В каждой роли хочу достучаться до своего чего-то очень больного

Агуреевых — как бы две. Одна — «солнечный зайчик» «Мастерской Петра Фоменко ». Вечно юная, бесконечно обаятельная, она игриво порхает по сцене то радостной Наташей Ростовой, то кокетливой Настенькой в «Белых ночах», то абсолютно счастливой Полиной из «Одной абсолютно счастливой деревни». Другая — в спектаклях и фильмах Ивана Вырыпаева: накрытая страстью с головой молчаливая Вера в «Эйфории» или красавица, роняющая с полудетских уст жуткий монолог престарелого маньякалюдоеда в «Июле». Теперь Полина Агуреева играет Ларису Огудалову — роль, в которой могут проявиться обе эти ипостаси.

Конечно, любое событие в жизни меняет тебя по-человечески, но на образ это влияет как-то косвенно, не напрямую. Смысл — это данность. Важно, насколько глубоко ты его почувствовал. И если почувствовал, то это как откровение. «Бесприданница» мне крайне дорога у Островского. Она у него самая языческая. Я понимаю, почему его называют русским Шекспиром. В этой пьесе много трагического, много языческих подлинных страстей. Мне хотелось бы, чтобы в моей героине чувствовались и язычество, и трагизм. Но сделать это очень трудно.

Язычество - это когда человек идет за своим страстным импульсом. Но Лариса свой и чужой страстный импульс наделяет духовным содержанием. На этом она и погорела, потому что ее окружают люди, которые следуют за импульсом, а не за содержанием. Проходит импульс — исчезает и содержание. У Островского Лариса просто гениальные слова в финале говорит: «Да я не хочу мешать никому. Живите, живите все. Вам надо жить, а мне надо умереть. Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь. Вы все хорошие люди. Я вас всех люблю». Это не экстатические слова. Мне это близко. И я вот это хотела бы сыграть. Меня это трогает.

Я стараюсь нести свой внутренний мир. Если я что-то поняла, то в любую роль это несу. Иначе работать не могу, не умею лишать себя своих мыслей, ощущений. И не важно где — будь то театр Фоменко или «Практика». Профессия — это больше все-таки человеческий путь.

Мне кажется, Перт Фоменко иногда он со мной соглашается. У него есть прекрасная черта: он умеет слышать. Я это умею гораздо хуже. Мы спорим. И часто не понимаем друг друга. Но когда слышим друг друга — многое получается. Например, мне очень любопытна статика. Я приблизительно понимаю, как освоить пространство внешне — в движении. Но интересно освоить его внутренне — в статике. «Бесприданницу» мы играем на Большой сцене нового здания «Мастерской». И там почти весь третий акт я стою. Не знаю, что получится, но интересно.

Я сама в каждой роли хочу достучаться до своего чего-то очень больного. Я вообще люблю жесткость. Театр имеет смысл только тогда, когда он до кишок достает. Смотря, правда, до каких. Но даже когда и до физиологических достают — у меня это вызывает большее уважение, чем если «никак». Я за жесткость. Так, на мой взгляд, вероятнее добраться до смысла и света.