не вырвало. Дауншифтинг заканчивается в тот момент, когда на тебя кого-то вырвет. И пока общество на тебя в той или иной форме не вырвет, ты не захочешь остановиться и пойти по другому пути. Я сама летала эконом-классом, ездила на троллейбусе и двадцать четыре часа проводила в метро, и уж я-то — явно девочка не из богатой семьи. И все прелести бедной жизни, затем скромной жизни, затем с достатком, затем с чуть большим достатком прошла поэтапно. Но поверьте мне, когда приходишь к чувствительному достатку, это лучше…

Заглядывает пресс-секретарь: «Гарик хочет уехать».

— А что делать? — спрашивает ее Тина, потом, поворачиваясь ко мне: — Я к вам вернусь.

22.30

Приехал Андрей Колесников. Началась съемка передачи с Тимати. Гарик Сукачев ждет в номере Тины. Мы сидим на диване и смотрим бокс, потому что его смотрит Гарик Сукачев.

— Хотите — переключите, — через некоторое время говорит он. — Игра плохая.

Переключаем на новости. Гарик рассказывает о своей поездке в Папуа — Новую Гвинею. Слушая, я разглядываю кольца на его пальцах и понимаю, что выпуск «Нереальной политики» с его участием будет интересным.

00.00

Тина забирается с ногами на диван. Продолжаем разговор все о том же гламуре.

— Мне кажется, Кате дали под зад, потому что она посягнула на гламур, — говорю я. — Ведь гламур — это уже индустрия. За счет него живут глянцевые журналы, например…

— Есть такая шутка, — говорит Тина, — идиоты в гламуре снимаются, а умные гламур делают.

— Так, может, этот пинок — всего лишь защитная реакция?

— Я понимаю, о чем ты… Мы же, как я понимаю, на ты? — спрашивает она. — Ну, здравствуй, — протягивает для рукопожатия руку. Я ее жму: уже поздно, все устали, и никто не хочет получать какашки.

— Ты понимаешь, в чем дело: как и в любом бизнесе, в любой группе людей, четко обозначившей правила, есть те, кто эти правила соблюдает, и те, кто их не соблюдает. И вот этих последних в бизнес или в группу не зовут. Но это неоднозначный ответ. Это стало приносить деньги, и мы больше никого сюда не пустим… Нет. Просто для того, чтобы попасть туда, нужно быть безумно пассионарным и иметь очень большое желание и волю к тому, чтобы там оказаться. Все хотят работать в «Газпроме», но он же не резиновый. И тем не менее кто-то в «Газпроме» работает, кто-то из него уходит, а кто-то приходит. Какой-то круговорот все равно происходит. В гламуре точно так же.

— Тяжело в нем быть?

— Как думаешь, в «Газпроме» тяжело работать?

— Думаю, не соблюдая правила — да, — тон беседы уже не такой агрессивный, как раньше.

— Вообще быть богатым, знаменитым и успешным очень сложно.

— Потому что любое общество, пусть даже самое маленькое, требует подчинения, запрещает выходить за рамки?

— Ты с самого начала сказала, что я для тебя — в гламуре. А я в гламуре и не в гламуре одновременно. Если исходить из самых расхожих стереотипов о гламуре, надо постоянно таскаться по вечеринкам, сниматься — чтобы твои маленькие фотографии попали в журнал Vogue. Моих фото в журнале Vogue ты никогда не увидишь. Поверь мне. Все знают, что я никогда никуда не хожу. И никогда не пойду.

— Оставим тусовки. А если говорить о психологии, модели поведения, о высказывании инакомыслия?

— В Америке говорили: журнал Vogue — это Библия, по его правилам живет целая формация людей, — «формация», «формировать» — любимые слова Тины. — А здесь никто не жил по правилам этого журнала и никогда жить не будет. Правила Vogue никогда не станут правилами большинства. И меньшинства тоже. Только той узкой формации дам, которые не могут сформировать свое мнение. Я, например, очень хорошо могу сформулировать свои правила. Что мне слушаться других? Исходя из правил, мы вообще не должны в рамках твоего журнала говорить. Но мы же говорим.

— Почему не должны?

— Я люблю магазин «Ральф Лорен» и, честно скажу, кое-что там покупаю. И не против когда-нибудь купить джип «Бентли».

— Да и «РР» не против — покупай, — соглашаюсь я.

— Вот мы с тобой и договорились. С точки зрения тотального гламура или джип «Бентли», или царь в голове. Но царь в голове и джип «Бентли» могут сочетаться, и при этом человек может быть адекватным и понимать, что жизнь вертится не только вокруг его кармана. Не хочу тебе напоследок говорить, что все, что я зарабатываю, я не считаю нужным тратить только на удовлетворение своих животных и неживотных потребностей. Без взаимопомощи все теряет смысл.

— Помощи кому?

— Вот не буду говорить.

— Значит, это благотворительность?

— Говорить об этом в интервью как-то… У нас не принято, понимаешь? Делаешь — делай.

— Из-за того, что благотворительность тоже вывернули наизнанку, а изнанкой оказался пиар?

— Пиариться на этой теме я бы уж совсем не хотела.

— А может, не обращать внимания на то, что говорят? На правила?

— Ты верно сказала: не обращать внимания на правила, кем-то установленные. Смысл жизни в том, чтобы самому для себя установить какие-то правила и им следовать.

— Не каждому это под силу. Для того чтобы устанавливать свои правила, надо четко знать, что такое хорошо, а что такое плохо.

— Для этого нужно иметь волю, чтобы сказать себе: я понимаю, что такое хорошо и что такое плохо. Это воля и это ответственность. Легче сказать: они же выработали такие правила — вот это хорошо, а вот это плохо. Мне сказали, поэтому я делаю так, а не иначе. Если это плохо, то виноваты они, а если хорошо, молодец я. Понимаешь?

— Ты всегда так быстро говоришь?

— Я и думаю так же быстро. Когда раньше мне задавали этот вопрос, я обижалась. Думала: наверное, они считают, что я быстро говорю, потому что не могу думать. Есть такой стереотип: человек пытается заполнить словами пустоту в голове. Но я думаю еще быстрей, и мне самой от этого страшно.

— Почему ты решила обращаться ко мне на ты? Это такой психологический ход?

— Нет, — отвечает очень просто. — Я придерживаюсь демократических форм общения. Если люди мне симпатичны… Я не стараюсь, чтобы кто-то про меня хорошо написал. Нет… В Грузии вообще нет этой формы общения, и, видимо, национальное происхождение сказывается.

Разговариваем о Грузии. Рассказываю о своей поездке туда.

— Вот! Вот! — кричит Тина. — Колесников! Колесников! Послушай! Она в Грузии говорила на русском! И никто ничего не сказал! Я же говорю, там все не так, как кажется со стороны. Президент у нас плохой, а народ наш хороший!

— Кто спорит? — устало спрашивает Колесников, заходя в комнату.

— Все что-то списывают на мою хитрость, практичность, а у меня это национальное… Но ты же видишь: в первый раз очень сложно поверить. Кажется, что это маска и образ.

— Именно так и кажется.

— Да! Я же знаю, — это звучит как «ну я же говорила». — А когда люди начинают со мной общаться… Я не боюсь вступать в отношения с людьми.

— Ты — бизнес-проект, — задавая последний вопрос, я чувствую, что вытаскиваю из-за пазухи камень. — Говорят, рейтинги Тины Канделаки как проекта падают. Может, поэтому он и пытается переформатироваться во что-то интеллектуальное?

— Хочешь, неприятно отвечу? Я как стоила на корпоративах дороже всех женщин-ведущих в этой стране, так и стою. За две прошедшие недели я провела шесть корпоративов. Если ты в интернете поищешь, сколько я стою, и умножишь на шесть, то поймешь, что мой проект в шоколаде.

— И на телевидении?

— Мне предложили вести «Лед», и, скорее всего, я откажусь. Буду вести «Нереальную политику» в интернете. Просто потому, что мне это интересно.

«Русский репортер»