Блог | Борис Стругацкий: социалист с человеческим лицом

Умер Борис Стругацкий, один из величайших писателей-шестидесятников. Но если быть до конца точным – писателей-двадцатников. Творчество Бориса и его брата Аркадия – это отсыл к прогрессизму 1920-х, и даже троцкизму. В нынешнем мире ему было неуютно, он творчески угасал. Борис оставил несколько прогнозов в отношении будущего России с вэлфером и застоем.

Семейство Стругацких вообще всегда жило не в своём мире. Отец Натан Залманович Стругацкий, поначалу бундовец, затем меньшевик, после Революции – большевик, комиссар: брошен партией сначала на "хозяйство", а в 1937-м исключён из партии и фактически сослан доживать в музей. Всегда приходилось приспосабливаться под обстоятельства, что его сильно угнетало и в конце концов привело к преждевременной смерти от гриппа в 1942-м. Мать Александра Ивановна Литвинчёва, из зажиточных малороссийских крестьян, подавала большие надежды, как филолог, но вынуждена была ограничиться ролью школьной учительницы.

Старший брат Аркадий хотел быть астрономом, а стал военным переводчиком. Младший, Борис, мечтал быть физиком-ядерщиком, а стал астрономом.

Государство всегда решало за них, кем им быть. Но писателями быть не запретило. Писательство для них стало отдушиной, утопией. И в писательстве они отыгрывались за нереализованные мечты – свои и социума. Их творчество в доперестроечную пору называли "мечтой о социализме с человеческим лицом". Но это слишком широкое понятие, Борис Стругацкий, когда разрешили говорить открыто, сужал его до узкой полоски российской истории – 1920-х годов, которое казалось ему идеалом.

Есть в СССР и в России одна особенность: как только человек начинает мечтать о "социализме для человека", вторым шагом он впадает в троцкизм (точнее – в левый уклон). Пожалуй, духовным отцом братьев Стругацких можно назвать Андрея Платонова, тоже "левого уклониста" и "утописта".

Но лично Борис Стругацкий вынужден был играть не свою роль не только в большом социуме, но и в своём малом. В одном из интервью он признавался, что в их романах всегда есть патриархальная система взаимоотношений между старшим и опекаемым младшим. И этот уклад был воспринят не только от "левого уклона" (в любом коллективе должен быть комиссар, выводимый потом братьями в своих книгах в виде неких Прогрессоров), но и от семьи. "Был царь, бог, командир, полководец, орёл, великий и могучий утёс – Аркадий. И был маленький, преданный, готовый и согласный на всё ради старшего, покорный, никогда не бунтующий младший брат Борис. Младший брат звал старшего "Аркашенька", старший брат звал младшего "Барбос", –признавался Борис Стругацкий.

Позже, в мире "реформирующейся России" Борису было неуютно существовать не только потому, что его обманули с эпохой, но и без собственного Прогрессора – Аркадия. О своей скорой смерти Борис Натанович Стругацкий в последние годы говорил не раз (в 2006-м он был госпитализирован с инфарктом, и с тех пор так и не оправился) и, как убеждённый атеист, мрачно предрекал: "Навсегда, значит — пока жив. Потом не будет ничего. Совсем ничего. Увы". Прах его брата, Аркадия, был развеян с вертолёта в 1991-м. Какое приказание поступить со своим телом отдал Борис, пока неизвестно. Но идея сильнее материи, плоти, хорошо бы посыпать голову пеплом Бориса Натановича, но не нужно: и без этого он будет жить в наших сердцах. Троцкистов, "левых уклонистов", Прогрессистов, утопистов – хоть как назови: в сердцах тех, кто считает время и место своего нынешнего бытия чужим и неправильным.

Бориса Стругацкого очень часто спрашивали, что он думает о будущем. Человеку, создававшему Утопии в книгах, всегда было неловко отвечать на этот вопрос. Словно он боялся спугнуть произнесённым конструируемую им реальную Утопию. Но иногда давал волю что-то предсказать. Год от года его прогнозы становились мрачнее и туманнее. Было видно, что он разочаровался в человечеству. Будь его воля, он бы сдал такое человечество в музей (желательно, в Кунсткамеру).

Вот его видение будущего в журнале "Огонёк", №52 за 1989 год (хотя сама беседа проходила в июле 89-го):

"Наверное, выскажу мысль еретическую. Но я совсем не уверен, что культура преобразует общество. Общество преобразуют производительные силы. Здесь я выступаю как самый заскорузлый марксист. Другой движущей силы я в обществе не вижу. Культура – ну что ж… Это один из элементов общественной жизни. Важный элемент. Может быть, самый ценный. Но не преобразующий, а, скорее, преобразующийся вместе с обществом. "Здравый смысл" достижим и без культуры. Можно накормить народ, одеть народ, образовать народ, всё это уже осуществлено во многих странах.

Хотя нынче мы от коммунизма дальше, чем кто-либо. Потому что коммунизм – это квинтэссенциянормального бытия. Проповедь национальной розни, которую ведут сейчас, к ужасу моему, некоторые деятели культуры, тем опаснее, чем авторитетнее, масштабнее фигуры этих писателей, художников; чем ценнее и существеннее их вклад в искусство и культуру. Реакционные идеи лучших национальных художников страшнее, чем давление власти. Власть можно сменить".