Юрий Андрухович: Европа дала Януковичу 10% на выборах в ВР

Перед отъездом Юрия Андруховича на книжную ярмарку во Франкфурте-на-Майне, журналистка Татьяна Монтик встретилась с мэтром современной украинской прозы, чтобы поговорить с ним об украинской политике, отношениях Украина – Запад, о популярности писателя и его произведений у западной публики, а также о непростых отношениях Андруховича с восточным соседом Украины, Россией. «Когда нечего говорить, говорите то, что думаете».

фото Алексей Солодунов/PHL- В своем эссе «Но странною любовью» Вы позволили себе довольно сильную фразу о том, что Россия вызывает у Вас «адреналиновую реакцию». Как бы это понимать?

- Подобный прилив адреналина означает очень сильные эмоции. Очень может быть, что это – пробуждение какой-то злости, негативной и, может быть, агрессивной реакции. В случае со мной это – подсознательные чувства. Исходя из своего сознательного восприятия, я, скорее, осуждаю в себе чувства подобного плана, но с другой стороны, я должен честно признаться, что это во мне есть. Россия – это империя, частью которой до недавнего времени были и мы, украинцы. Я в этой империи родился, я в ней вырос. И это для меня не был рай на земле, а, наоборот, скорее, эта империя была для меня пленом. И потому у меня, как у любого узника, плен и тюрьма вызывает негативную адреналиновую реакцию.

- В недавно вышедшем в Германии сборнике рассказов восточно-европейских авторов «Сарматские ландшафты» Вы высказали мнение о том, что Европа должна заканчиваться не в Мурманске, а в Луганске. Как бы Вы обосновали эту точку зрения: почему Украина геополитически должна находится в Европе, а Россия все-таки нет?

- Говоря так в том тексте, я исходил из социально-культурных и социально-политических ориентаций общества. Тот текст был написан после очень волнующих событий тут, в Украине, после оранжевой революции. Те события принесли не просто много надежды и веры в то, что мы наконец вышли на какой-то позитивный и правильный путь развития, но для меня и моих одномышленников они означали и то, что наше общество приняло общеевропейские ценности и начало свое движение навстречу им. Ради них оно выстояло на Майдане и вело себя так сообща, интеллигентно и красиво, без насилия и полностью осознанно. И в то же время рядом с нами была страна, которая якобы генетично и ментально ближе всего к нам – Россия. Но почему-то в этой стране нас понимали меньше всего, в то время как нас понял и сочувствовал нам, казалось, весь белый свет. А те, кто называет нас братьями, поняли нас меньше всего, а их масс-медия вообще произвели против нас информационный шабаш. Из всего того исходило, что наши общества расходятся просто в противоположные стороны. Рядовым россиянам было не понять, почему мы вдруг стали такими политизованными, за что мы там стояли на Майдане и что нам вообще нужно. Поэтому для меня Европа – не географическое понятие, Европа – это определенное состояние общества, это свободные люди в свободной стране. Поэтому те страны, в которых люди еще не достигли этой свободы, но готовы к изменениям в себе и в своей стране, то они безусловно могут стать Европой или уже ей стали, а те, где даже не понимают этой необходимости, те безусловно, не заслуживают быть в нее принятыми. Что же им там делать? Если россиянам не нужна свободная страна, то значит, наши пути расходятся.

- Однако напоминают ли Вам события после оранжевой революции и особенно – развитие ситуации в последние месяцы в Украине то, что в стране уже происходило в 1991 году, когда поначалу, казалось бы, была разрушена старая система, но потом все опять стало на круги своя, потому что политикум остался прежним, а политики – не в состоянии изменяться и идти в ногу со временем?

- Да, совершенно верно. Прошло некоторое время, и мы, что называется, снова наступили на те же грабли. Это, конечно, можно обосновывать разными философскими тезами, например, про спираль. Мне кажется, ситуация и схожа и отлична от той, что была в 1991 году. Схожесть в том, что снова в значительной степени утрачены шансы, потому что революция осталась незавершенной, не произошло смены в политикуме, изменения произошли только в обществе, но политики этого не поняли, они остались прежними. Примерно так было и в 1991-ом. И все это, к сожалению, может иметь чрезвычайно негативные последствия, потому что общество не всегда идет впереди политиков. В случае с революцией это было именно так, зато теперь происходит такая инертная реакция, когда в обществе воцарилось разочарование. Но есть, конечно и различия. Потому что все эти годы наше общество тоже не стояло на месте, и та элита, которая в 1991 году использовала перемены в своих нуждах, это была напрямую старая советская партноменклатура. В данной ситуации эти люди – уже на маргинальных позициях и не играют какой-либо значительной роли. Сейчас у власти – уже другое поколение, и хотя оно мне не нравится так же, как и прежнее. Скажем так, что сейчас мне не симпатичен ни один, кто нами правит. До подписания Универсала я считал себя человеком, верящим президенту страны. Сейчас я уже не его сторонник, он мне не нравится, как и все другие, после того, что он сделал. Но все же это качественно другая ситуация, чем после 1991 года. Наши политики все же успели посмотреть свет и они вынуждены делать хорошую мину при плохой игре. Скажем, перед Европой. Что ни говори, это уже новое поколение, что уже само по себе является позитивом, как и некоторым позитивом является и их социально-политическое происхождение.

фото Андрей Гудзенко/PHL- В свое время Вы резко осуждали Европу за то, что она не протянула руку Украине после оранжевой революции. Не кажется ли Вам, что приход Януковича к власти – это, в какой-то мере, результат пренебрежения Европой Украины и достижений мирной революции на Майдане?

- Я в этом убежден! Хотя, конечно, не хотелось бы всю вину сваливать на Европу. Янукович у власти – это часть европейской растерянности. После революции Европа просто не знала, что с нами делать и просто хотели отмахнуться от нас. И в том, что они не дали нам элементарного – европейской перспективы, - в значительной мере результат победы Януковича и его партии на парламентских выборах. Они не помогли оранжевой команде продемонстрировать украинскому обществу, что она сделала правильный выбор, агитируя избирателей за Европу, а их оппоненты, «Регионы» или эсдэки, они скрупулезно отслеживали моменты прохладных отношений Европы к Украине и моментально оглашали это на всю страну: «Никакой Европы вам не будет! Все двери закрыты! Визы подорожают! За что вы боролись? Вас все равно не держат за людей!» Они очень умело этим воспользовались. Я думаю, что в тех тридцати с чем-то процентах, что Янукович получил на парламентских выборах, добрые 10 процентов – это «заслуга» европейских политиков.- Исходя из немного изменившегося направления политического курса Украины после прихода Януковича к власти, осмелюсь задать Вам вопрос, за который Вы, надеюсь, на меня не обидетесь: а для чего вообще Украине нужна Европа?

- Не думайте, что я мечтаю о членстве Украины в ЕС как о каком-то рае на земле или что-то в этом роде. Европейский Союз вообще не кажется мне идеальной моделью существования стран в Европе. Намного важнее для меня представляется присутствие Украины в чем-то более эфемерном, что называется «объединенной Европой». Факт того, если бы ЕС пригласил Украину к членству в нем, для меня был бы более важным, чем факт самого участия Украины в этом союзе. Давайте вспомним о том, что было с нашими западными соседями в Восточной Европе, с новыми членами ЕС. Это все страны, которые только благодаря самому факту перспективы членства в ЕС - кому-то из них дали на подготовку 10 лет, кому-то – 15 – стали изменяться и работать над собой, как следуюет. А Украине после революции повторили только то же самое, что ей говорили во времена Кучмы: «Давайте будем хорошими соседями!» То есть никакого нового качества в отношениях не возникло. И безусловно, что тут у кого хочешь, как говорится, руки опустятся. Потому что процесс трансформации и реформ очень непростой, он требует тотальной подключенности всех в эту работу. И за это должна быть какая-то награда. А если просто говорить: «Изменяйтесь, а мы посмотрим», то никто изменяться и не станет.

- В президентской гонке 2004 года Янукович слыл фишкой Кремля. И сейчас, после его прихода к власти, многие себе обещают потепление отношений с Россией. Нет ли у Вас случайно втайне злорадного желания, чтобы Москва, как говорится, надавала Януковичу по голове?

фото Андрей Гудзенко/PHL- Нет, накого желания у меня абсолютно нет. К тому же, не упустите одну важную деталь: в этот раз Янукович выиграл без поддержки Москвы. Стань бы он в 2004 году президентом, это случилось бы с поддержкой Москвы, и тогда он был бы вынужден благодарить ее за помощь. Теперь же он ведет себя по-другому, просто он сейчас узнал вкус того, что значит быть правителем независимого государства. Вообще-то мне кажется, что поскольку Янукович у власти совсем недолго, мы еще увидим его различные окраски. Думаю, что конечно правительство Януковича будет больше заигрывать с Москвой, чем это делала бы «Наша Украина», но я сомневаюсь в том, чтобы это правительство можно было бы назвать промосковским.

- После последних парламентских выборов доверие украинцев к власти упало донельзя. Есть ли в Украине политическая сила, которой Вы лично сейчас бы хоть немного доверяли?

- На последних выборах мне очень хотелось видеть в парламенте людей молодых, политиков нового качества, а также, которых я знаю еще с «переломных времен», с 90-ого года, и до которых у меня никогда не было никаких претензий как у гражданина и избирателя. Идеальным в этом смысле для меня был блок «ПОРА – ПРП». Сейчас же, кого бы из знакомых или друзей я ни спрашивал, оказывается, все за них и голосовали, и я до сих пор не могу понять, как они могли набрать только 1,5 процента. Пока что я не могу сказать, что бы я делал на следующих выборах. Пока я не вижу той политической силы, за которую я бы стоял.

- А за блок Юлии Тимошенко Вы бы теперь, после всех революционных коалиционных коллизий, стали голосовать?

- Скорее всего нет, но если ситуация сложится так, что либо она, либо что-нибудь катастрофичное – я не знаю пока, кто: может, тот же Янукович, а может кто-нибудь еще – то, безусловно, буду голосовать за Тимошенко.

Продолжение следует.