"Украинцы ругают украинцев – это лучший подарок врагу". Даниэль Салем – о переписке с хейтерами, борьбе с зависимостями и взрывчатости
Виртуальный мемориал погибших борцов за украинскую независимость: почтите Героев минутой вашего внимания!

Телеведущий Даниэль Салем с начала российского полномасштабного вторжения находится в разведывательно-диверсионном подразделении "12 друзей Оушена". Совмещает военную службу с медийной деятельностью и волонтерством. Недавно дебютировал в роли ведущего шоу "Зважені та щасливі".
В разговоре с OBOZ.UA Даниэль Салем признался, что попал на проект, который много лет ему нравится, случайно. Еще рассказал, как эмоционально поддерживает участников и преодолевает собственные слабости. А также поделился мнением о языке и хейте в сети.
– Даниэль, как вам в роли ведущего "Зважених та щасливих"? Вы смотрели эту программу раньше?
– Я всегда был ее фанатом! Следил за многими проектами как Нового канала, где начинал телекарьеру, так и СТБ. У меня есть любимые шоу – например, "Любовь на выживание". Эта программа для меня особенная, ведь это мой дебют на ТВ. На СТБ есть два шоу, которые всегда смотрел с удовольствием – "МайстерШеф" и "Зважені та щасливі". Когда к нам на съемки недавно пришли победители прошлых сезонов, ощущение было, будто встретил Rolling Stones (смеется). Потому что это действительно невероятные люди, вдохновляющие. Но никогда даже не мечтал стать ведущим проекта. А приглашение получил совершенно случайно.
Приехал в Киев, чтобы забрать две машины для военных, и встретился с Андреем Фурманом (главным стар-менеджером StarLight Media. – Ред.). Мы давно не виделись, обменялись приветствиями. Когда спросил, как у меня дела, рассказал, что готовлюсь к длительному отпуску: в нашем подразделении большие потери, поэтому сейчас будем восстанавливаться и искать новых людей. Я заранее понимал, что некоторое время будет относительное затишье, и планировал поработать в штабе, чтобы не терять военную сноровку. И тут Андрей вдруг спрашивает: "Слушай, а как тебе идея "Зважених та щасливих"? Хочешь поучаствовать?" Я немного растерялся: "Да, знаю, что мне надо немного сбросить вес..." А он смеется: "Нет, ты не понял. Речь о роли ведущего". У меня аж мурашки по коже побежали: "Ты сейчас шутишь?" "Нет, друг, мы реально рассматриваем тебя", – ответил. Я не колеблясь, решительно сказал: "Конечно, да!"
И сразу у меня такая вспышка в памяти произошла: вспомнилось, как мне позвонили по поводу проекта "Любовь на выживание": "Как вы смотрите на то, чтобы покинуть Украину на четыре месяца и принять участие в съемках?" Моя реакция тоже была мгновенной: "Да". Я чувствую себя круто, потому что если не на боевых, то вот так могу помочь другим. Если хотя бы один человек посмотрит, послушает мои слова в эфире и найдет в них мотивацию – это уже маленькая победа. С тренерами быстро нашли общий язык. Мне всегда легко, когда люди остаются человечными.
– Какие советы или наставления вы получили перед съемками?
– Я всегда немного волнуюсь перед началом проекта, честно говоря. Думаю: "А что же мне надо делать? Как себя вести?". А здесь мне сказали: "Просто будь собой. Мы же тебя выбрали, потому что ты такой, как есть". И я: "Хорошо, спасибо" (смеется). Я там и плачу, и смеюсь, и кричу на них. Да, иногда и ссорюсь – очень эмоционально, не сдерживаю себя. Ведь моя главная цель – помочь им раскрыться и стать счастливыми. Хотя в целом атмосфера у нас очень благоприятная. На проекте даже пара появилась среди участников.
– Чья жизненная история вас больше всего поразила?
– На самом деле меня поразило даже не отдельный какой-то человек или история, а то, что их истории где-то пересекаются с жизнью каждого из нас. Я еще раз осознал, что все мы очень похожи. Испытываем страхи, неуверенность в себе, все мы мечтаем – в большей или меньшей степени – одинаково. И наши слабости – это зависимости: у кого-то это еда, кто-то зависим от азартных игр, кто-то постоянно критикует себя. И все это влияет на нас: кто-то, например, начинает расти в плане веса. И всем нам больно одинаково, просто каждый имеет разный уровень стрессоустойчивости. Есть классная фраза, которую, кажется, сказал Мухаммед Али: "Все мы созданы одинаково, просто кто-то еще работает и в межсезонье". Вот и вся разница. Один выбирает быть жалким для себя, убивать себя маленькими слабостями, а другой говорит: "Нет, не сегодня". В нашем подразделении есть замечательная фраза, и я даже нанес ее себе как тату: "Не сегодня". Я умру, но не сегодня. Я съем сладкое, но не сегодня. Я буду жалеть себя, но не сегодня. И каждый раз, когда ты говоришь себе "не сегодня", ты побеждаешь.
– А эта зависимость от еды вам лично знакома?
– Да, коснулась и меня. После первых боевых заданий, когда возвращался в часть, начал буквально наедаться сладким. Это была моя реакция на стресс. И помню, набрал изрядно веса. Даже если ты много двигаешься, бегаешь, тренируешься, постоянный стресс делает свое дело. За два года я набрал килограммов 20. И это несмотря на то, что тренировки были очень тяжелые – наш командир не жалеет никого. А во время отпуска или ротации ты остаешься сам с собой и... холодильником. Не хочется ни на кого смотреть, ни с кем общаться. Так было, когда мы вернулись из Херсона, из Николаева. Закрываешься в доме – и все. Чипсы, мороженое, печенюшки, эклерчики. И все это запиваешь сладкой водой.
Психика искала способ справиться со стрессом, и еда стала успокаивающим, доступным способом отвлечься от переживаний. Но рано или поздно, наступает момент, когда становишься перед выбором: продолжать так жить или посмотреть на себя и сказать: "Чувак, что ты делаешь?" В тот период в моей жизни произошло ранение: пуля попала в бронежилет, и я получил трещину в ребре, контузию. Тогда пришло понимание: не хочу стать обузой для побратимов, чтобы тащили с поля боя. Должен оставаться мобильным, легким. Начал заботиться о себе: тренироваться не только перед боевыми задачами, а постоянно, следить за питанием. Потом, наконец, приехала моя дочь (бывшая жена телеведущего вместе с дочерью после российского вторжения нашли временное убежище за границей. – Ред.), и это помогло мне вернуть себя к себе – физически и психологически.
– Что этот проект дает лично вам?
– Если вы интересовались моей историей, знаете: я никогда не шел просто за деньгами. Или за славой. Мне важно, чтобы проект был социально значимым, помогал другим. Чтобы моя дочь могла посмотреть и порадоваться за папу. Для военного во время отпуска важно знать, что он был полезен. Кто-то помогает на СТО, где работал до войны. Врач возвращается к дежурствам и спасает людей. У меня другая сторона – медийная. И я использую ее, чтобы делать что-то полезное.
– Интересно, ваша первая профессия – медик – пригодится вам сейчас?
– Неоднократно приходилось заклеивать своих пацанов. Все военные должны хотя бы базово понимать тактическую медицину, но мне это давалось легче. Во время учений даже мог объяснить, как правильно действовать. Хотели бы я когда-нибудь вернуться в профессию? Нет. Я понял, что она была дана мне для того, чтобы мог помогать во время войны, и сейчас ее ценность проявляется именно здесь.
– В интервью вы не раз рассказывали, что очень грустите из-за вынужденной разлуки с дочкой. Как происходит ваше общение, когда не вместе?
– К счастью, мы живем в 21-м веке, и технологии дают возможность быть ближе, даже когда ты далеко. В каждом телефоне есть камера, мессенджеры. Ставишь телефон, и вы можете два часа быть вместе: я, например, что-то готовлю или читаю, а она рисует – и при этом мы общаемся. Но, конечно, никакие видеозвонки не заменят живого общения. Быть рядом в сложные моменты, видеть, что с ней происходит, понимать ее переживания – этого не хватает. Я осознаю, что теряю много важных мгновений. Это больно, но я должен принимать обстоятельства. Самое главное – чтобы дочь всегда знала: я рядом.
Я считаю, что мне очень повезло. Нам удалось Луне показать: папа и мама остаются для нее родителями, даже когда уже не вместе. Мы стараемся не позволять ребенку манипулировать нами. Потому что часто после развода дети начинают пользоваться ситуацией. Например, дочь может жаловаться: "Мама мне этого не позволила". И отец бежит покупать то, что запретили. Если возникает какое-то недоразумение, я звоню по телефону: "Что случилось?" Мария объясняет: "Так решила, чтобы не разбаловать ее. Поддержи меня, пожалуйста". Я считаю это правильным, и со временем дочь скажет нам обоим за это спасибо. В воспитании важно начать с себя, тогда и ребенок воспитывается сам, глядя на родителей.
– В предыдущих интервью вы рассказывали, что после развода продали все имущество в Одессе и теперь не имеете в собственности ничего. Где вы останавливаетесь, когда возвращаетесь с войны?
– Сейчас приехал в Киев, здесь дислоцируется наша часть. В Одессе у меня действительно уже ничего нет – ни бизнеса, ни квартир. Есть только жилье, которое осталось после смерти дедушки. Теоретически я мог бы там останавливаться, но пока вообще не бываю в Одессе – просто нет времени на поездку. И потом за эти годы многое произошло. Я потерял родных брата и сестру. Тетю, дядю. Но не хочу об этом... Тяжело. Хочу сказать лишь одно: все они ушли из-за войны.
– В разные годы жизни вы жили в Ливане, Египте, Франции, Канаде. Где на самом деле ваш дом?
– В Украине, здесь я родился. Моя мама – украинка, и это всегда были мои корни. Хотя детство провел в Бейруте – на родине папы, вернулся в Одессу взрослым, в 19 лет.
– У вас прекрасный украинский, хотя много лет в быту общались на русском. Трудно ли было перейти?
– Трудно переходить с арабского на украинский – это действительно вызов (смеется). А с русского – нет. Что я могу посоветовать тем, кто сейчас проходит этот путь. Как-то Андрей Хлывнюк сказал мне: "Говорить неправильно на украинском – это няшно. Этого не надо бояться". И это правда. Главное – начать. Это наш родной язык, наш культурный код. Я неоднократно повторял и скажу еще раз: на русском языке нас убивают. На этом языке нас пытают и сбрасывают ракеты на наши города. Поэтому я не понимаю никаких оправданий. Да, у меня тоже до сих пор иногда проскакивают русские слова. Но это нормально – мозг привык работать так. Со временем это пройдет. И еще задумайтесь о таком: мы – невероятная нация, способная делать фантастические вещи. Мы доказали миру, что мы воины – мужчины, женщины и даже дети. Мы не сдаемся ни на одном фронте. Так почему, скажите, так сложно вспомнить и вернуть свой родной язык?
При этом я считаю, что не имею права делать кому-то публично замечания. Кто я такой, чтобы осуждать? Никогда не буду смеяться над человеком, который совершает ошибки. Не оставлю хейта. Потому что уверен: когда украинцы ругают украинцев – это лучший подарок врагу. Но если меня спрашивают, позиция четкая: нашим родным языком должен быть исключительно украинский. Это культурное оружие. Если мы его не будем активно использовать, тогда зачем все это? И перейти на украинский не так сложно, как кажется. В крайнем случае просто представьте, что делаете это назло тем, кто хочет вас уничтожить. И однажды даже не заметите, как перешли полностью.
– Как вы относитесь к хейту, который порой появляется в сети, мол, неправильно совмещать службу в армии с участием в медиапроектах? Вас это задевает или поступаете так, как актриса Елена Кравец, которая рассказывала нам в интервью, что банит недоброжелателей "без лишних сомнений"?
– Я штурмовик – эмоциональный человек (смеется). Сразу вспыхиваю, как спичка. И пишу в личные – сообщения. Оставляю свой номер телефона: "Звоните!" Не могу иначе (улыбается). Но все это с уважением к собеседнику: "Желаю здоровья! А почему вы написали именно так? Есть вопросы – можете мне позвонить, я даже готов встретиться". Если бы я не был воином, возможно, промолчал бы. Но сейчас – нет. Я никогда ничем не кичусь и не выставляю себя, но хочу уважения. И не позволю, чтобы кто-то писал мне подобные вещи.
– А кто-то из тех подписчиков перезвонил вам?
– Нет, не звонили. Но иногда отвечают в сообщениях, и мы начинаем общаться. Пишут: "Знаю такого-то военного". Я отвечаю: "Так спросите обо мне, если знаете". Часто извиняются, и это абсолютно нормально. Я не ссорюсь и не держу зла, всегда стараюсь разговаривать с уважением. Потому что понимаю: общаюсь с украинцем. Плохих людей среди наших нет. Есть просто те, кому сейчас плохо. И они ищут, на кого перебросить свою агрессию, разочарование или страх. И медийные люди – ближайшая цель. Но я не обижаюсь, только злюсь (смеется). А если кто-то пытается меня задеть словами – это не обо мне лично, а о его собственной борьбе.
Также читайте на OBOZ.UA интервью с фронтменом группы АНТИТЕЛА Тарасом Тополей – о разрушенной квартире, решении судиться с Марьяной Безуглой и воспоминаниях с войны.
А еще на OBOZ.UA интервью с рэпером Yarmak – о русском языке, службе в ВСУ и кумире, которого встретил на фронте.
Только проверенная информация у нас в Telegram-канале OBOZ.UA и Viber. Не ведитесь на фейки!











