"Что же до сих пор держит нас вместе? Любовь". Елена Тополя – об отношениях с мужем, жизни со свекровью и политике, которая "кинула" с Евровидением

Алена Тополя – известная певица, автор песен. Представляла Украину на международном песенном конкурсе Евровидение в Осло. Замужем за фронтменом группы "Антитела" Тарасом Тополей. Супруги воспитывают троих детей. С началом вторжения Алена вместе с детьми нашла временное убежище от войны в США, а Тарас Тополя с коллегами по коллективу встал на защиту страны – музыканты служили парамедиками на передовой. В августе 2022 года их демобилизовали. В сентябре 2023 года Алена вернулась с сыновьями и дочерью в Украину.

Видео дня

В интервью OBOZ.UA певица поделилась подробностями своей жизни во время войны, рассказала о сложной операции, которую ей пришлось пережить после рождения дочери, а также призналась, что испытывает очень непростые трансформации в личной и профессиональной жизни.

– Алена, мы с вами имели небольшое интервью сразу после вашего возвращения из США. Помню, вы просто сияли от счастья, что уже дома. Однако не возникало ли впоследствии сомнений относительно уместности возвращения в Украину с детьми в разгар войны?

– За год и восемь месяцев я всего дважды приезжала в Украину: один раз на неделю, а второй – всего на четыре дня. Но виделись мы с мужем больше. И когда вернулась, почувствовала, что больше из дома никуда не уеду. А если возникнет такая необходимость, то только вместе с Тарасом. Сама с детьми – ни в коем случае. Кто бы что мне не говорил, куда бы меня не отправлял. Тем более у меня закончилась виза в Америку, мне не выдали новую – и я этому очень рада (смеется).

Разрешение на пребывание в стране у меня было открыто до 25 декабря прошлого года. Я поехала в посольство в Польшу, потому что наше не работает. Все документы были заполнены мной идеально, потому что не первый раз этим занимаюсь, меня что-то спрашивали на собеседовании, я отвечала. Но, наверное, почувствовали с моей стороны ноль энтузиазма по поводу этой визы. И не дали ее (смеется). Я ее хотела восстановить не потому, что имела какие-то конкретные планы, так, на всякий случай. Ну и потому, что родственники наши там. Но, видите, в посольстве не поставили разрешение в мой паспорт. Надо сказать, что у меня никогда такого не было. В первый раз мне вообще выдали визу на 10 лет.

– Это когда вы приняли решение рожать в США первого сына?

– Да, когда собиралась рожать. Но это не моя идея была – так захотел муж, а я очень не хотела ехать туда. Америка, честно говоря… Я ничего не имею против тамошних людей, но откровенно признаюсь: не люблю ее. Вот почему-то у меня такое чувство к двум странам – России и США. Еще с детства, и ничего с годами не меняется.

А по поводу сомнений о возвращении в Украину, у меня не было страха, когда везла детей домой, потому что я себе доверяю. Хотя, признаюсь, были разные мысли. Я их называю чертята. Но эти колебания, по моему мнению, лишь лишают уверенности в себе, в своей интуиции, душе, энергии, в чем-то своем божественном, которое тебе дано. И когда ты начинаешь проявлять нерешительность и больше прислушиваться к мыслям других, к их страхам, – это путь к потере себя. Начинаешь воспринимать жизнь через призму других людей. А я все же склонна к тому, что нужно себя спрашивать и свои ответы слышать.

– Как время вынужденного пребывания за границей изменило вас?

– Думаю, все мы очень изменились, я – не исключение. Иначе начала относиться к любым ценностям в жизни, дорожить разными моментами. Они стали более глубокими, осознанными. Тарас тоже сильно изменился. Какие-то вещи, которые стали для меня более важными, для него – наоборот. Можно ли с этим что-то сделать? Я не могу влиять и не хочу.

Мои трансформации произошли из-за определенных ситуаций в жизни, которые позволили прийти к тому, к чему пришла. Но я не могу искусственно создать это для другого человека, потому что это так не работает. Пока сам не пройдешь какой-нибудь анализ, осознание, какие-то состояния, которые открывают тебе другие ощущения, другие восприятия. Поделиться этим, как опытом, невозможно. Указывать, доказывать, учить – тоже невозможно. Я ведь не могу стереть какие-то моменты из его памяти. И он не может этого сделать. Его что-то поражало, что-то коснулось так, что он таким образом изменился. У тех, кто на фронте, у людей, испытывающих страх смерти на передовой, очень многое происходит в голове. Там становится важным для каждого свое.

– А он вам рассказывал о своем пребывании на фронте или берег вас?

– Он не рассказывал в подробностях. Были ли у меня мысли быть в то время рядом? Не было таких идей. У меня все-таки трое маленьких детей. Но если бы я знала, что муж может меня подменить с малышами, могла бы тоже пойти служить. Я могу, правда, чувствую, что смогу. Я не проходила во время войны военной подготовки, однако еще до вторжения ходила на курсы медицинской подготовки. Бывала в тире – вроде неплохо выходит стрелять.

– Что бы вы посоветовали парам, которые из-за войны переживают сейчас отношения на расстоянии?

– Откровенно говоря, не знаю, что посоветовать. Единственное: максимально использовать все возможности быть вместе. Все, что возможно. Когда вы бежите за каким-нибудь комфортом, безопасностью, знайте, что можете потерять целое будущее. И в чем этот комфорт? Чтобы дети учились, были накормлены и жили с удобствами? А если попытаться сделать вместе этот комфорт? А спокойная жизнь с бассейном во дворе совершенно не нужна, если семья в разлуке. Каким детям понравится, когда их мама постоянно грустная, а рядом нет папы, который мог бы быть вместе с ними. Такое никому не по душе.

– Какими были ваши отношения с мамой супруга?

– Ну, мы очень разные люди – в ценностях, в понятиях. Потому было довольно сложно в каких-то моментах, а в других, наоборот, просто. Но это понятно, я взрослая женщина, и каждому тяжело жить по чужим правилам. Но, к сожалению, сейчас подобным образом складывается жизнь немалой части украинцев – приходится приспосабливаться к обстоятельствам. Но если есть хоть какая-то возможность опираться на собственные силы – выбирайте все же этот вариант. Я благодарна маме Тараса и ее мужу Алексу за все, что для нас сделали. А это очень много всего.

– Алена, разглядывая фото ваших детей в соцсетях, нельзя не заметить, что самый старший сын – ваша маленькая копия. Как так вышло?

– Не знаю, может, потому, что я его очень хотела. О, как раз Ромашка зашел в комнату. Он у нас ученый. Я очень люблю с ним говорить о природе, обо всем живом – клетках, молекулах. Он постоянно что-нибудь изучает – флаги разных стран, Марс, горы. Я тоже очень интересуюсь разными планетами, природой, поэтому нам очень хорошо вдвоем, разговоры получаются очень органическими.

А Марко – это мальчик, о которых говорят "шило в попе". Этот ребенок не может и минуты усидеть на месте. Очень активный! Концентрирует внимание максимум на 30 секунд, дальше его поймать очень сложно, потому что оно перетекает с одной темы на другую. Ну, в принципе, в нем тоже какие-то мои черты есть, потому что я приходила всегда на урок в школе, немного слушала, а через минуту уже писала стихотворение (смеется). А еще через 30 секунд у меня в голове уже появляется какая-то мелодия. А тем временем шел урок. И учитель не выдерживал: "Кучер, что я только что сказал?" (смеется).

А Маша? Она у нас генерал-полковник. Очень энергичная женщина! И покомандовать, и порисовать, и потанцевать – часто все вместе. Признаюсь, когда узнала, что стану мамой девочки, мне было страшно. Думаю, с мальчиками-то знаю все, а теперь будет иначе. Однако с Машей было даже легче, чем с сыновьями. И интересно очень – она любит платьица, пайетки, камешки, к косметике уже моей подбирается.

– В юности вы думали, что вы будете мамой троих детей?

– Нет, я вообще о детях не думала. Более того, даже думала, что замуж никогда не выйду, считала, что мне это не нужно. Зачем? Я сама себе хозяйка – и это нравилось. Я не собиралась под венец, вот честно. Но не жалею, что все вышло иначе. Хотим ли мы четвертого ребенка? Я не думаю об этом, потому что во время беременности Машей у меня полностью разошлись на животе мышцы. Пришлось делать операцию, поставить специальную сетку. Я не могу физически больше рожать. Возможно, и есть какие-то варианты, но это будет очень опасно – и для меня, и для ребенка.

– В интервью нашему изданию хореограф Елена Шоптенко тоже признавалась, что "заработала" диастаз мышц живота, потому что через три недели после родов согласилась работать в новом проекте.

– Я так же очень загрузила себя. Кроме того, будучи беременной Машенькой, имела очень большой живот. И даже при небольшой нагрузке все начинало болеть, ныть. А потом не могла нормально поесть. Как будто перехватила немного, а такое впечатление, что съела слона, так выпирал живот. Органы находились не под мышцами, а под кожей. Понимала, что дальше так быть не может, поэтому было принято решение об операции. Сетка держится, все хорошо. Единственное, что я не береглась после вмешательства – сразу и за руль, и в дальние поездки, и тренировки начала – не смогла сидеть на месте. И получила из-за этого достаточно широкий шрам на животе. Думаю теперь о татуировке или шлифовке.

– Признаюсь вам: когда вы вернулись с детьми из США и начали появляться на публичных мероприятиях, мы вас не узнавали. В своих интервью вы говорили, что весили чуть больше 40 килограммов.

– Это все из-за стресса. Я старалась есть побольше, но все сгорало. Это началось еще в Америке, продолжилось здесь. Со временем все устроилось – сейчас я вешу 50 килограммов. Это мой стандартный вес, мне в нем комфортно.

– Однажды я брала интервью у Тараса Тополи. Он признался, что в день нашего разговора взял выходной и нянчит маленьких сыновей, потому что вы поехали с выступлением в другой город. С тремя детьми его можете оставить?

– Такое бывает, конечно, но ненадолго (смеется). Обычно приезжает помочь либо моя мама, либо наша няня. Но сейчас она на время поехала со своими детьми за границу, и мы очень ждем ее возвращения. Потому пока помогает мама. А также папа Тараса – водит ребят на дополнительные занятия. Все остальные бытовые дела преимущественно на мне. Единственное, что я делаю не так часто, – это мою окна. Во-первых, это долго. Во-вторых, нужно дождаться определенной погоды, чтобы все не быстро высохло. И плюс у нас пятый этаж, не всегда можешь уследить за детьми. Они играют, толкаются, за ноги хватают (смеется). Ну, Мария, так точно – ей всегда весело. Может помочь Тарас? Да нет. И не из-за нехватки времени. Просто он этого никогда не делал.

Есть моменты, о которых я прошу, которые подчеркиваю, акцентирую внимание, потому что он подает пример ребятам, но это не истории с окнами (улыбается). Есть вещи, которые так и не изменились, к сожалению, а другие, напротив, очень поменялись. Но ведь нет людей, которые остаются одними и теми же в течение жизни. Когда ты выбираешь пару, должен понимать, что завтра твой избранник может быть другим. Мы как-то договорились: рассказывать все друг другу откровенно. И это очень помогает. Мне интересно, например, мнение Тараса по поводу каких-то моих поступков, ему, наверное, тоже важно мое мнение.

Знаете, мы по характеру очень разные. Особенно много чего изменилось в то время, когда я жила с детьми за границей, а он – здесь. Мы очень изменились. Что же тогда до сих пор держит нас вместе с мужем? Любовь. Общие цели, мечты, желания. Ну и то, что мы вкладываемся в наши отношения, а это говорит о желании быть вместе.

– Можно сказать, что Тарас – самый близкий ваш друг?

– Можно и так сказать, но у каждого ближайший друг – это он сам. Есть вещи, о которых я не могу никому вообще рассказать. Дружба может существовать между людьми, наверное, только родными – в семье. Или между людьми, которые прожили одинаковые судьбы. И они понимают друг друга глубоко, без слов. У меня есть такая подруга, однако она еще до войны переехала в другую страну, нашла там любовь. Общение прервалось, но это не значит, что она исчезла из моего сердца.

– В начале великой войны наш шоу-бизнес очень изменился – об этом рассказывали и сами артисты: пропало то пафосное – первый эшелон артистов, второй. Однако сейчас, кажется, многое возвращается.

– Честно, мне все равно. Я ни с кем никогда не конкурировала. Меня постоянно продюсеры пытались поставить на какую-нибудь дорожку вместе с кем-то. И слава Богу, у меня больше нет продюсеров (улыбается). Я заканчиваю с попсовой музыкой, теперь будет поп-рок, о котором давно мечтала.

– Как вы вспоминаете о начале карьеры, когда начинали бэк-вокалисткой? Вы дружите с кем-то из тех артистов, с которыми вы работали в то время?

– Вот мне интересно: почему у вас у всех создается впечатление, что я была бэк-вокалисткой? Я начинала с того, что писала песни другим. Была автором и композитором. И пела бэк-вокалы, потому что работала в студии – делала вокальные аранжировки. Я никогда на сцене никому бэки не исполняла. Я самодостаточная вокалистка, причем хорошая.

– Ваши песни есть в репертуаре Натальи Могилевской, Насти Каменских, Потапа и других известных исполнителей. Как вы относитесь к тому, что Потап все чаще оказывается в водовороте скандалов?

– Я не знаю, что происходит с ним. И не интересуюсь, потому что каждый выбирает свой путь. Силы, совесть или бессовестность что-либо говорить или делать. Я не вправе оценивать других людей, потому что я – не они. Они взрослые, имеющие в окружении таких же взрослых личностей – их близких, которые могут вправить мозг, если нужно. А если не могут, то извините, но у меня есть моя жизнь, я исключительно ею хочу заниматься.

– Как живет сейчас ваше родное Запорожье?

– Мои родители еще с 2019 года живут в Киеве. Продали дом в Запорожье и купили здесь жилье. Но, честно говоря, очень хотят вернуться домой. Им некомфортно в Киеве, не нравится. Хочется туда, где родились, где душа твоя, твоя земля – где тебе было классно. И это нормально, но как сложится – время покажет. Мы имеем в той стороне родственников, которые проживают на оккупированной территории. Мама держит с ними связь. Возможности выехать у них нет – просто это уже поздно делать. Ситуация сложная, приходится работать на оккупантов, чтобы выжить. Но то, что я знаю из разговоров, украинский язык там до сих пор жив. Все очень устали, но ждут освобождения.

– Вы одна из певиц, кто представлял Украину на Евровидении. Если бы представился случай, решились бы еще раз попробовать свои силы в конкурсе?

– Я бы не поехала просто потому, что у меня нет столько денег. В моем случае участие в Евровидении стоило 450 тысяч долларов. У нас было публичное обещание от Анны Герман (в то время заместитель главы Администрации президента. – Ред.) вернуть все расходы. Но когда я приехала с конкурса, она мне подарила картину, распечатанную на принтере, сказала "спасибо" и попрощалась. Мы расплачивались с долгами несколько лет подряд и почти половину нам простили. Скажем так, закрыли глаза. Это была крупная компания, они смогли себе это позволить.

– Если бы стал выбор – ваша карьера или Тараса, вы могли бы уступить?

– С момента рождения нашего первого ребенка прошло 12 лет. И я постоянно выпадаю из поля своей профессиональной деятельности, потому что мама. Вместо того чтобы делать песни, ездить по студиям, концертам, давать туры, занималась детьми. Я нормально вложилась – по времени, по своим усилиям в детей. А теперь буду заниматься своей карьерой. И мне кажется, что как раз пришло для этого время. Все идет очень органично. Я чувствую силы, вижу цель – это главное.

Также читайте на OBOZ.UA интервью с певицей Тоней Матвиенко – о сексуальных домогательствах, злости на мужа и снах о маме.

Только проверенная информация у нас в Telegram-канале OBOZ.UA и Viber. Не ведитесь на фейки!