Геннадий Хазанов: "Сатиру я разлюбил..."

В памяти советского поколения он навсегда останется в образе «выпускника кулинарного техникума». Сегодня он играет драматические роли, руководит Театром эстрады и ведет ток-шоу на НТВ. О том, почему он разлюбил сатиру и что беспокоит его в сегодняшнем дне, Геннадий Хазанов рассказал накануне своего 60-летия, которое отпразднует в четверг, 1 декабря...

Видео дня

Геннадий Викторович, правд) .та говорят, что вы часто встречае­тесь с астрологами и доверяете их прогнозам?

— Не часто, но встречаюсь. Идоверяю.

— Вас интересует будущее карьеры или личная жизнь?

— Меня все интересует — и личная жизнь, и карьера. Я считаю, что человек — часть Вселенной, и он не может не за­висеть от расположения звезд, они влия­ют на него. Те, кто в это не верш; заблуж­даются либо от своего атеизма, либо от перегруженности вульгарной наукой.

— Ваша бабушка была дружна с Круп­ской, была убежденной коммунисткой, а вы вон во что верите...

— Ну это же бабушка! Она родилась в Бессарабии в черте оседлости и в 1913 году родила мою мать, находясь в ссылке в Читинской области. У нее была совсем другая жизнь. Она верила в изме­нение страны, ей казалось, что существу­ющее тогда положение вещей есть боль­шая несправедливость. Она была абсо­лютным бессребреником и прожила очень скромную жизнь, никогда ничего лишнего не имела.

— Она влияла на вас своими коммунис­тическими убеждениями?

— Какие-то разговоры на эти темы у нас, конечно, были, но... но... но... Мне было 12 лет; когда я узнал, что Иосиф Вис­сарионович Сталин был не господом бо­гом, а человеком, который принес столько несчастья в разные семьи. XX съезд на­нес сокрушительный удар по КПСС, он заставил этот миф треснуть, причем трес­нуть публично. Все, что было в сердцах людей, что говорилось на кухне или под­разумевалось во взгляде, в душах — все это выплеснулось наружу Маятник кач­нулся, и по закону его качания он стал сметать на своем пути что-то зачастую и несправедливо. Например, мне кажется, что Сталина нельзя судить сегодняшни­ми мерками.

— Вы серьезно?

— С моей точки зрения, вообще нельзя судить человека в отрыве от кон­кретного времени, в котором он жил. Ста­лин получил разрушенную страну почти распавшуюся после революции. Почему нельзя допустить, что были люди, кото­рые хотели, чтобы это государство было снова мощным и единым? Почему у них надо отнимать это право? Почему те, кто считает; что страна должна быть раздроб­лена на мелкие составляющие, правы, а те, кто считает, что она должна быть единой, не правы? Не вижу никаких реальных доказательств, что существование по отдельности лучше, чем когда мы все были вместе.

— У вас такая сильная ностальгия по СССР?

— У меня нет никакой ностальгии по СССР Я просто реалист и понимаю, что есть рынки сбыта, они нарушены, появи­лось огромное количество местных,лиде-ров, над которыми никого нет и для кото-рыхлюди — ничто, а эти лидеры не боятся ни бога и ни черта. Они как удельные кня­зья — они с удовольствием, наверное, вы­делились бы из состава России, стали бы субъектами международного права... Ко­нечно, придут новые поколения, которые будут адаптированы к новым условиям. Человек, родившийся в бывшей советской республике, будет совсем другим челове­ком, и расти он будет по другим законам. Но что делать? «Времена не выбирают..». Нет, я не собираюсь делать из Сталина мученика, но нельзя все красть одной краской, это глупо.

— Времена Сталина сегодня мало кто помнит; а вот брежневский застой с колба­сой из бумаги помнит большинство. В нем-то чего хорошего было?

— Согласен, что хорошего было мало­вато. Время было во многом унизитель­ное. Но коммунисты сами стали залож­никами своей материалистической фи­лософии, пообещав людям, что у них бу­дет рай на земле. Это невозможно. Моя бабушка была искренне верящим в со­циальное равенство человеком, считала, что у каждого должны быть равные воз­можности. Другое дело, что этого никогда не бьио. При этом бьии социально табу-ированные вещи. Например, тем же чи­новникам не разрешалось иметь ничего личного. Мне могут сказать, что все име­ли их жены и дети. Да, это правда. Но это система допусков, все познается в срав­нении. Я вовсе никого не зову в прошлое, это глупо.

— Вам не интересна политическая сатира?

— Мне кажется, что программу «Кук­лы» закрывать не надо было, как и целый ряд политических программ на телевиде­нии. Возможно, я знаю только надводную часть айсберга. Но я разлюбил сатиру и могу сказать почему Она агрессивна по своей сути, она находится на границе зло­бы. Человек, занимающийся сатирой, даже не замечает; как он прыгает от злобы к агрессии и наоборот. Ничего, кроме са­моразрушения, это не приносит:

— Что про эстраду скажете?

— Як ней не отношусь, потому что сегодня ее нет. Есть новое понятие — «шоу-бизнес». Точно так же нет телевидения, а есть телебизнес. В шоу-бизнесе и телебизнесе только одна идеология — деньги. Если их не будет, не выживут ни те, ни другие. Про какую эстраду мы го­ворим? В советское время все артисты бьши тарифицированы и имели концерт­ные ставки. На днях один человек мнежаловался на нынешних молодых арти­стов: «Почему у них такие запредельные гонорары?!» Но эти гонорары устанавли­вают продюсеры этих исполнителей, со­образуясь со спросом. Если есть те, кто готов платить такие гонорары, значит, он столько стоит. Однако это не имеет ника­кого отношения к обыкновенному мас­совому зрителю. Это имеет отношение к платежеспособной части населения или корпорациям. Все остальные смотрят это бесплатно по телевизору.

— Вы несколько раз публично пережи­вали за Андрея Данилко, который в образе Верки Сердючки, по вашим словам, «с го­ловой ушел в шоу-бизнес». Значит, было в нем что-то такое, что жалко потерять?

— Япродолжаю настаивать, что он ар­тист редкого дарования, но система коор­динат, в которой он находится, диктует сюи законы, победить их человек не в состоя­нии. Он может только уйти из этого. Если он находится в этой системе координат, то он их пленник и должен принимать усло­вия этой игры.

— Насколько вы принимаете эти ус­ловия?

— Я никакого отношения к шоу-биз­несу не имею.

— А как же театр?

— Если смотреть на него как на биз­нес-план, то мы живем. Живем, сооб­разуясь со своими возможностями. У нас нет таких концертов, как на сцене Крем­левского дворца или «России», потому что количество мест в нашем театре не позволяет продюсерам даже вернуть вложенные деньги. От государства мы получаем совсем небольшие деньги, но и на том спасибо. Не жируем. С помо­щью федеральных и городских властей удалось сделать серьезную реконструк­цию в театре, он стал иметь приличный вид. Что касается художественного на­полнения, то это большая проблема Мы выходим из положения благодаря спек­таклям Театра Антона Чехова, практи­чески живем на аншлагах. Причем хочу отметить, что в руководстве Театра Ан­тона Чехова разумные бизнесмены.

— Можно сказать, что ваша долж­ность в театре — это очередная роль? Бели да, то насколько она легка или тя­жела?

— Вкакой-то степени ее можно на­звать ролью. В таком случае все можно называть ролью — и роль мужа, и роль отца, и роль президента. Как говорил Шекспир, «весь мир — театр, а люди в нем актеры». Но меня не угнетает моя работа. Более того, мне кажется, что мне удалось всамые непростые време­на сохранить театр в приличном состо­янии. Если говорить о корыстно-твор­ческих интересах, то я имею сатисфак­цию — играю четыре спектакля, их поставил Леонид Трушкин. Семь лет назад нашел свою новую сценическую дорогу, и она меня устраивает. Никако­го отношения к юмору или сатире она не имеет. Это совсем другой уровень — более пронзительный и сердечный.

— Когда жизнь давала вам больше по­водов для смеха — раньше или сейчас?

— Может быть, раньше, потому что я был моложе. Или, может, потому что тогда никто не задавал вопроса: весело сейчас или веселее будет потом, когда настанет другая жизнь? Веселость - это взгляд на мир, самоощущение. Это не реальность окружающего мира, а твоя реакция на него. Жизнь — вообще шту­ка не очень веселая, рассматривать ее как предмет веселья могут только стран­ные люди.

— 60 лет — это уже срок для подведе­ния итогов или еще рановато?

— Мне кажется, что человек не дол­жен сам подводить итоги. Он должен проживать свою жизнь, а итоги подве­дут другие.

— Замечено, что с годами у людей от­четливее проступает настоящее лицо.

Судя по вашему лицу, кажется, что у вас не так много поводов для веселья.

— Ядумаю, что это отпечаток осмыс­ления прожитого, осмысления себя в прожитом. И осмысление бессмыслен­ности непомерных амбиций. Начина­ешь более четко понимать соотношение себя с окружающим миром, понимаешь, что ты — малюсенькая частичка этого мира. От ощущения себя центром мира до ощущения себя гостем на этой земле — очень большое расстояние. Когда при­ходишь к пониманию этого, то начина­ешь корректировать свой взгляд на мир. Если это не может добавить веселости, то никакого трагизма в этом нет; Все очень закономерно; пока ты молод, не задаешь себе этих вопросов. Я вступил в ту счастливую фазу жизни, когда чело­век осознает, что надо успеть все раз­дать.

— А случалось ли в последнее время что-то такое, что искренне рассмешило вас как профессионала?

— Яочень люблю Де Ниро, всегда с большим восхищением смотрю на него как на потрясающего драмати­ческого артиста. Одно из самых силь­ных потрясений последнего времени, когда я вдруг стал понимать, что этот драматический артист смешит меня без большого напряжения, можно даже сказать, не желая рассмешить. Я имею в виду фильмы «Анализируй это» и «Анализируй то».

— В жизни было что-то такое?

— Такого, чтобы вот только вчера — нет. Очень насмешил артист Витас, ко­торый в 2001 году на саммите СНГ во время концерта подошел к тогдашнему президенту Азербайджана Гейдару Али­еву и сказал: «А теперь я с особой радос­тью хочу спеть песню для армянской делегации». И еще одна замечательная фраза нашего президента, который на мой вопрос: «Удается ли париться в бане?» ответил: «Сам каждый день па­рюсь и парю всех остальных».

Андрей МОРОЗОВ, «Столичные Новости»

http://cn.com.ua