УкраїнськаУКР
EnglishENG
PolskiPOL
русскийРУС

Чеченская "генеральша" Роза Литаева: "Путин должен мне звезду Героя России!"

942
Чеченская 'генеральша' Роза Литаева: 'Путин должен мне звезду Героя России!'

Единственная женщина-генерал "независимой Ичкерии" рассказала "Сегодня", почему пошла на войну, как потеряла родных и оказалась в плену

Роза Литаева, человек-легенда, одна из двух выживших женщин чеченского подразделения "Белый Платок", которое русские войска окрестили "белыми колготками". Роза утверждает, что подразделение было создано в первую чеченскую войну по приказу командования и занимались спасением раненых. Россияне же утверждали, что это подразделение женщин-снайперов, которые убивали солдат. За заслуги Аслан Масхадов назначил ее командиром подразделения медсестер, а Джохар Дудаев дал чин генерала. Роза — близкая подруга Аллы Дудаевой, она лично знала всех руководителей мятежной Ичкерии, многих из которых уже нету в живых. Роза — мать шестерых детей, из которых до сегодняшнего дня дожили пятеро. Ей удалось вырваться из плена, покинуть Россию, и после долгих путешествий осесть в Германии в статусе политического беженца. По матери Роза — немка, поэтому вопрос о статусе был решен положительно, намного быстрее, чем у других чеченцев. Во время своей командировки в Германию я встретился с ней и выслушал рассказ о нескольких годах жизни. Она и ее 5 детей живут в сьемной квартире в одном из районов Берлина. Ее саму застал за приготовлением традиционной чеченской еды, лепешек с сыром — чепелгеш.

ДАЖЕ ЦЕРКОВЬ ПРЕВРАТИЛИ В АД

— Роза, расскажите, как вы попали на войну?

— Мы перехали в Чечню в 1993 году из Казахстана, только обосновались и через год разразилась война. Как только начались бомбежки, мой муж Юнус сразу записался в добровольцы. Я тогда пыталась его уговорить, чтобы он не воевал, но бесполезно... Я сказала: "Я тоже из Грозного не уеду, пока ты здесь." Детей к бабушке отправила, в другой район города. Мы вообще не верили тогда, что город будут бомбить, в Чечне всегда жили русские и не было вражды между нами. Я бы не поверила, если бы мне тогда сказали, что моего сына могут убить прямо в квартире. В один из дней января 1995 года, когда бомбежки и обстрелы были особенно сильными, ко мне домой постучали и попросили отвезти раненую женщину в госпиталь. У меня была машина "Тойота", я согласилась. Отвезла ее, потом другие люди попросили, потом третьи... И началось... Я возила раненых из центра города в госпиталь и реском (здание правительства Чеченской республики. — Авт.) Тогда как раз стали бомбить центр города. Клянусь, я не заметила, как двое суток прошло. Мы эвакуировали дом престарелых, это заняло много времени. Как только вывезли всех стариков в безопасное место, то обнаружили, что множество людей, чеченцев, русских, евреев, армян укрылись в церкви. Все были уверены, что никто не даст приказ бомбить церковь...Но церковь попала под бомбежку. Если есть ад, то это была эта церковь в тот момент. Я слышала страшные крики и стоны. Где-то сутки мы вытаскивали раненых из-под завалов. Когда я узнала, что моего двухлетнего сына убили во время "зачистки" Первомайского района, я вообще жить не хотела, но осталась в Грозном, чтобы помогать людям. Потом я пошла работать в военный госпиталь, там руководил в то время Умар Хамбиев, потом госпиталь тоже разбомбили. Я помню эту картину, когда второй и третьий этажи госпиталя пылали, а раненые и мертвые все вместе лежали на первом этаже. В подвале работали врачи, оказывали первую помощь. Потом мы вывезли весь этот госпиталь в село Старые Атаги. Это было сделано быстро и без потерь. После

этого меня вызвал к себе Аслан Масхадов, который отвечал за оборону в этом сескторе. Он поблагодарил и предложил мне собрать группу женщин для того, чтобы вывозить раненых. Я собрала 40 девушек, мы назвали свой отряд "Белый платок", нас потом русские называли "Белые колготки", говорили, что мы снайперы. В первую войну погибло 27 человек из нас, восемь — во вторую, три пропали без вести. Сейчас осталось только два человека, я и еще одна женщина.

РАНЕНЫХ ОТБИВАЛИ ОТ РУССКИХ И ОТ ЧЕЧЕНЦЕВ

— Оружие было у вас?

— Естественно было, я умею стрелять из автомата. Иногда раненых приходилось отбивать, и от русских, и от чеченцев. Большинство боевиков помогало нам вывозить раненых, но были и такие, которые пытались помешать. Мы и от них отбивались... На войне все бывает, и психи, и мародеры тоже. Я сумку свою с медикаментами больше всего оберегала, старалась при себе держать.

Я не смотрела, кто мои раненые, какой они национальности и так далее. Пусть он будет самым лютым бандитом, я его вывезу и вылечу. Мне попался однажды кровный убийца моего брата, я точно также спасла его. На войне для кровных разборок места нету.

— Приходилось стрелять в человека?

— Прицельно не приходилось. Рядом со мной обычно были мужчины, так что они защищали. А если кто стрелял в нашу сторону, то я тоже в ту сторону стреляла, так, на всякий случай. Мы ездили на бронемашине и очень часто свои открывали по нам огонь, думали, что это русские едут на своей бронетехнике.

— Как вы познакомились с Джохаром Дудаевым?

— Меня с ним познакомил Зелимхан Яндарбиев. А вообще с ним не трудно было познакомиться, он всегда был среди людей. Он пешком по проспекту ходил, на базар мог придти, спросить у людей, как дела. Я была соратницей Джохара, я была за независимость чеченского народа.

— Вы подчинялись ему непосредственно?

— У меня за всю свою жизнь командира не было. Мой начальник — Аллах, после него — мой муж, вот два моих командира.

— Басаева тоже знали?

—Я познакомилась с ним во время первой войны. После того как мою "Тойоту" подбили, мы ездили на бронемашине российского производства. Я ездила к нему заправляться на 12-й участок, потому что горючее тогда было только у него. Там у меня был кабинет, где можно было отдохнуть после двух-трех суток работы.

ВО "ВЗГЛЯДЕ" МЕНЯ НА СВАДЬБУ ПРИГЛАШАЛИ

— Как вы оказались в российской тюрьме?

— Когда началась вторая война, я была на шестом месяце беременности и мой врач настоял, чтобы я уехала в Ингушетию. Я ехала из Ассиновской в Ингушетию на автобусе. Плохо чувствовала себя, у меня ноги были все опухшие. Я никогда не думала, что меня могут задержать. Это было в мой день рожденья, 19 января 2000 года. Люди, которые меня задержали, держали в руках мое фото и данные. Они хотели взять именно меня. Это произошло недалеко от станицы Слепцовская, на границе Чечни и Ингушетии. Меня отвезли и бросили в яму недалеко от Ассиновской. Везли в БТРе с мешком на голове. Это у них называлось пункт временного содержания. Потом меня перевезли в изолятор в Моздок (Сев.Осетия. — Авт.) Это обычный следственный изолятор — государственный СИЗО. Но нас держали там без документов, никто не знал, где я нахожусь. Когда проверяющие приезжали, то нас паковали в грузовик, чтобы никто не видел, что мы там сидим.

— Сколько времени там провели?

— Восемь месяцев в разных изоляторах, в Моздоке, Владикавказе и Пятигорске. Меня взяли, как оказалось, по подозрению в терроризме. Пытались повесить на меня какой-то взрыв в Моздоке, я не знаю, был ли он на самом деле или я его "готовила" только. Я все время требовала, чтобы мое дело передали в суд. Я была такой дурой, что думала, что я на суде выиграю, я думала, что приедут "солдатские матери" и будут меня защищать. Мне Путин должен звание героя России дать — стольких я российских солдат спасла. В одной из программ "Взгляд" меня в эфире приглашали на свадьбу одного из российских офицеров. Это был один из двух капитанов российской армии, которых я спасла во время войны. Они рассказывали, как я их спасала, я сама помню, как над головой летали снаряды и пули, это было в Грозном, мы их отвезли сначала в здание администрации, потом в Атаги в госпиталь. Их там вылечили, и я потом добилась их освобождения и передачи российской стороне. Они — свидетели того, что я ни в чем не виновата. В комитете солдатских матерей России меня знают, я отдавала им их же детей. Мне следователи говорили, что я в суде получу минимум 18 лет. Я ни в чем не признавалась, я говорила, что только спасала людей. Последнее, что я написала в протоколе, это то, что я не признаю свою вину, а только спасала. Но меня принуждали дать признательные показания, говорили,что за это ничего не будет с ребенком, он будет ходить в садик и так далее. У меня в Пятигорске родился сын в СИЗО.

— Ребенок в тюрьме родился?

— Да, но у меня его сразу отобрали и я подписала бумагу, что его передали родственникам. Но на самом деле они продали моего мальчика сразу после того, как я его родила. Все это время мне говорили, что он у родственников. Я потом отыскала его в Нальчике, в одной осетинской семье. Женщина, его приемная мать, сказала, что купила ребенка в возрасте полутора месяцев, всего грязного, худого... Я за ее адрес заплатила пять тысяч долларов. Сейчас он со мной.

— А как вообще удалось оттуда выйти?

— Однажды ночью открылась камера, сказали: "Выходи!". Я думала, что снова ведут на допрос, будут бить или пытать. Завели в комнату и офицер сунул мне в руку записку. Когда меня вернули в камеру, там было написано, каким образом я должна уйти. Как я уже потом узнала, они торговались с моей мамой 6 месяцев о цене, но мои родственники не могли долго собрать деньги. Они дали 8000 долларов и еще оружие какое-то дали, пришлось покупать у русских. Меня вывезли из СИЗО в Пятигорске на военной машине, там меня ждали родственники и отвезли в Чечню.

— Потом опять пришлось уехать?

— Да, после очередного задержания мне один офицер ФСБ, русский, посоветовал не оставаться в Чечне. Он сказал, что покоя мне все равно не дадут. В 2001 году мы выехали сначала в Турцию, потом в Азербайджан, из Азербайджана в Грузию, потом снова в Турцию, из Турции в Беларусь, потом в Украину, потом снова в Турцию. В 2003 году в Турции снова начали нас преследовать, власти потребовали, чтобы около 40 чеченцев покинули Турцию, и пришлось уехать.

ОТ РЕДАКЦИИ

Мы изложили это интервью так, как оно было рассказано. Все ли здесь правда, есть ли вымысел — не нам судить. Известно, что на чеченской войне "белыми колготками" действительно назвают женщин-снайперов, которых особенно ненавидят федералы за те потери, которые из-за снайперов несла российская армия. В печати не раз публиковались сведения о том, как жестоко раправляются с "белыми колготками", если те попадают в плен. Так что скрывать свою принадлежность к "снайперскому цеху", наверное, станет всякая уже отвоевавшаяся женщина.

Евгений ИХЕЛЬЗОН, "Сегодня"