Иван Дзюба: «Я учился в русской школе в Донецке»

На днях прошла презентация книги академика, Героя Украины Ивана Дзюбы "Інтернаціоналізм чи русифікація". Презентация? Да, ведь она выпущена к 40-ле­тию со дня написания труда, ко­торый в годы его появления чи­тали в Европе и Азии в рукопис­ном, самиздатовском варианте.

Высоко оценили этот труд не толь­ко украинские правозащитники, но и академик Андрей Сахаров. Алек­сандр Солженицын в 1968 году на­писал Ивану Дзюбе: "С кем, с кем, а с Вами давно хочу познакомиться, думаю, что мы во многом друг друга поймем. Жалею, что прошлый раз в Киеве Виктор Н. (писатель Виктор Платонович Некрасов, автор рома­на "В окопах Сталинграда". — Ред.) не спроворился нас с Вами познакомить. Но ничего, годы еще не все ушли..."

Любопытно, что через несколько лет после написания книга вышла во Франции, США, Южной Америке и да­же в коммунистической КНР.

Иван Дзюба в своей работе раз­бивал советскую национальную политику 1960-х годов с помо­щью... трудов Владимира Лени­на, решений съездов ВКП(б). Кстати, он действовал открыто, направив свою рукопись вместе с письмом в Политбюро ЦК КПСС, после чего и был арестован.

— Ныне годовщина Майдана — каковы, по-вашему, его уроки?

— К сожалению, этот год все или почти все перечеркнул. Я даже не очень представляю, как его праздновать. Конечно, Майдан войдет в историю как некий взрыв народной воли и правды. Пожалуй, единствен­ный сегодня положительный результат — это прибавление свободы слова, да и свободы во всем остальном. Отсюда — толчок к созданию различных об­щественных организаций и рождение всяческих инициатив. Пожалуй, и все.

— А кто виновен в этом: Ющенко, его окружение или мы с вами?

— И он, и окружение (но я бы не сводил все к этому), и само состоя­ние нашего общества. Мина была за­ложена изначально в самом Майдане, на трибуне которого собрались люди довольно разных взглядов и направлений. В тот момент, когда нужно было объединить всех, это было логично. Но после победы на­до было не всех пускать во власть, не создавать столь разношерстную политкоманду из раков, лебедей и щук. Результаты таких трудов издавна баснописцы знали.

— Подозреваю, что вам самому уже очень надоела не убавляюща­яся актуальность вашей работы " Інтернаціоналізм чи русифікація?", которая, к сожале­нию, затмевает для многих дру­гие ваши серьезные труды...

— Действительно, это меня по-своему мучает. Беда в том, что со­временный уровень развития обще­ства не позволяет, так сказать, спи­сать эту работу в архив. Тут вспоми­наю совсем недавний случай в цен­тре Киева. Торопясь, я забежал в ка­фе. Меня довольно быстро обслужи­ла девушка и потом так доброжела­тельно спрашивает: "Вы с Украи­ны?". И тут мне вспомнился другой случай, довольно давний, когда в 1962-ом году мы втроем с Иваном Драчом и Миколой Винграновским поехали выступать во Львов. И вот зашли пообедать в одно кафе возле оперного театра. Когда мы там раз­говорились, официантка подошла и спросила с интересом: "Ви з Болгapiї'?". До чего ж должна была удивлять украинская речь в "українському П'ємонті, місті Лева", чтоб принять нас за болгар. Хотя Львов, конечно, во все времена был гораздо более украиноязычным. Это я к тому, что очень мало что меняет­ся со временем.

— А кстати, вы же из донецких. Откуда такое знание украинского и тяга к нему?

— Действительно, я учился в рус­ской школе. А украинский язык я узнал и полюбил от матери и сосе­дей. Плюс сыграло роль то, что даже в русской школе украинский изуча­ли лучше, чем сейчас. Как-то очень серьезно относились к этому. А за­тем был Сталинский (Донецкий) пе­динститут, и тут у меня с украинским не было проблем: когда ко мне обращались по-украински, я отвечал так же, а если по-русски, отвечал по-русски. Я всегда любил и знал укра­инский язык и литературу. Но, буду­чи студентом, еще не видел тогда проблемы в том, что происходило вокруг, в том числе и с языком. Я на­чал над этим задумываться, и этот процесс занял у меня несколько лет — до написания этой моей работы и в процессе ее написания. Собствен­но, полностью мое пробуждение произошло уже в Киеве. И, может, потому что я был, так сказать, све­жим человеком, только начавшим жить э украинстве, так остро и напи­сал об этом.

Конечно, сегодня я бы многое на­писал по-другому. Но когда говорят, что работа "Інтернаціоналізм чи русифікація?" до сих пор остается ак­туальной (о чем я действительно со­жалею), я хотел бы заметить, что речь там идет не только о языке. Но еще и о твердых требованиях к ком­партии относительно украинской культуры, структуры общества и де­мократии — о чем, конечно, тогда не принято было говорить. Вообще, больше всего мне хочется, чтобы, на­конец, были изданы книгой мои ста­тьи 1960-х годов, которые сейчас, по сути, никто не знает.

— Лина Костенко, выступая на презентации вашей книги, резонно заметила: "Дзюба — это эти­ка". Но, кажется, очень многие еще считают, что Дзюба — это политика.

— Действительно, мы начинали, сосредотачивались именно на этике и эстетике, воевали именно за их уровень в нашей литературе и куль­туре. А нас просто выпихивали в по­литику. Нам шили политику, чтобы было легче представить нас отще­пенцами.

— Тогда диссидент Лев Копелев, прочтя " Інтернаціоналізм чи русифікація?", написал вам письмо на украинском языке, где, под впечатлением прочитанного, гово­рит о страшной угрозе человече­ству, которая уже тогда виде­лась ему страшнее ядерной. Это: угроза стандартизации или, как он говорит, "термитизации" душ людских.

— К сожалению, угроза нивели­рования души, которую еще тогда увидел Копелев (спасибо, что вы его вспомнили), сегодня на не­сколько порядков выше, чем тогда. И виной всему те процессы, кото­рые включает в себя такая, как многим кажется, невинная вещь, как глобализация. Об этом можно говорить долго. Замечу лишь, что глобализация в тех формах, в кото­рых происходит сейчас, намного страшнее, нежели коммунистичес­кая интернационализация.

— В ваше новое издание включе­ны любопытные документы и свидетельства: от мнений вид­ных западных ученых о вашей книге до обсуждений на Политбю­ро ЦК компартии "выпадов Дзюбы". Есть там и упоминание о ве­черинке в киевском ресторане "Млын", в котором компартийные бонзы праздновали выход книги, направленной против вас, "Що і як обстоює Іван Дзюба?" Кто ее настоящие авторы?

— Это была группа товарищей, которые по заданию ЦК писали эту брошюру, изданную под фамилией "Богдан Стенчук". Как вспоминал в книге "Трудные уроки. Раздумья бывшего партийного работника" не­безызвестный коммунист Георгий Крючков, который сам на той пьянке присутствовал, он только к концу мероприятия понял, что тосты за творческую удачу и за отсутствую­щего Богдана Стенчука весьма символичны. Ибо сам образ автора был, так сказать, собирательный.

— На вас не так давно надели мантию почетного профессора НАУКМа. Коснемся сути вашей "инаугурационной" лекции на те­му: "Микола Хвильовий: від "азіатського ренесансу" до "пси­хологичної Європи". Кстати, я не знал, что лично Сталин в 1926 го­ду так мастерски организовал травлю Хвылевого.

— ...критикуя его "непрости­тельные ошибки": идею дерусификации украинского пролетариата, а особенно его известный призыв «Геть від Москви!». И хотя Микола Хвылевый подчеркивал, что речь идет не об экополитической сфере, а лишь культурной, но эти идеи быс­тро перевели в политическую плос­кость, и Хвылевой понял, что он об­речен. Но он и доныне актуален тем, что впервые сформулировал идею о гражданском обществе. То есть, жи­вой человек влияет на общество — вот цель.

— Но еще в 1915 году киевлянин Николай Бердяев, высланный Ле­ниным за границу, предупреждал о "сумерках Европы", ее "варвари­зации", росте потребительства и "массовой культуре". Стоит ли в такую стремиться?..

— Тут главное — как стремиться и, конечно, не в "варваризированную", а в лучшую, оставляя за собой национальное своеобразие и духов­ность.

Станислав БОНДАРЕНКО, «Грани Плюс»

www.grani.kiev.ua