Литературный конкурс. Смерть старого друга

А.З. (26.09.2007)

     Кирилл как-то зашёл в одну довольно грязную забегаловку под площадью Льва Толстого, которую все называли «шайба» из-за её круглой формы, и которую он давно любил. Интерьер её был выложен довольно дорогим и «крутым» - но для внешней отделки – материалом, гранитными камнями розового цвета. Такое могли себе позволить сегодня лишь немногие подобные заведения – с хорошей, качественной отделкой и соответствующим, тщательно-небрежным уходом. В каком –то средневековом, подчёркнуто грубом стиле. В «шайбе» всё оставалось по-простому, ведь основана она была в те советские времена, когда такого понятия, как окупаемость, просто не существовало. Пугающее порой сегодня и резко ворвавшееся в повседневную жизнь понятие «шик» здесь начисто отсутствовало. Здесь продавали относительно недорогие паршивенькие бутерброды, варили относительно недорогой паршивенький кофе. Кирилл с ностальгией вспомнил те времена, когда за 28 копеек в Киеве можно было на каждом углу выпить довольно неплохой кофе. Конечно, все истинные кофеманы тогда имели свои предпочтения и знали, где кофе гораздо лучше, чем в других подобных заведениях, несмотря на так называемый советский стандарт по ценам и качеству. Сегодня цены уже различались разительно. Различались и качество обслуживания, и качество продуктов, и интерьер. В «шайбе» ещё можно было элементарно, заплатив смехотворную сумму за чашку кофе, сидеть часами, убивая время с сигаретой и прячась от солнца летом, а от холодного ветра зимой. И не испытывать при этом всё более настойчивые и всё более требовательные что-то дежурное заказать взгляды обслуживающего персонала.

     Кирилл так и делал, когда у него оставалось лишнее время и не хотелось случайно попасться на глаза никому из многочисленных поднявшихся по социальной лестнице знакомых и коллег: они в подобные заведения не заходили. Да, когда-то в студенческие времена! Но тогда даже учившиеся на их курсе дети номенклатурных родителей (для тех, кто не помнит, что это такое, номенклатура – своеобразная социалистическая знать) могли, дабы «лучше познакомиться с жизнью и проблемами» своих простых однокурсников, как они объясняли своё поведение, поехать осенью на сезонные сельскохозяйственные работы, куда традиционно посылали студентов. Хотя, как объясняли они сами, могли не ехать. «Ну вы же сами понимаете!..» - снисходительно улыбаясь, говорили они выходцам из простого народа.

     Кирилл в последнее время никак не мог преодолеть неприлично затянувшуюся полосу безденежья. Он упустил довольно много открывавшихся в казавшихся не такими давними временами возможностей. И уже – как с тоской констатировал – был не в том возрасте, когда легко и небрежно делают карьеру. К таким, как он, уже начинают относиться с настороженностью. И, наверное, тоже поэтому, когда Кириллу довелось случайно встретить нескольких из своих старых знакомых, когда-то с восхищением смотревших на него снизу вверх и с завистью следивших за его профессиональными успехами, при попытках пожаловаться сегодня на судьбу, взгляд на него становился иным. Блеск в глазах у кого постепенно, а у кого и мгновенно, исчезал. И Кирилл сразу же начинал понимать, что пора находить повод, чтобы попрощаться: коллеги подчас оказывались в большой растерянности. Они не знали, как это сделать с бывшим своим кумиром. А Кирилл, в начале разговора наивно надеявшийся на то, что старые друзья (во всяком случае некоторых он до последней встречи искренне считал таковыми) предложат ему какой-то шанс, вдруг, резко, начинал понимать неудобство момента. И изощрялся в выдумывании несуществующих предстоящих встреч в другом конце города, в сочинении своего весьма загруженного важнющими делами графика, чёрт знает чего ещё…

     В тот раз Кирилл зашёл в любимую «шайбу», дабы угробить невесть откуда взявшийся лишний час времени и тяжко размышлял над дичайшей несправедливостью. Ну почему у него – профессионала своего дела, в несколько раз были ниже доходы, нежели у его бывших, можно смело сказать, учеников? Ведь они у него учились. И, несмотря на то, что достигли немалых высот в солидных фирмах и зарабатывали кажущиеся ему нереальными суммы, по-прежнему оставались на том же уровне – недоучившихся двоечников. Но вот почему-то они – именно они – были кому-то нужны. Не он…

     Кирилл, хотя и любил часто разглядывать публику – и на улице, и в подобных заведениях – на этот раз, переваривая несправедливость жития, не осмотрелся, когда заходил. И вдруг неожиданно, в каком-то шоке, увидел недалеко, в полупустом зале, до боли знакомую фигуру. Ну чертовски знакомый субьект: и внешность, и повадки, и какая-то излучаемая привычная харизма. Да-да, это был Он! Те же традиционные со студенческих времён чёрные рубашка, брюки, пиджак. Вот только качество продукта резко улучшилось. Если тогда, когда они учились, Он носил простенькие, неизвестно где раздобытые предметы туалета, то сегодня на нём было нечто стильное и оглушительно, подчёркнуто, внешне простое, но при этом при всём шикарное. Тщательно выбритая в тон всему одеянию голова, очки, какое-то изысканное колечко. Он, занесённый каким-то непонятным ветром, сидел в исконной вотчине Кирилла, в «шайбе». Пил кофе, курил сигарету и что-то писал. На столике небрежно валялась пачка одних из самых дорогих сигарет, была раскрыта изысканная записная книжка. Он писал какой-то дорогущей ручкой – и движения Его были, как и когда-то в молодости, размашистыми. Он едва сдерживал их – и если бы столик был не могучей гранитно-бетонной конструкции – наверное, ходил бы ходуном. А то и вовсе его существование уже находилось бы под угрозой. Он не выпускал из правой руки сигарету и одновременно держал в ней же ручку. Периодически, размашистым полукругом подносил ко рту сигарету и от души затягивался. Здоровье из Него пёрло несдерживаемым потоком. Пару раз, когда Он, отрываясь от громадья своей писанины, вперял взор в пространство, которое заменял ему грязный потолок, и, видимо, случайно, с размахом обводя взглядом зал, наткнулся на испытующий взгляд Кирилла. Но…почему-то то ли не узнал, то ли просто, превратив всю округу в арену, сознательно абстрагировался и не заметил Кирилла. Возможно, и не захотел узнать – закралось постепенно подозрение у Кирилла. Затем, не подозревая, похоже, о том, что делает это чересчур уж демонстративно, достал широким жестом из кармана пиджака толстенный бумажник, открыл его и извлёк довольно толстую пачку крупных купюр. Зачем-то пересчитал их. И, так же широко вложив купюры в бумажник, а бумажник – в карман пиджака, по-прежнему широко двигаясь, поднялся и, в последний раз высокомерно обведя взглядом зал, вышел из «шайбы»…

     Кирилл поймал себя на том, что он вздохнул с облегчением. Он не хотел общаться с Ним. Ведь во время их последней встречи, состоявшейся лет 5 назад, Он – в отличие от остальных знакомых и друзей (во всяком случае тех, кого он ещё считал до последней встречи таковыми) – не стал скрывать неудобства момента. А если быть абсолютно точным, Он даже не попытался – в отличие от остальных – скрыть, что положение Кирилла для Него является неожиданным и потому вызывает затруднение. Он просто, не изобретая повода, после пары дежурных фраз прямолинейно попрощался и показал спину…

     «Встреча была конструктивной…» - завершил сеанс наблюдения Кирилл. И с удовлетворением откинулся на спинку кресла. И улыбнулся. Улыбка уже не была наивной. Ведь какая разница ему теперь: был ли субъект, которого он встретил в кафе, тем старым другом? Старый друг давно почил в Бозе. А кого же он видел только что? И возможной встречи с кем так испугался? Возможно, у него и было то же имя, что и у его старого друга. Возможно, и нет. Это было всего лишь воспоминание …