Леонид Кравчук: «В 91-м мы погорячились»

О чем только не обвиняли украинцы пер­вого президента независимой Украины Леонида Кравчука. Его называли мягкоте­лым, нерешительным, жадным до власти. Забывая при этом, что именно благодаря его настойчивости Украина стала самостоятельным государством. Корреспондент «АиФ» побеседовал с экс-президентом о том, как ему давалось принятие решений в первые годы после создания страны.

Видео дня

«В России до сих пор работают большевистские принципы»

- Леонид Макарович, почему именно за вами закрепилось звание «главного могильщика СССР»?

- Да потому что я настаи­вал на том, что независимые государства следует создавать не только на бумаге, но и в действительности. Что у независимого государства должна быть своя армия, своя валю­та, свои налоги. А на собра­ниях вели разговор о концен­трации налогов со всех стран вМоскве. Я доказывал, что так нельзя - вот и получалось, что я «могильщик» и «нацио­налист». Кстати, это не единственный миф обо мне. Например, в 1990 году, когда в Ленинграде было плохо с хлебом, люди сжигали чучело Кравчука и считали, что из-за меня Украина перестала поставлять России хлеб. Мне пришлось выступать и объяс­нять людям, что Украина никогда не поставляла России зерно. Мясо - да, сало - да, овощи - да, но не зерно. А все потому, что я возражал против установок Москвы.

- Разве больше никто не возражал?

- Нет. У власти ведь и до, и после 1991 года была боль­шевистская элита. Ее фило­софия - «никто не должен возражать». Кстати, в России этот большевистский прин­цип существует до сих пор. Если ты возражаешь - зна­чит, ты антироссийски нас­троенный политик. Напри­мер, обсуждаем валютные ре­зервы: Россия говорит, что делить ничего не будем. Все согласны, а я выступаю за раздел по принципу доли каждой страны в общем на­циональном богатстве. Доля Украины на тот момент сос­тавляла около 16%. Спорим о собственности за рубежом. Я утверждаю, что создавали ее все на равных: ведь налоги в. Москву платили все. Значит, нужно делиться. А лидеры других стран говорят: «Мы этот вопрос не ста­вим» - и я опять остаюсь один. Рос­сийские политики и СМИ трактова­ли мою позицию как желание уйти от Москвы. Ведь для России хо­рош только тот, кто хочет с ней объединиться.

- Разве на первом этане вы не были сторон­ником конфедерации?

- Да, мы с Ельциным и Назарбаевым выступали за конфедерацию. Но эта идея долго не просуществовала. Когда стало ясно, что она может приобрести сторонни­ков, группа Лукьянова в Вер­ховном Совете СССР приня­ла решение сделать субъекта­ми нового процесса предсе­дателей автономий. Так что я на следующее утро прихожу на заседание, а там вместо 11 человек представите­лей респуб-лик-потенци-альных конфе­дератов - си­дят 38. А все автономии в ту пору были за сохранение единого госу­дарства, да еще и на прежних усло­виях объеди­нения.

«Конфликт цер­квей завязан на амбициях патри­архов»

- После распада СССР вы были первым политиком в Украине, который заговорил об объединении православных церквей. Какие конкретно бы­ли планы?

- Мы собирались создать украинскую православную церковь. Причем в данном случае не шла речь о том, чтобы делать это за счет Московского патриархата. Просто я считал, что в неза­висимом украинском госу­дарстве должна быть незави­симая украинская церковь. Вкупе или параллельно с Московской - как получится.

- А почему не получилось?

- Главным оппонентом стала московская патриархия. Почти сразу же она подвергла анафеме Филарета. Вслед за ней его отказались поддержать и дру­гие православные церкви. Москов­ская церковь боится потерять влияние на Украину.

- Но ведь вы не посягали на Московский патриархат?

- Не посягали. И в Украи­не вполне могла бы сущес­твовать УПЦ МП параллель­но с поместной УПЦ, тем бо­лее, что наличие в государс­тве церквей с центром за ру­бежом - это обычная практи­ка для многих государств. Просто власть над Киевом -дело имиджа. Ведь правосла­вие в первую очередь приня­ли здесь, отсюда и Москва со своим патриархатом выросла. Кстати, очень показательный сюжет: 900-летие принятия христианства отмечали в Ки­еве, а 1000-летие - в Москве. Правда, забавно? Так вот: получив статус независимой патриархии, Киев может выйти на первое место и в историческом аспекте, и по количеству верующих. В со­ветское время в Украине проживало 40% всех правос­лавных СССР. Получается, что Московский патриархат, несмотря на мощь России, был бы слабее Киевского.

- Выходит, объединение всех православных церквей в Украине в единую поместную церковь невозможно?

- Возможно, но маловеро­ятно. Москва не позволит. Кроме того, многое завязано на личных амбициях патри­архов. Если бы они ушли, может, и получилось бы.

- Вас часто обвиняют в том, что вы отдали украин­ские храмы не Киевскому, а Московскому патриархату.

- Во-первых, я всегда ста­рался поступать законно, а не так, как мне вздумается, в от­личие от предыдущей и нынешией власти. Тогда я просто издал указ о возвращении православной церкви. Принять их мог только Московский патриархат.

«Украина не ссорилась с Россией из-за флота»

Проблема Черноморского флота обрисовалась еще во времена вашего президентства. Почему ее не удается ре­шить окончательно?

- Скажу откровенно: ни­когда инициативы обостре­ния в вопросе Черноморско­го флота (во всяком случае, когда я был президентом) не исходили от Украины. Глав­ная проблема - то, что весь командующий состав и почти все 15 тысяч служащих Черноморского флота не были украинцами. Поэтому любой конфликт начинался с пода­чи России: то Лужков прие­дет, мозги промоет, то еще кто-нибудь. Всего 2-3 кораб­ля поддерживали украинскую идею. Поскольку эти, по су­ти, российские силы находи­лись на территории Украины,.до и после 1991 г. в ре­шении текущих вопросов Киев зависел от Москвы. А потом Россия захотела, что­бы Украина отказалась от претензий на Черноморский флот. А там ведь не только корабли. Это и земля, и инф­раструктура, и квартиры.

- Но ведь при «разводе» все, что находилось на территории Украины, перешло в собствен­ность нашей страны. Почему флот остался российским?

- Не было соответствую­щего договора. Когда мы в Минске принимали решение о дележе, вопрос о вооружен­ных силах поднимался отдель­но. Кстати, Россия тогда зая­вила, что она вообще отказы­вается от создания собствен­ных вооруженных сил. Что ее удовлетворяют вооруженные силы СНГ, читай - вооружен­ные силы бывшего Советско­го Союза. На вопрос, как бу­дет жить независимая Россия без собственных вооруженных сил, Ельцин не ответил. Мы отдельно выделили стратеги­ческие вооруженные силы, в которые вошел и Черномор­ский флот. Эти силы, в том числе и находящиеся на тер­ритории Украины, были под­чинены СНГ, а по сути - Рос­сии. Флот в конце концов был признан российским, сейчас Россия платит нам за него аренду, причем условия арен­ды выполняет не всегда. Кста­ти, арендная плата весьма ус­ловна - всего 10 млн; долла­ров. Скажем, Америка за ана­логичные услуги платит 3-4 миллиарда.

«Америка страш­но боялась укра­инских ракет»

- Вас обвиняют в том, что вы оставили страну без ядер­ною оружия. Легко вам да­лось решение расстаться с «ядерным чемоданчиком»?

Да не было у меня никакого чемоданчика. Украина не могла управлять ракетами, правление-то было в Москве. Иначе и быть не могло. Существовало два уровня: один - «президентский», а второй - автоматический, который мог сработать, если бы вдруг выбило сеть и никого не оказалось рядом. Помните фразу «возмездие неизбеж­но»? Это из той же серии: ес­ли бы кто-нибудь напал на Россию, отсюда бы полетели ракеты в сторону нападавших. Америка страшно боялась этих ракет, потому что все бое­головки в Украине были на­целены на США. Ну конечно, я поставил себе для антуража телефон красный в уголочке ивсем говорил, что это прямая связь с 42-й артиллерией.

Кстати, это была правда, поз­вонить я мог. Мог даже зари­соваться - отдать при ком-ни­будь в трубку какие-то распо­ряжения. Правда, на том кон­це провода мне бы ответили, что мои требования не соот­ветствуют инструкции.

- Разве нельзя было прос­то перестроить систему?

- Нет. Во-первых, мы не производили ядерные боего­ловки. Мы делали только ракетоносители. Получается, что мы оставили бы себе ору­жие, срок годности которого закончился бы в 1998 году. А у нас было 175 ракет. Что с ними делать? Поэтому об оружии я не жалею: на тот момент это было единствен­но правильное решение.

- А есть что-нибудь, о чем вы жалеете? Если бы у вас сейчас была возможность крикнуть себе в 1991 год: «Сделай то и не делай это­го!», - что бы вы себе посове­товали?

- Не спешить. Как и ны­нешняя власть, я все хотел сделать очень быстро. Если бы можно было «отмотать на­зад», я бы не торопился и не горячился, а выстроил бы отношения в СНГ и с Россией по-другому. И более внима­тельно подсчитал бы, что нам выгодно, а что - не очень.

Марыля БОСАКЕВИЧ, «Аргументы и факты»

www.aif.ru