Мне слово это нравится — «холерик»

Мне слово это нравится — «холерик». Вообще я темпераментный и взрывной, что в принципе свойственно восточному мужчине. Я разный, мне кажется. Я и заплакать могу, и испугаться.

Страх, это, наверное, боязнь за что-то, за кого-то. Иногда за себя. Определенного рода такая сжатость, пружинистость внутренняя. Ну, какое-то внутреннее колыхание, скажем так.

Вообще все эмоции и чувства очень физиологичны, ты буквально телом ощущаешь то, что с тобой происходит. Я, например, совершенно точно могу сказать, что если я в данную секунду вспоминаю объект моей страсти, у меня внутри такие колыхания происходят, вплоть до аритмии сердца. Это любовь, наверное. То есть какая-то такая сжатость, немного переходящая в пекло внутреннее. Такое а-а-а-а, зажигание.

Стеснение — штука полезная. Чтобы суметь иногда показаться интеллигентным, порядочным, совестливым человеком.

Был у нас такой педагог Адам Васильевич Филиппов, который говорил, что в жизни играть не надо. Я думал, что придерживаюсь этой схемы: ну, то есть снял парик, костюм, — все, ты нормальный, ты уже не актер, ты уже не в роли. Но иногда с людьми просто так разговариваешь, а они говорят: «Это ты сейчас здорово сыграл! Ты же играешь?». Я отвечаю: «Да нет, что вы! Я просто так свои эмоции выражаю». А потом замечаешь со стороны — действительно, приходится где-то что-то приукрасить, так сказать, расставить эмоциональные акценты. Вообще всегда видно, кто актер, а кто нормальный. Потому что актеры, они же все немножечко того.

Когда анекдоты рассказываю, волей-неволей начинаю сам себе подыгрывать. Все же ждут, смотрят на тебя. Главное, не заигрываться, конечно. Хотя многие философы и психоаналитики говорят, что все мы в той или иной степени, даже обычные люди, играем. Вот, например, женщина, когда хочет понравиться мужчине, что делает? Надевает эдакую маску кокетливости, глазки закатывает — играет. А я просто начинаю ее разглядывать. Если она это красиво делает, мне нравится. Иногда меня это бесит. А иногда мне это нравится и бесит одновременно. Вот. Бывает и так. Я ей говорю: «Ну, что ты тут передо мной разыгрываешь! Ну, будь естественна!». А она: «Я такая!». Ну, что тут сделаешь.

Дети до 5-7 лет существа неиспорченные. Они просто естественны, такие, какие есть. Тем и отличаются от взрослых. Они не задумываются над тем, что делают, на играют намеренно, они живые. Захотел — руку поднял или слюни выпустил. И смотришь на них — органика неимоверная. Вот, у кого надо учиться. А потом, с годами они начинают включать голову, начинают хитрить. А у них выхода другого нет. Но, с другой стороны, каждому человеку положено пройти определенный этап: детство, юность, взросление… Многие философы и психологи делят жизнь на семилетние циклы — 7 лет, 14, 21… Мне вот 42, получается, у меня должен сейчас какой-то определенный этап начаться. У меня как раз сейчас кризис среднего возраста.

Кризис он в переоценке жизни, ценностей. Я и не думал, что он меня вообще когда-нибудь коснется. Но возникает какая-то пустота. Это психотермин такой. Даже не термин, а такое обозначение. Думаешь, ну, вроде, чего жаловаться?! Вот вроде стал ты более-менее известным человеком, есть квартира, машина, друзья, есть определенный круг общения. А дальше что? А то ли я сделал?! А почему я сделал так?! А, может быть, нужно было как-то по-другому?! И много вопросов… Можно, конечно, сказать: «Ну, слушай, если занимался проектами, так и занимайся дальше». Но этого мало. Это на уровне какого-то химического процесса происходит. И не можешь ничего сделать. Это должно перебродить. Этот кризис должен куда-то тебя вытолкнуть. Наверняка, будут новые идеи, но это же мой организм. Я себя чувствую изнутри. Вот сейчас я себя ощущаю таким образом, надеюсь только, что мой кризис закончится раньше, чем кризис в нашей стране