После Бабьего Яра, 19 сентября 2006

Владимир Тольц. Осенью 1941 года овраг Бабий Яр на окраине Киева стал местом массовых расстрелов евреев. Согласно немецким официальным отчетам, там было уничтожено тогда 33771 человек. Но украинские историки утверждают, что эта цифра относится лишь к первым двум расстрельным дням и основана на подсчете жертв по их документам. Общее же количество убитых за пять дней расстрелов в Бабьем Яре составляет 52 тысячи.

Иногда приводятся и другие цифры, порой более, чем втрое эту превышающие, но документально не подтвержденные. Так или иначе, начавшийся 29 сентября 1941 года расстрел в Бабьем Яре ныне признается всеми одной из самых значительных вех Катастрофы мирового и украинского еврейства в ХХ веке. Ныне годовщины начала расстрелов в Бабьем Яре отмечаются на Украине на общегосударственном уровне.

Но за минувшие 60 лет так было далеко не всегда. Многие годы в соответствии с советской политикой недекларируемого антисемитизма «еврейский компонент» трагедии Бабьего Яра тщательно маскировался советской пропагандой и вытеснялся из памяти народа.

Украинский историк Михаил Васильевич Коваль, работу которого, наряду с публикациями других украинских, немецких, израильских и советских исследователей я использую в этой передаче, писал: «В атмосфере антиеврейских кампаний «позднего сталинизма» о Бабьем Яре говорили как о событии малозначительном и уж ни в коем случае как о национальной трагедии евреев. Эта тенденция сохранялась и в послесталинские времена. В ряду сотен истребительных акций, совершенных гитлеровцами и их приспешниками на Украине, массовое убийство киевских евреев стало восприниматься многими современниками не как не имеющее аналогов в мировой истории преступление против мирного населения, а скорее как статистика».

Кровавая статистика Бабьего Яра, как и любая статистика, давала некоторые возможности для идеологических манипуляций. Дело в том, что и после осени 1941 года киевский овраг оставался местом уничтожения красноармейцев, партизан, украинских подпольщиков-националистов, цыган. Вытравливая память о расстреле евреев, запрещая публикации на эту тему, советская пропаганда 1960-80-х годов старалась упоминать о Бабьем Яре лишь вскользь как о месте гибели «советских людей», а попытки говорить о нем как об эпизоде еврейской трагедии объясняла происками «сионистов», которые «десятилетиями широко муссируют свое же собственное измышление об особенно тяжелых жертвах советских евреев в годы Великой Отечественной войны».

Долгие годы власти противились даже идее установки памятника в Бабьем Яре. Когда в 1961-м Евгений Евтушенко опубликовал свое знаменитое:

Над Бабьим Яром памятников нет.

Крутой обрыв, как грубое надгробье.

Мне страшно. Мне сегодня столько лет,

Как самому еврейскому народу,

Поэта немедля стали долбать за забвение русских жертв войны и «космополитизм», со сталинских времен остававшийся синонимом коварной еврейскости. Советский «поэт-патриот» Алексей Марков немедля ответил Евтушенко:

Какой ты настоящий русский,

Когда забыл про свой народ?!

Душа, что брючки, стала узкой,

Пустой, как лестничный пролет.

Пока топтать погосты будет

Хотя б один космополит, –

Я говорю: «Я – русский, люди!»

И пепел в сердце мне стучит.

Когда в 1962 году Дмитрий Шостакович написал на стихи Евтушенко «Бабий Яр» свою Тринадцатую симфонию, она была вскоре запрещена, а Евтушенко не мог выступать на Украине вплоть до перестроечных времен.

Теперь – вот она, «разница во времени»! – все переменилось. Но все ли? И как? И почему?

Обсудить эти вопросы я хочу сегодня с собравшимися в киевской студии Радио "Свобода" Мариной Юрьевной Шевченко – заведующей отделом Мемориального комплекса украинского Музея истории Великой Отечественной войны, Александром Александровичем Шлаеном – киевским публицистом и кинорежиссером, председателем Международного антифашистского комитета и моим московским коллегой Алексеем Кузнецовым, сыном Анатолия Кузнецова – автора нашумевшей в 60-х документальной повести «Бабий Яр».

Первый комплекс моих вопросов уважаемым собеседникам связан с исторической памятью и с историей памятника на месте трагедии.

Как известно, сразу после освобождения Киева от немцев Василий Гроссман и Илья Эренбург по заданию Еврейского антифашистского комитета начали сбор документов и свидетельств об истреблении евреев гитлеровцами на оккупированной территории СССР. Ими была составлена и отредактирована «Черная книга о злодейском повсеместном убийстве евреев немецко-фашистскими захватчиками».

Но набор ее был уничтожен – в СССР развернулась борьба с «космополитизмом». Естественно, в это время (и до смерти Сталина) вопрос о памятнике в Бабьем Яре и не возникал даже.

После 1953-го в Киеве начали осторожно поговаривать: «ведь Бабий Яр, собственно, – не только еврейская могила, там в три или четыре слоя лежат люди разных национальностей»...

В 1957 году последовал ответ властей: это место решили «замыть». Яр перегородили плотиной и стали из карьеров кирпичного завода в него качать по трубам пульпу – смесь воды и глины. 13 марта 1961 года плотина высотой в шестиэтажный дом рухнула. Попытка стереть с лица земли Бабий Яр обернулась памятной киевлянам Куреньевской трагедией с новыми массовыми жертвами.

В 1962 году была предпринята еще одна попытка – и самая серьезная – физически уничтожить память о Бабьем Яре. Туда направили экскаваторы, чтобы подготовить площадку для строительства стадиона.

Но общественная атмосфера уже была не той, что прежде. 29 сентября 1966 года – через четверть века после массовых расстрелов – на стихийный митинг в Бабий Яр со всего Киева потянулись люди. Выступившие на этом несанкционированном властями митинге писатель Виктор Некрасов, еще в 1959-м высказавшийся в печати о необходимости установления в Бабьем Яре памятника, и молодой публицист Иван Дзюба потребовали увековечить память о погибших.

Особую роль в распространении этой естественной и благородной идеи сыграли в те годы стихотворение Евгения Евтушенко о Бабьем Яре, повесть Анатолия Кузнецова и «Реквием» Дмитра Павлычко, создавших их авторам массу проблем, связанных с цензурой и прессингом «идеологических работников».

Владимир ТОЛЬЦ, историк, ответственный редактор тематических программ русской службы радио "Свобода"

Печатается с сокращениями.

Продолжение следует.