Видео дня
Бродский рассказал про семью и детство
«Родился я в Киеве, в 1959 году. Примерно год после того, как отец мой пришел из армии.
Папа Юрий Семенович, сыграл в моем воспитании очень важную роль, поэтому расскажу о нем и его семье подробнее. Дедушка отца до революции владел на Подоле кроватной фабрикой. Размещалась она возле Фроловского монастыря. Отсюда, наверное, моя тяга к матрацам; видимо в моем генном коде «закодирована» любовь к здоровому сну. Поскольку его мама занималась двумя старшими сестрами, в детстве мальчика Юру воспитывала его бабушка. Жили они тогда на Бессарабке. Повзрослев, отец серьезно занялся многими видами спорта, но самых лучших результатов добился в классической борьбе и был чемпионом Армий Варшавского договора в 1957-м году.
Бабушка по отцовой линии жила на площади Толстого. Дом ёё находился во дворе, и папина мама часто выходила с табуреткой на Красноармейскую. Такая была традиция: старенькие бабушки сидели на улице. Тогда еще не было столько машин, не было такого движения, и они проводили время на табуретках, наблюдая за жизнью более молодого поколения.
После смерти бабушки папа часто повторял: «Мне так стыдно сынок, я столько раз проезжал по Красноармейской мимо своей мамы, но не останавливался каждый раз». Очень помню эти слова. Мне отец рассказывал очень много поучительных случаев из своей жизни, чтобы я потом не повторяли его ошибки. И теперь я также общаюсь со своими детьми.
Мама Софья Михайловна тоже с киевской семьи. Отец ёё - летчик. Маму с бабушкой вывезли из Киева в Казахстан, после освобождения они вернулись в Киев. Дедушка по маминой линии тоже погиб под Киевом.
Многие родственники по папиной и маминой линиям полегли в Бабьем Яру. Так что у нас с Киевом связано все.
Бабушка после войны снова вышла замуж. Она, с новым мужем, и двумя ёё дочерьми, моя мама, папа и я - все мы жили на Шота Руставелли, 22, в 20-ти метровом подвале. Одна комната, она же и кухня. Папа с мамой спали за занавеской на столе. И так жил весь Киев.
Но вернемся к биографии. Папа - простой токарь, мама - медсестра в акушерском отделении Октябрьской больницы (со временем она дослужилась до старшей медсестры).
Отец работал на заводе тогда «Маяк». Вступил он в молодежный строительный кооператив и участвовал в строительстве дома на Добром Пути, 5, на Сталинке. За что в 61г., когда мне было 2 года, получил однокомнатную квартиру на 5-м этаже.
Помню сервант, диван и по середине дивана подушка, накрытая сверху ковриком, потому что пружины промялись.
Помню большую зеленую игрушечную машину, которую папа привез мне из ленинградской командировки. Поэтому я говорю своим детям, что у нас в детстве были деревянные игрушки, оловянные солдатики… без преувеличения.
И молоток с гвоздем. У нас был сервант, в который я постоянно забивал гвозди. И меня за это не наказывали. Папа приветствовал мое стремление к труду.
Лето мы проводили на Десне, в палатках.
Помню, как залили сначала Киевское море, какие леса шикарные затопили… потом залили Каневское, и прощай наш любимый Днепр и Десна. Убил бы этих коммунистов. Преступники. Эти преступления были совершены в Украине еще до Чернобыля.
Вот так проходило детство. В учебное время со Сталинки - от церкви на Батюка - мы ездили 24-м трамваем с мамой на Бессарабку, и мама шла в больницу, а я - в 78 школу, там, где сейчас Макулан. Это была единственная школа в Киеве с бассейном. После продленки я шел к маме в больницу и сидел на работе, ждал, пока она освободится. Сидел я на пропускнике, где принимали рожениц, делал там домашние задания. Вечером с мамулей ехали домой.
Практически час мы добирались на трамвае. Голосеевская раньше была одной большой рекой. То есть, грязь, болото, булыжники. А Добрый Путь - это была улица посреди леса, по которой когда-то крестьяне везли товары на Владимирский рынок. В этом болоте, помню, мы играли пекаря. Во дворе был кирпичный завод.
Когда мне стукнуло 11 лет, у меня родился брат, папе дали на заводе 3-х комн. кв. на ул. Шолом Алейхема, на Лесном. Это был другой край Киева, диаметрально противоположный. Переходишь через дорогу в лес, копаешь землянку… Это сейчас там выросли Лесное кладбище, Троещина, а сам Лесной стал огромным массивом .Папа перешел работать на завод Коммунист.
Это была для нас новая жизнь. Мы из бедноты уже перешли в средний класс – класс людей, живущих более-менее. Если раньше мы ели селедку и картошку, колбаску вареную и борщ с салом, то в это время у нас появилось ставридочка, мандариночки. Папа стал начальником отдела, он начал больше зарабатывать, у него появились возможность что-то достать.
По истечению моих 16-ти семья переехала на проспект Науки: папа поменял квартиру на аналогичную, но только ближе к центру. Вот это уже был подъем и большой успех.
Я помню, что я носил папин пиджак со кожаными вставками на локтях и еще я ходил в папиной черной кожаной шляпе. Это нормально было. До армии практически все время я ходил перешитых в папиных вещах.
Папа со мной много общался. Рассказывал мне много, например, о трагедии на Куреневке. Он был там в момент катастрофы, и когда всех заливало грязью, ему удалось выбраться из трамвая через форточку. Это была вторая массовая трагедия для Киева, как Бабий Яр.
Отец также много рассказывал о пленных немцах, которые строили и восстанавливали Крещатик.
Он много старался для семьи. Любил нас, учил. В 1964 году папа заболел сахарным диабетом и потом, помню, как он делал каждый день уколы в живот. Умер рано, в 58 лет. Пока все».
