Герои преткновения. Часть 1.

Вот уже несколько недель в украинских СМИ не стихает обсуждение животрепещущей темы – вопроса о награждении Бандеры званием Героя Украины. Точнее – солидарной реакции на этот акт ушедшего президента Ющенко и Москвы, и Европы. Последнее, пожалуй, удручает сообщество, обычно именуемое «национал-демократическим» больше всего. Наверное, так чувствовали себя поляки в 1939 году, традиционно дислоцировавшие большую часть своей армии на польско-советской границе – а вместо этого получившие сокрушительный «блицкриг» со стороны «западного соседа», фашисткой Германии. Так что вполне боеспособным, но «не по делу» расположенным дивизиям оставалось только одно - сдаться без боя тем, кто казался им «меньшим злом», бойцам Красной Армии.

Так и сейчас. Недовольство «русского медведя» всегда воспринималось почитателями ОУН-УПА как должное – иное, пожалуй, сразу же заставило их задуматься на тему: «А вдруг мы что-то не так делаем?». И тут – мощнейший «удар ниже пояса» европейских устремлений Украины: «Если Украина думает о членстве в Евросоюзе, она должна пересмотреть роль Бандеры в истории». Во всяком случае, так считает автор недавней нашумевшей резолюции Европарламента, депутат от Польши, Павел Залевски. Ну точь-в-точь, как во время событий чуть более 60-летней давности – только в роли атакованной с двух сторон страны выступает Украина (точнее – ее западные области). В то время, как вместо ударных танковых дивизий Вермахта – польские европолитики.

Ответные меры теснимых по всем фронтам национал-патриотов по своей эффективности тоже весьма напоминают таковые у польского войска образца 1939 года. Ну, или Красной Армии – только двумя годами позже. Публицист Сергей Грабовский, например, отбивается от «очернителей» памяти Бандеры (и круто замешанного на ней современного галичанского патриотизма), пытаясь доказать, что к нацизму новоиспеченный герой Украины не имеет никакого отношения. Заодно обеляя и тех, кому верхушка ОУН подчинялась непосредственно – руководителей немецкой военной разведки Абвер. Дескать, адмирал Канарис всю свою жизнь только и занимался тем, что работал против Гитлера, его захватнической политики, спасал евреев, и готовил заговор по свержению фюрера. Ну а его украинские соратники в меру своих сил помогали шефу саботировать преступные приказы нацистских бонз.

Враги всегда плохие

Не будем слишком детально разбирать данные тезисы. В конце концов - одним «про» или «антибандеровским» мифом больше, одним меньше. Право, одна часть Украины всегда будет верить в одни из них, а другая – в противоположные, и изменить баланс сил по-крупному не помогут усилия ни «вакарчуков», ни «табачников». Потому как основания этих предпочтений лежат гораздо глубже – на уровне исторических архетипов общественного сознания, формировавшихся не годами, а столетиями.

Лучше посмотрим – в какой мере они могут помочь реабилитации ОУНовского движения в глазах теперь уже не только Москвы, но и Европы? И, главное – насколько не только Москва, но теперь и Европа заинтересованы в том, чтобы прислушаться к этим доводам? Увы, картина вырисовывается не слишком утешительная.

По первому пункту – возможности «обеления» Бандеры сотоварищи в глазах «северного соседа» – можно сразу ответить отрицательно. Простить «своего» Власова, также сотрудничавшего с нацизмом, официальная кремлевская идеология, быть может, когда-нибудь и сподобится. Во всяком случае – уже сейчас в российском обществе время от времени возникают споры относительно созданной беглым сталинским генералом РОА. Потому что Власов хотя бы декларировал, что борется, пусть под немецкими знаменами – но «за Россию без большевизма». В чем его поддерживали, хоть и по отдельности, многие видные деятели белоэмигрантского движения (казаки Краснова, например) и даже Русская православная церковь за рубежом.

А вот ОУН, несмотря на формальное сходство в сомнительном выборе союзников, наоборот, боролась за независимое украинское государство. То есть – одновременно за раскол «единой и неделимой» России-СССР, чтобы на этих «осколках» создать не менее «единую и неделимую» Украину. А это для любых носителей имперской идеологии – смертный грех. Кто из наших национал-патриотов не верит – пусть попробует хоть на секунду допустить, что истовый сторонник воссоединения «Малороссии с Великой Россией» (будь то из Крыма или Донецка) может быть хорошим человеком. Не получится – в мозгу все равно возникнет стандартное: «Он проходимец – и ноги у него кривые!» с последующим желанием побыстрее его придушить (натравить СБУ, выслать в Россию)

Во всяком случае, именно на этой методологии строятся избирательные кампании «не-восточных» украинских политиков. Их оппоненты выставляются непременно «бандитами», «врагами Украины и демократии» и просто «тупыми невеждами». Хотя в эпоху «первоначального накопления капитала» практически у каждого украинского олигарха можно без особого труда отыскать «свое кладбище», неплохо заполненное менее удачливыми недругами в «лихие 90-е». Да и ответственность за «аховое» положение, в котором ныне оказалась «ненька», также смело может быть поделена между ними поровну. А уж назвать «демократией» царящий у нас разгул олигархии (и это даже после 5 лет «революции на Майдане»!) не повернется язык у самого смелого политолога.

Так что бороться за реабилитацию Бандеры в глазах грезящей о возрождении «Великой России» российской элиты и рядовой общественности – дело гиблое. Но, похоже, теперь и с элитой европейской ситуация обстоит немногим лучше. Потому что «сотрудничество» или «не-сотрудничество» с нацизмом (или же с нацизмом «правильным» и «неправильным») играет в образе лидера ОУН далеко не первую роль. Куда более серьезным выглядит обвинение в «использовании им методов террора, неприемлемых для современной Европы».

Партизаны и солдаты

Вообще, данная проблема стала таковой отнюдь не только в последние гуманистические годы, когда в США, скажем, всерьез разрабатывается «гуманное оружие», позволяющее победить без физического уничтожения противника. Режим меньше всего претендующий на человеколюбие – сталинский – тоже исходил из горьковского тезиса: «Если враг не сдается – его уничтожают». То есть, подразумевалось, что враг сдавшийся (захваченный живым в плен) имел шансы сохранить жизнь. Неплохое эволюционное приспособление, дающее больше шансов на выживание всей человеческой популяции в целом – независимо от того, на сколько «стай» она будет поделена, и с каким остервенением эти стаи будут драться друг с другом во «внутривидовой борьбе».

Приспособление, кстати, не только человеческое – но имеющее место и у многих высших животных. Как минимум – волков, у которых имеет место любопытный инстинкт. Когда в бою более слабый волк чувствует, что терпит поражение – он подставляет противнику свою незащишенную шею. Что равносильно поднятым вверх рукам – бой прекращается. Побежденный, правда, все равно теряет лучший кусок добычи (или право на брак с лучшей самкой) – но сохраняет жизнь. А в будущем, глядишь, будут и победы. Разъяренные собаки, готовые разорвать взрослого кота в клочья – крайне редко нападают на маленького котенка (а кормящая собака-мама порой способна взять его в «приемные дети»). И так далее.

Понятие «благородства» в военном деле также появилось задолго до Женевских конвенций. С врагом полагалось биться до последней капли крови – но если он сдавался (а сдачу принимали – могли и добить «мизерикордом», специальным «кинджалом милосердия) – его жизни уже ничего не угрожало. Пленников познатнее и побогаче ожидало вполне сносное существование на положении «невыездного гостя» семьи победителя в ожидании выкупа – простых солдат, правда, могли отправить и на рудники или галеры.

Потом появились и указанные Конвенции, закрепившие признаки настоящего солдата. Это – мундир (или, хотя бы, особый и заметный знак различия, повязка, например), открытое ношение оружия, наличие военной организации и командования, и, главное – «выполнение законов войны». В первую очередь – в отношении пленных и мирного населения. При соблюдении этих условий пленному из такой армии полагалось содержание «принимающей стороной» на уровне собственных военнослужащих. А вот при несоблюдении…

В этом случае побежденного ожидала участь обычного бандита. Со всеми вытекающими малоприятными последствиями – пытками без риска нарваться на обвинение в нарушение Конвенции, расстреле без суда и проч. Увы, почти всем нарушенным пунктам соответствовало поведение иррегулярных вооруженных подразделений, обычно именуемых партизанскими. Можно, конечно, с замиранием сердца наблюдать по телевизору, как доблестный подпольщик средь бела дня, в центре города, внезапно вытащив из-за пазухи пистолет, убивает ненавистного оккупанта. Но, с точки зрения международного законодательства - он обычный преступник. До самого последнего момента был одет в обычную гражданскую одежду, оружие прятал…

Но такой эпизод – еще полбеды. К примеру, партизаны взяли в плен нескольких врагов. Ну и что с ними теперь делать? Лагеря для военнопленных под рукой нет, отправлять на «Большую землю» либо вообще невозможно, либо накладно, отпускать – нельзя. Вот и остается у побежденного два варианта: просто рассказать все, что знаешь, и быть расстрелянным - либо тоже все рассказать, но после «допроса третьей степени», а потом опять таки получить пулю в лоб. С одной стороны – печальная необходимость. Но от санкций за нарушение Женевской конвенции временного победителя она все равно не освобождает. Если, конечно, победа не будет окончательной.

Как нетрудно догадаться, такая методология бралась на вооружение практически всеми партизанами мира. И бойцами Евпатия Коловрата, боровшимися с монголо-татарскими завоевателями. И русскими партизанами Дениса Давыдова, уничтожавшими арьергарды Наполеона, и их «коллегами» того же времени из Испании. (Правда, часть последних закончила свою жизнь в петле по приговору своих же британских союзников за слишком уже бесчеловечные зверства в отношении французских пленников). И в годы Второй Мировой войны практика в отношении оккупантов мало чем отличалась и у советских партизан, и бойцов бандеровского подполья, и тех же французских «маки».

(Продолжение следует)