Писатель Сергей Жадан: "Я никого не учу жить"

От полудесятка популярнейших на сегодня писателей Украины Сергей Жадан отличается тем, что его прозаические произведения читают широкие массы. В наше «специализированное» время его книги уникальны тем, что одинаково нравятся девушкам и парням, молодым и старым, богатым и бедным, специалистам и бездельникам, наркоманам, пьяницам и абсолютно трезвым читателям... И все это не было бы так удивительно, если бы не знать, что автор берет сюжеты, образы своих героев, смешные и трагические коллизии из собственной жизни. Понять, чем отличается и отличается ли Сергей Жадан в живой беседе от того Жадана, которого каждый может себе вообразить, прочитав его тексты, — вот какую задачу я поставила себе, прежде чем брать это интервью. А вышло ли — судить вам.

Все время к магазину издательства «Фолио», где мы разговаривали, подходили люди. Знакомые приветствовали Сергея и приглашали выпить, фаны требовали автографов, фотографы из глянцевых журналов слепили вспышками камер, телеоператоры расставляли штативы. В этой суете Сергей чувствовал себя, как рыба в воде. Обнимался с друзьями, улыбался девушкам и размашисто чертил на экземплярах своей новой книжки «Гимн демократической молодежи» автограф-иероглиф. И будто не замечал нацеленных на него объективов.

- После прочтения твоих книг многие рисуют себе образ автора, больше подходящий гламурному шпиону. Кому-то ты грезишься владельцем плейбойского пентхауса, кое-кто видит тебя за рулем эксклюзивного авто. Проясним это, начнем опись имущества?

— Давай. У меня есть «Команч». Хороший горный велосипед. Я его очень люблю. Когда я в Харькове, особенно летом, могу и сто километров в день на нем проехать. А машины нет, и не собираюсь заводить. Принципиально пользуюсь только общественным транспортом. Хотя в детстве имел права водителя трактора! Пока учился водить эту фантастическую конструкцию, несколько раз почти перевернулся в этом, как теперь понимаю, эксклюзивном авто. Брат потом немного учил меня ездить на мотоцикле, но мне хватило того, что едва не расшиблись. Я случайно не на то нажал. Это не следует интерпретировать как желание смерти, просто что-то я с техникой не очень...

- Пойдем дальше. Как любят говорить налоговые инспекторы, задекларируйте ваши доходы. Чем владеешь из столичной недвижимости?

— Прикол! Нет у меня квартиры в Киеве. Зачем она мне? Я в Харькове живу. И не очень-то люблю столицу. А относительно доходов... Жить в Украине исключительно на писательские гонорары, наверное, невозможно. Но занятие литературой — это более широкий комплекс: выступления, презентации, переводы, фестивали, семинары, конференции... А если посмотреть на меня формально глазами налогового инспектора, то я безработный. Но не зарегистрированный, то есть пособия из отдела социального обеспечения не получаю. Вообще, я хочу свести к минимуму все мои отношения с социумом.- Таковы мои принципы.

— Такой непримиримый анархист?

— Не в этом дело, просто не хочу дать социуму возможность держать меня под контролем.

— Откуда у знатока тонких нюансов отношений между представителями разных социальных прослоек и сообществ такое стойкое отвращение к социуму? Может, разочарование?

— Ни в коем случае не отвращение, и тем более не разочарование. Вообще никакой агрессии. Просто я стараюсь, а с возрастом более активно, сохранять свою личную территорию, независимость. Понимаешь, социум очень быстро заглатывает, подминает под себя, правит под себя и, конечно, начинает диктовать свои условия. Это происходит даже с такими крутыми чуваками, которые якобы всегда считались непродажными. Сами не замечали, как в какой-то момент — хоп, и все — они уже себе не принадлежат.

— Значит, ты цены себе еще не сложил?

— Пока нет. Даже не в том дело — продажный - не продажный. Есть совесть в каждом из нас, и как бы ты ни кричал: «Я непродажный, делаю только то, что хочу делать», но сам себе иногда признаешься: чувак, ты же облажался, ты же глупость сделал... Не хочется, чтобы были такие укоры совести, поэтому и стараюсь держаться отдельно и делать то, что мне нравится.

— А на пенсии ты себя представляешь?

— А как же! Свой первый миллион я точно заработаю на литературе и куплюсебе красивую белую яхту, на которой открою пиратскую радиостанцию с человеческой музыкой и буду болтаться в одесской акватории, пока не погибну во время девятибалльного шторма. Кстати, а там такие шторма бывают?

— В Одессе, как и в Греции, все бывает. В твоих произведениях есть развернутые перечни того, что тебе нравится, но не все так прозрачно и однозначно с напитками. Имею в виду не только алкоголь.

— Нравится многое, но поскольку приходится, то есть вынужден употреблять преимущественно алкоголь, то и ограничивать себя надо в выборе напитков. Если постоянно бухаешь, то употребление кисломолочных продуктов исключается. А хочется. Я люблю молоко, а приходится пить водку с утра. Особенно сейчас, на гастролях. Какая овсянка, какая диета? Вот и приходится выбирать из тех продуктов, которые нормально сосуществуют в желудке вместе с выпивкой. Алкоголь и наркотики — утром выпил, вечером покурил, и замечательный цвет лица гарантирован.

— Ты переборчив в этом?

— У меня нет к алкоголю каких-то гурманских требований. То есть я не скажу, что в настоящее время суток употребляю исключительно белое сухое шампанское или только коньяк пятизвездочный. Хотя и аскетом меня не назовешь. А если взять попойку как таковую, то меня в этом процессе привлекает не сам напиток и не состояние опьянения, а коммуникативные возможности. Разговоры за бутылкой, неожиданные ситуации и откровения, ритуалы вокруг выпивки... Специфический фольклор и этнография. Все эти штуки, которые без алкоголя не вытянешь наружу.

- А бросить пить — такого опыта или желания не было?

— Последний год было такое желание. Не потому, что я боюсь зависимости, и не потому, что это мешает какой-то там карьере... Ну, бывает такое, что просто уже надоело все, надо изменить что-то. Но только представлю, что больше не стану пить, то просто до основания рушится весь мой мир. Расписание, общение, ориентиры — все надо будет изменить. Дилера тоже придется менять... О чем я буду разговаривать с человеком, когда кто-то из нас не будет употреблять спиртное?

— И часто такие коммуникативно-алкогольные посиделки проходят под музыку? По крайней мере, в твоих романах чаще всего упоминается классический рок, но не только.

— У меня есть дядя, он и в «Анархии» фигурировал — такой битломан с сорокалетним стажем. Он мне и маленькому всегда записи давал. Так вот у него вся музыка закончилась где-то на «Секспистолз». Все, что было после, он не слушает. А меня интересует развитие этого искусства. Слушаю абсолютно разные жанры, как новые, так и старые. В прошлом году приезжал ко мне в Варшаву друг Кокотюха. Мы в похмельно-элегическом состоянии шлялись по книжной ярмарке. И вдруг видим чувака, который продает пластинки с советской музыкой 40 — 50 годов. Я купил диск Марка Бернеса. Следующие два дня мы бухали под «Мне кажется порою, что солдаты...» и другие шедевры из его репертуара.

— А наша музыка тебя интересует, или только та, которую играют твои друзья?

— Меня интересует все, что происходит в современной украинской музыке. В Харькове каждый месяц рождаются и играют новые команды. Наверное, так всюду в стране. Сейчас такое время бурного развития, невероятно интересно. Плохо только, что это ни во что не выливается. Знаешь, меня музыка интересует больше, чем литература, она более вдохновляющая, пафосно говоря.

— Ты все время странствуешь. Только и слышно: сейчас Жадан сидит и что-то пишет в Польше, через месяц он уже в Германии, еще через неделю рванул в неизвестном направлении... Смена географии как средство избавления от проблем?

— Это энергию дает — изменение ландшафта, само движение. Месяц или два сидения в Харькове — и у меня депрессия. Все начинает пригружать. Я не бегу от проблем, может, наоборот, именно мчусь им навстречу. А с другой стороны, какие у меня проблемы? Лишь те, которые создаю себе сам. Так они всегда со мной, куда бы я не поехал.

Футуристический лозунг — движение самоценно, самодостаточно. Не даешь остановиться себе, не даешь остановиться своим внутренним чувствам.

— Человек мира?

— Вот не хотел бы употреблять такой дефиниции, как «человек мира». Я нормально, комфортно чувствую себя в любой стране, где нахожусь, и особенно не парюсь по этому поводу.

— Об этом я спросила потому, что у тебя немалый опыт литературного переводчика. Переводят не с языка на язык, а с культуры на культуру, верно?

— Безусловно. Мне интересно, что происходит и в прозе, и в поэзии. Я имею в виду и немецкую, белорусскую, русскую литературу. Теперь уже и с польского языка перевожу. Как-то само так вышло.

— «Само вышло» можно понимать так, что на переводчика с польского ты не учился и диплома не имеешь?

— Ни диплома, ни даже справки. Полгода прожил в Варшаве и в какой-то момент начал понимать, читать. Фантастическое ощущение — открываешь для себя новый мир. А что касается дипломов, то как-то так сложилось, что общаюсь с более или менее нормальными людьми, которым не надо подтверждений в виде дипломов. Хотя было, припоминаю! Мы с Кокотюхой, где-то лет по двадцать нам было, поехали выступать в Сумы. Нас не хотели пускать в зал для выступлений. Сказали: «Какие вы писатели? Вы на себя посмотрите!» Требовали, чтобы мы удостоверения показали.

— Съехали на литературную тему, а полоса называется «Частная жизнь». Давай будем говорить о любви, согласен?

— Конечно. Все вокруг — любовь.

— А у тебя есть любовь?

— А вот об этом я не буду говорить. Этот интимный вопрос. У любви есть имя, с любовью в моей жизни все в порядке, но говорить об этом не стану.

Юка Гаврилова, «Без Цензуры»