Николай Томенко: На революционных подмостках. Как это было

Мы привыкли к тому, что выражение «на политической сцене» относится к красивостям языка. А вот год назад перед нашими глазами возникла самая настоящая политическая сцена, на которую смотрели кто с удивлением, кто с восхищением, кто с надеждой, а кто и с ненавистью… Но взгляд оторвать было сложно. Вряд ли кто-то знает больше о том, что происходило на революционной сцене Майдана и за ней, чем Николай Томенко, получивший тогда шутливое, но вполне почетное прозвище «ди-джей революции».

– Скажите, а почему сцена о время всей революции была размещена лицом к гостинице «Украина», а не наоборот, как на большинстве официальных мероприятий?

– Со сценой была связана одна интересная история. Мы привезли ее в разобранном виде, а когда хотели приступить к монтажу, мне позвонил Михаил Поживанов и сказал, что Янукович с Кучмой звонили Омельченко и приказали, чтобы нам эту сцену не дали поставить. Омельченко, соответственно, дал поручения подчиненным, и на Майдан быстро стянули милицию. Тогда я предупредил Филенко, Стецькива и других депутатов, которые сами стали монтировать сцену, и приобщать к этому других своих коллег – депутатов-то бить не будут. Собирать сцену мы начали лицом к «Украине», исходя из того, чтобы она стояла к Банковой лицом, и возле Администрации Президента и Нацбанка благодаря этому лучше было слышно голос Майдана.

– На этой сцене масса людей перевыступала. Многие и говорить-то не умели. Подсказывать приходилось?

– На первый или второй день были совершенно неадекватные выступления – когда люди приезжали из регионов, особенно с Запада… Представь себе, ты приезжаешь из региона в столицу Украины и слышишь, что после того, как мы победим, мол, все будут говорить исключительно на украинском языке, а на следующий день мы вступим в НАТО и еще что-нибудь эдакое сделаем. Да что простые революционеры – тот же Иван Драч, которого я глубоко уважаю, как-то вышел на сцену и сказал: «Наконец-то Галичина захватила Киев и уже никому его не отдаст!» Но оранжевая революция была не национальная, как в 1991-м году, это была революция демократическая. После таких «проколов» я решил впредь контролировать то, что будет говориться со сцены, и я спрашивал у всех желающих выступить, о чем они собираются говорить. Больше всего конфликтов было с народными депутатами. Я предупредил, что будет выступать нардеп лишь в том случае, если он может что-нибудь конкретное сказать о происходящем в том регионе, который он представляет: например, «Я приехал из Чернигова, и там городской совет признал выборы сфальсифицированными» или что-то в этом роде. Так что, на сцене Майдана была своеобразная цензура: на агрессивные и узкопартийные вещи и на саморекламу. Была история, когда Антон Бутейко, выступая, заявил, что Украинская народная партия больше всех сделала для Ющенко и «Все вступайте к нам!» Я тогда сказал ему, что это было последнее выступление от УНП, и предупредил всех лидеров партий: если дальше в выступлениях будет хоть какая-то партийная агитация, то трибуна для них закрывается. В общем, благодаря такому подходу мне удалось остановить антидонецкие и всякие агрессивные лозунги типа «Янукович - бандит» и подобные …

Кстати, вот сейчас появилась информация, что кто-то регистрирует торговую марку «Майдан», – так я думаю, что нам тоже процент от этого бренда полагается (смеется). Ведь я раскручивал бренды «Свободу не спинити», «Разом нас багато…», «Схід і Захід разом»… Кстати, я как-то посмотрел телевизионную программу «Милиция с народом» и сказал тогда Луценко: «Это же я придумал!» – и потребовал от него…

– Магарыч?

– Ну, уважения!.. (смеется).

– Когда вы поняли, что победите? Однозначно?

– Когда молодые курсанты из Академии внутренних дел пришли на Майдан. Я тогда едва не плакал. Они стали на колени и присягнули украинскому народу. Вот тогда я понял – мы точно победили! Знаешь, раньше приходили два генерала, четыре полковника, а тут - повзводно! А потом они встали вокруг сцены и охраняли ее символично – молодые, красивые ребята И я понял тогда, что эмоционально мы уже выиграли. Тогда-то и родился слоган «Милиция с народом!» Мне потом неоднократно правоохранители говорили, что это было мудро, сама фраза снимала напряжение.

– Какие проблемы особенно остро стояли в первые дни?

– Агрессия и алкоголизм. Если в первые дни выпивка еще не была острой проблемой, то уже к концу недели мне жена с сыном рассказали (они были активными «майданщиками»), что число выпивших людей стало увеличиваться в геометрической прогрессии. Я тогда сказал со сцены, что мы – новая страна, живем по новым правилам, и здесь, на Майдане, запрещено пить. А чтоб было эффективней, заявил, что если вы видите где-то нетрезвого или выпивающего человека – так это наш враг, провокатор! Подействовало… (смеется).

– Хорошо придумано.

– Кстати, как-то Ющенко сказал в мой адрес, что одно дело – на Майдане в мегафоном кричать, а другое – задачи в правительстве решать. Мол, кто угодно мог бы там ходить с мегафоном, а в правительстве – это совсем другое… Для меня это лишнее подтверждение того, что Ющенко до сих пор до конца не осознал всего, что происходило на Майдане. Одно дело прийти туда под вечер, посоветоваться с полевыми командирами, о чем говорить, выступить и потом уйти вести переговоры. А совсем другое – быть там с людьми в тот момент, когда в результате переговорного процесса мы все проигрываем. На самом деле на Майдане было очень много критических ситуаций, когда никто не знал, как себя вести. Была ситуация, когда все люди могли просто развернуться и уйти – когда Комитет национального спасения начал сдавать позиции и вел затяжные переговоры с Кучмой. Люди хотели действовать, а не ждать, пока там президент Польши, Литвы или другой иностранный посредник договорится с Кучмой. Удержать людей можно было, лишь честно им объяснив, что мы делаем и чего добиваемся. И мы это сделали: полевые командиры Майдана, коменданты палаточного городка и революционных зданий, вся команда, которая работала на сцене... Я бы всем им дал ордена и медали, именно им, а не депутатам, которые протерли пол в приемной Ющенко, чтобы получить награду на День независимости. Был такой день, когда в Верховной Раде ничего проголосовать не удалось. Революционеры разделились: часть стояла еще возле Рады, а часть – на Майдане. Нужно срочно было что-то делать, я пробежал за пять минут от Рады до Майдана, несколько раз упав при этом, но выступил и объяснил, что произошло. Так и сказал: сегодня мы проиграли, но без поражений не бывает побед. И я всех попросил перейти от Рады на Майдан…

– А врать Майдану приходилось?

– Было дело. Как-то мы с Луценко в воскресенье узнали, что между Ющенко и Морозом возникли серьезные расхождения. В прессу пошло, что Мороз критически высказался по поводу того, как действовать во время революции. Мы стали добиваться, чтобы они с Ющенко срочно встретились. Конфликт случился в субботу, а людям что-то нужно было объяснять с утра в воскресенье. Но на самом деле Ющенко с Морозом тогда не встретились. И мы с Луценко решили, что для победы демократии один раз можно сказать неправду. И мы сказали, что Ющенко и Мороз встретились и договорились, что они вместе, как никогда, а доказательство, дескать, вот – Томенко и Луценко на Майдане вместе, «Наша Украина» и Соцпартия – тоже вместе навсегда. А Ющенко с Морозом таки встретились потом, но лишь в понедельник…

– Так Ющенко, выходит, советовался с вами перед выступлениями?

– Он спрашивал, что сегодня происходит, я ему рассказывал, чего люди ждут от выступлений и на чем именно лучше акцентировать. Вечным предметом дискуссии у нас была продолжительность выступлений Ющенко. Я все время настаивал, чтоб он был более краток… Но в какой-то момент он уже прочувствовал атмосферу, и все пошло лучше. (Кстати, во время дискуссий о кадровых назначениях Ющенко до последнего убеждал меня остаться с ним и работать в Секретариате Президента. Думаю, одной из причин позже последовавшей критики от Президента в мой адрес было ежедневное напоминание его окружения, дескать, «Томенко уже помогает не вам, Виктор Андреевич, а Тимошенко»)… А на Майдане потом возникла другая проблема: политики второго-третьего эшелона, которые поднимались на сцену вместе с Ющенко. Для меня было главное, чтоб, если они уже вышли, то, во всяком случае, ничего не говорили.

– Это вы Кинаха, например, имеете в виду?

– Всех. Я им говорил – после президента выступать нельзя! Ведь мы размазываем сообщение… И только если президент не дал четких указаний, которые мы ему наговаривали, – где собираться завтра, например, – тогда полевые командиры могли бы рассказать о планах и сориентировать людей.

– А кто придумал сделать такой мощный акцент на музыке, превратить Майдан в эдакую концертную площадку?

– Схема была «накатана» еще перед первым туром, когда мы выступали в областях и собирали невиданное количество людей – по сто и больше тысяч человек. Кстати, признаюсь вам, эти встречи Ющенко с избирателями были репетицией Майдана. Вот тогда и была отработана схема с поп- и рок-музыкой. Сначала выступали группы, с которыми мы работали в регионах, они воспринимались как «наши». По ходу они определились с репертуаром, у которого был революционный дух. Вот в чем попадание «Грынджол» – они, пусть и не суперпрофессионально, но попали в нужные слова. Кстати, я сначала не разрешил им выступать. Когда мне принесли их диск, я сказал: «Ребята, у нас уже этой революционной музыки - завались!» А так как группы такой я не знал, то вопрос об их выступлении был снят. Но потом кто-то из режиссеров все же поставил эту песню, без них. И реакция народа была просто фантастическая. Мы стали крутить диск «Грынджол» каждый день, а потом пригласили их выступить на сцене.

Еще история была с Хостикоевым и Бенюком. Тогда Скрипка призвал всех артистов прервать выступления и гастроли, и наши «театралы» поддержали эту актерскую забастовку, хотя Богдан Ступка очень этому противился… Так вот, они говорят мне: у нас «Швейк» должен был идти, может, мы его на сцене сделаем? Я поддержал эту идею и таким образом «Швейк» был поставлен на Майдане. Такого аншлага ни у какого театра не было…

– Наверное, были все-таки люди, которые там, за сценой, предлагали перевести революцию в агрессивную плоскость, взять штурмом Администрацию и Кабмин, Раду?

– Сначала я сам был таким. И вообще степень радикализма была постоянным предметом дискуссий. В первые дни еще была неопределенность, каким путем идти, но как только стало ясно, что мы можем выиграть мирно...

– А когда это стало ясно?

– В тот день, когда Верховный Суд принял решение не публиковать результаты выборов и принял дело к рассмотрению. Кстати, я тут узнал… Была такая история с судом: идет у Кучмы совещание, и тут кто-то звонит Медведчуку, а он передает трубку Кучме. Тот выслушал, выругалсяи скомандовал – расходимся. Так они узнали о том, что Верховный Суд принял решение о третьем туре голосования. Ведь они все ждали, что будут перевыборы, тогда Кучма как минимум еще полгода будет президентом, и они смогут подготовить новых кандидатов на выборы. Активно обсуждался вариант Литвина как приемника Кучмы.

– О чем вы жалеете? Что тогда не удалось, или удалось не так, как надо?

– Может, я кого-то обидел тогда… Я на сцене вынужден был часто говорить «нет». Еще жалею, что не дал возможности выступить певцам, которые ранее агитировали за Януковича, а потом приходили к нам. Тогда наши музыканты воспротивились, и мы Виктора Павлика, «Другу ріку», Зиброва не пустили, а все-таки надо было дать им шанс. Но больше всего я жалею о том, что бывшие люди из окружения Кучмы так и не стали «оранжевыми», а до сих пор продолжают быть «зелеными», для которых самое важное в жизни - доллары.

– По-вашему, кто кроме Юли и Виктора Андреевича больше всего сделал для Майдана в первые дни? И вообще – для революции? Пять фамилий.

– Честно – больше всех сделали киевляне. Много моих друзей с Галичины до сих пор говорят, что если бы не приехали люди из Западных областей, ничего бы не было – неправда это. Ели б 22-го с утра киевляне не вышли – никто б не помог, сколько бы ни приехало потом людей из регионов. На втором месте – полевые командиры, коменданты палаточного городка и революционных зданий, активисты Майдана. А среди политиков – те, кто работали вместе со мной – Турчинов и Луценко, Безсмертный и Филенко… Ну и, без лишней скромности, Томенко…

Михаил ГАННИЦКИЙ, «Газета по-киевски»

www.pk.kiev.ua