Литературный конкурс. Mea culpa
Ее шаги гулким эхом звучали под церковными сводами. Шла она осторожно, стараясь как можно меньше стучать каблуками, и от этого – медленно, будто крадучись. Что-то привело ее этим утром сюда, к церкви, в чужом, незнакомом городе. Еще издали завидев крест над колокольней, она поняла, что именно сюда она ехала, именно в эту старенькую церквушку, крохотную, будто старинная миниатюра знаменитого художника.
В церкви никого не было и это почему-то сразу ее успокоило. Она несмело подошла к иконе Богородицы и посмотрела в ее глаза, наполненные любовью и состраданием. Именно сострадание и понимание она искала здесь, под церковными сводами незнакомого храма в чужом городе.
Не отрывая глаз от исполненного скорбью взгляда, неумелыми пальцами перекрестилась и ощутила чье-то присутствие. Желание оглянуться боролось с неприятием чужого вмешательства в ее беседу с Девой. Она закрыла глаза и, вопреки обычаю, не склонила с почтением голову перед светлыми ликами святых, а запрокинула вверх, стараясь сдержать слезы.
«Я виновата, Господи. Это я во всем виновата. Он не ведает, что творит, Господи, прости его. И меня прости. За то, то я не могу простить его. За то, что бежала от всех сюда, в этот город, где никто меня не знает, где все чужие. Прости меня за все…»
Слезы текли по лицу горячими струйками, стекали по щекам и падали на узорный пол церкви. Она не слышала, как за ее спиной кто-то остановился. Только губы ее шевельнулись и зашептали слова молитвы, повторяя их вслед за чужим незнакомым голосом: «Отче наш … да святится имя твое…»
«Прости меня, Господи. Я пыталась с ним говорить, пыталась его остановить, но он всегда все решает сам. Даже когда он соглашается со мной, он все равно делает по-своему. Только Ты мог все изменить, но Ты не стал. Значит, я виновата, Господи.… Прости меня…»
Слезы текли, плечи ее вздрагивали, и чья-то рука прикоснулась к ее плечу, но она даже не заметила этого.
«Наверное, я слишком многого хотела. Невозможно быть счастливым, Господи – иначе все отвернутся от Тебя. Зачем счастливому молитва, он не будет плакать – и сердце его станет твердым, будто камень. Человек должен страдать, чтобы помнить о том, что он – человек. Но почему же так больно, Господи!?…»
Плечи ее вздрагивали, и казалось, что плач её, неслышный даже вблизи, слишком громок для маленькой церквушки.
«Мария, Богородица, заступись! Ты же сама мать, и муж твой не был отцом Сына твоего. Какие слова нашла ты? И как ты ему сказала? Ведь ты же не могла молчать вечно! И твой Сын выбрал Отца своего и оставил вас… Отец был для него важнее, и Его воля была для него всем. И ты пошла за Ним, выбрав Сына… выбрав Его путь … отказавшись от всего земного… и … я поняла! Спасибо тебе, спасибо!»
Решительным шагом, на ходу вытирая слёзы, она вышла из крохотной церквушки и, стремительно перебегая улицы на перекрестках, обгоняя редких в это время прохожих, направилась назад, туда, где уже много часов два самых родных для неё человека молили Богородицу о её возвращении, давно простив ее побег, прошлые и будущие, настоящие и вымышленные обиды…
С порога крохотной церквушки ее выстраданный путь дрожащей рукой благословил старенький священник с добрыми глазами Богородицы.