«Дело было вечером» (в один из тревожных летних вечеров, когда в очередной раз решалась судьба Родины), «делать было нечего» (ожидая вестей с Банковой, депутаты бесцельно слонялись по парламентским кулуарам).
«Обоз» и газета «Сегодня», объединив усилия, развлекались опросом нардепов на заданную тему.
Для предметного подтверждения глубоких литературных познаний, им требовалось с ходу процитировать хотя бы строчку если уж не из Ахметовой-Ахматовой, из «Серебряного века»: Бальмонта, Цветаевой, Гумилева, Блока. На худой конец – озвучить любую внятную рифму, за исключением, конечно, популярного нынче в кулуарах: «Мороз – п…, им гордится весь Донбасс».
Получалось довольно забавно. Едва уяснив, чего от них требуется, большинство респондентов впадали в форменный ступор.
Диалоги выходили приблизительно такими:
- Ахметову? То есть, Ахматову? Э-э-э-э-э, - тянул испытуемый. – Не помню.
- Хоть что-нибудь! Строчечку, ма-а-аленькую, - умоляли мы.
- Серебряный век?… Шевченко? Пушкин!
- Окей, Пушкин! Только пожалуйста не «Я вас любил, любовь еще, быть может...» и не всякие там «Полтавы» и прочие «Бородино», - смягчалось «Сегодня».
- … ( после продолжительной вдумчивой паузы) Время тяжелое, не до этого сейчас…
- Вспомните из школьной программы, - помогала я.
- Учил, да… Не помню!
Святослав Пискун, честно сознавшись в литературной амнезии и нелюбви к рифмованному слову, предпочел рассказать анекдот:
«Советский союз, очередь. Стоит мужик, подходит к нему другой: «Чего стоишь?». «Хэмингуэя, говорят, дают». «А это лучше кримплена, или хуже?». «Не знаю, я пока сам только две бутылки буду брать».
- Ахметову? Гм… «Жди меня, и я вернусь…» - уверенно начал нардеп Влад Лукьянов. – Ой, просите, это, кажется, Симонов. Симонов?
- Да я гимн Советского Союза не помню, а ты мне про Ахметову! – расхохотался сын беглого экс-губернатора Артем Щербань.
- Ахметову вам? А-х-м-е-т-о-в-у?!, - возмутилась Нина Карпачева. – Нет, с таким подходом принципиально читать ничего не буду.
Я, чтоб вы знали, декламирую стихи и играю на фортепиано, когда есть настроение, а не когда вы меня тут к стенке прижимать пытаетесь. Для этого настроение надо соответствующее, - уже смеялась она.
- Что вы на фортепиано играете?
- Франсиса Лея, например!
Неожиданно на горизонте ложи правительства замаячил Тарас Черновол. Предвкушая содержательную литературную, беседу мы направились прямиком к нему.
- «Хочешь знать, как все это было? - Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила, Она словно с трудом говорила:
"Это все... Ах нет, я забыла, Я люблю вас, я вас любила еще тогда!" -"Да».
– Або: «Хор ангелов великий час восславил, И небеса расплавились в огне. Отцу сказал: "Почто меня оставил!" А матери:"О, не рыдай о мне...».
– Або, - вошел во вкус Тарас Вячеславович, - «Магдалина билась и рыдала, ученик любимый каменел, А туда, где, молча, мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел».- Ще таке: «Он любил три вещи на свете: За вечерней пенье белых павлинов И стертые карты Америки. Не любил, когда плачут дети, Не любил чая с малиной И женской истерики ...А я была его женой». – Хочете, можу ще розказати…
Мы стояли ошеломленные.
- Откуда? – опомнилось «Сегодня».
- Не знаю. – пожал плечами Черновол. – Кожна освічена людина знає, це ж нормально.
В поисках «освічених людей» двинули дальше. Первым на пути следования попался Евгений Кушнарев.
- Я не такой ценитель поэзии, чтобы Ахматову наизусть помнить, - безапелляционно отрезал он. …Между прочим, я сам когда-то стихии писал, прекратил только в 16 лет, потому как понял: если не остановлюсь – войду в хрестоматии. …Маяковского хотите?
Маяковского мы не хотели.
- Вы площадь круга знаете? – подоспел на выручку Евгению Петровичу его коллега. – А то все: стихи, стихи, все вы, девушки, такие… Вот, площадь круга!
- Это у вас, значит, свой рецепт охмурения слабого пола? – нашелся корреспондент «Сегодня».
- Да, так и охмурял когда-то! Спрашивал площадь круга!
С «оранжевыми» депутатами в тот вечер в Раде было не густо.
- Значит так, мы с тобой по-дружески договоримся: ты сама вспомнишь что-нибудь, напишешь и укажешь, что это я рассказал, - деловито предложил мне знакомый «нашеукраинец», выкроив момент, покамест рядом не было «Сегодня».
Николай Катеринчук долго отнекивался.
- Шекспира могу, - предложил наконец нерешительно. – «Так трусами нас делает раздумье, и так решимости природный цвет хиреет под налетом мысли бледной…» - Достаточно?
Вскоре «на огонек» «под купол» заглянула социалистка Валентина Семенюк.
- Не уверена в том, что это Ахматова, но, вот, крутится в голове такая строчка: «Какими были мы, такими и остались…, Сверкая блеском наших тел, Пусть стонут те, кому мы не достались, пусть плачут те, кто нас не захотел»!
- Валентина Петровна, а мужчины вам стихи посвящали? – допытывалось «Сегодня».
- Муж покойный читал Лесю Украинку, «Принцеса здалека». ..Свои еще писал.
- Свои! Какие?
- Все я, конечно, не помню, но, там так было: «Моя Валюша, ти – прекрасна сила. Ти сильна жінка, була і є завжди, За що тебе і полюбив я..», - с улыбкой ностальгировала глава ФГИ.
Сергей Кивалов тоже оказался «не робкого десятка».
- Стихи? Хочешь, собственные прочитаю? - с ходу предложил он. – Я про женщин стихи, в основном, пишу. Такие, например:
«Женщины! Задумчивость країни,
Отчего вы сильные такие?
Или вам не в тягость будни быта?
Или горе вами позабыто?
Женщины! Алены и Татьяны!
Льются ваши волосы лучами,
Весны остаются за плечами.
Женщины, задумчивость країни,
Отчего вы нежные такие?!».
- У меня есть три варианта: отшутиться; проигнорировать; честно сказать, что не помню, а потом зайти в зал, позвонить кому-то, попросить посмотреть книгу, затем вернуться сюда к тебе и прочитать, - трезво оценил свои шансы «регионал» Александр Пеклушенко.
Почти из двух десятков опрошенных Ахматову вспомнили только двое. Второй оказалась Анна Герман.
«Бензина запах и сирени,
Насторожившийся покой...
Он снова тронул мои колени
Почти не дрогнувшей рукой»,
без всякой запинки выдала она.
- Могу еще, - предложила.
- Ну, як успіхи? – справился под конец нашего эксперимента Тарас Черновол. - Це дуже просто. Я ж вам казав: кожна освічена людина…
…Да, каждый образованный человек… «Дело было вечером, делать было нечего». Это, кстати, Маршак.