Юрий Луценко: «Милиционер – это состояние души»

После того как выясни­лось, что застать мини­стра внутренних дел Юрия Луценко в его рабо­чем кабинете практиче­ски невозможно, коррес­понденту «ВВ» пришлось исколесить пол-Украины. Настигнуть Юрия Ви­тальевича удалось в Сумах, а затем следовать за ним буквально по пя­там, пытаясь отыскать в плотном графике мини­стра свободное окно для разговора по душам.

Курсантки на ходу теряли босоножки

Едва начальник Сумского областного УВД вошел в роль радушного хозяина, как Юрий Витальевич вновь заторопился — на очереди Харьков. Здесь его уже ждали: в этот день приносили присягу более 700 студентов Университе­та внутренних дел. Издали заметив гостя, они непро­извольно подтянулись, го­лоса зазвенели громче. Юные курсантки, марширу­ющие в мини-юбках и на шпильках, так старались, что у одной даже слетел босоножек.

— Юрий Витальевич, а как вы относитесь к скандалу об изнасилова­нии студенток? — непроизвольно вырвался у меня не совсем уместный в столь торжественный мо­мент вопрос («ВВ» писали об этой истории. — Авт.).

— Назовем вещи своими именами. Скорее всего, это было использование служебного положения в плотских целях. Боюсь, что курсантки тоже догадыва­лись, что им предстоит в этой поездке, поэтому в данном случае оценку все­му даст прокуратура, — ни на минуту не промедлил с ответом министр.

После присяги Луценко отправился смотреть мест­ный изолятор временного содержания, где даже име­ются две камеры «люкс» с огромными цветными теле­визорами. Правда, пока без постояльцев. На воп­рос, не хотели бы они уви­деть в них экс-губернатора, местные милиционеры смущенно промолчали.

Дружба — дружбой, а служба — службой

—Кстати, Юрий Ви­тальевич, а почему почти все высокопоставленные чиновники, в отношении которых возбуждены уго ловные дела, сбежали от вас за границу?

— Видите, ли, я — не Дзержинский, который без суда и следствия ставил лю­дей к стенке. Мы собираем материалы и передаем их в прокуратуру, где дело, воз­буждают по факту. Взять, к примеру, Кушнарева. Ему инкриминируют, к примеру, эпизод, связанный с метро, когда 8 млн бюджетных де­нег ушло на уплату процен­тов по взятому у харьковского банка кредиту. Закон не разрешает использовать бюджетные средства по­добным образом. За эти 8 млн можно было построить школу, больницу, выплатить зарплату учителям, которые сейчас пикетируют облад­министрацию. Или другие эпизоды: незаконную при­ватизацию исторического здания на Сумской улице в Харькове, разбазаривание денег, выделенных по чер­нобыльской программе, ма­хинации с землей и т.д. Сло­вом, целый букет экономи­ческих преступлений. Но сегодня Евгений Петрович — лишь подозреваемый, и только суд может решить, виновен он или нет. С само­го начала он знал, что при смене власти эти вопросы возникнут, именно поэтому ярко засветился как ново­явленный оппозиционер. Но его оппозиционность — лишь желание придать сво­им экономическим преступ­лениям политическую окра­ску.

—Ходят слухи, что по­сле освобождения он вер­нулся в Харьков, созвал срочное совещание, на ко­тором присутствовал и начальник харьковской милиции...

— Быть такого не может! Даже, если такое совеща­ние было, то начальник ми­лиции просто не мог там присутствовать, разве что отставной. Я постоянно контролировал, и в курсе, как много пришлось сделать милиции не только по Кушнареву, но и по делам быв­шего начальника налоговой администрации города Але­ксандра Бандурки.

—Он тоже подался в бега?

— У нас различная ин­формация: по одной — он может быть в Испании, по другой — в Москве, по третьей — укрывается на территории Украины. Неде­лю назад он официально был объявлен в розыск по линии Интерпола. Мы пода­ли туда все необходимые запросы, но ответа пока не получили.

—А Бандурка-старший (народный депутат, в прошлом один из руководителей харьковской ми­лиции. — Авт.) не пыта­ется повлиять на ход со­бытий?

— Пытается...

—Он вам лично зво­нит?

— Звонил и пытался объ­яснить, что его благотвори­тельный фонд оказывал по­мощь не только Януковичу, но и Ющенко, и Морозу. Но меня не интересует, куда и кому он давал деньги из фонда — это его личное де­ло. Вопрос в том, откуда они поступали в фонд, а, исходя из показаний, наполнялся он из «откатов» незаконно начисленного НДС. А это уже — состав преступле­ния, я не могу оставить его без внимания. При всем уважении к Александру Марковичу. Но это — мои личные соображения. А служебное положение обя­зывает реагировать на все без исключения нарушения закона.

Столь громких дел у нас не было никогда

Посещением ИТТ Юрий Витальевич не ограничился. Вскоре он уже перерезал ленточку новой многока­нальной линии «02», фикси­рующей передвижения пат­руля ППС благодаря маячку, прикрепленному к автомо­билю. Теперь за сутки опе­раторы смогут принять око­ло 4 тыс. звонков (раньше — только 800). После пре­зентации «02», министр по­бывал в доме культуры УВД, центре общественных свя­зей, возложил цветы к памятнику погибшим милици­онерам, посетил детский приемник-распределитель, поучаствовал в «круглом столе» у местных журнали­стов, где ему пришлось жарковато.

Корреспондент «ВВ» уже протеряла надежду погово­рить с ним тет-а-тет, как вдруг во время очередной поездки Юрий Витальевич сообщил, что готов для «тер­заний». И вот, сидя в мини­стерской машине, поджав по-мальчишечьи под себя ноги, он со свойственной ему непосредственностью завел светскую беседу о не­простом житье-бытье укра­инской милиции...

—Юрий Витальевич, сейчас только и слышно о разногласиях, возникаю­щих у милиции с прокура­турой...

— Проблема, конечно, есть, но в законодательном плане мне гораздо легче снять с должности милицио­нера, чем Пискуну уволить своего работника. У них действует трудовое законо­дательство, и освободить че­ловека по рапорту невоз­можно. Поэтому у меня из 900 начальников райотде­лов заменено 700 с лишним (в прокуратуре, насколько известно, на порядок мень­ше). Второе — 1,5 тысячи следователей прокуратуры просто не вытягивают тот вал преступности, который мы обнаружили. Еще никогда не расследовалось столько громких дел: губер­наторы, чиновники, премье­ры, вице-премьеры... Ну и, конечно, как во все времена, и в милиции, и прокуратуре есть негодяи, которые торгу­ют этими делами. Где боль­ше, где меньше, не мне су­дить. Но могу сказать одно: первые 2—3 месяца после моего назначения были по­пытки' «решить вопросы» с моими начальниками управ­лений, сейчас такого почти нет. Эти люди теперь «реша­ют» свои вопросы в других местах.

—В каких случаях лю­дей отпускают под залог?

— После мудрой подсказки председателя Верховного суда мы нашли следующий механизм (речь идет о долж­ностных преступлениях). Милиция задерживает чело­века до трех суток, потом идем в суд, и там уже срок продлевается еще на 10 су­ток. После этого человеку предъявляют обвинение и предлагают внести залог — сумму, сопоставленную с той, которая ему инкрими­нируется. Его отпускают под подписку о невыезде. Если он все же уезжает из страны, эти деньги идут в доход го­сударству.

Это работает. Я считаю, что «раскуркуливание» очень полезно. Я хочу пред­ложить принять закон, кото­рый действует во многих странах мира: речь идет об альтернативном наказании за экономические, подчер­киваю, экономические, пре­ступления путем выплаты штрафных санкций. Меха­низм таков: человек на лю­бом этапе следствия (на эта­пе сбора материалов и этапе задержания) может заявить о готовности подписать пра­вовой компромисс, иначе говоря, он согласен запла­тить государству всю сумму инкриминируемых убытков плюс 2—5-кратный штраф. Это новый вариант взаимо­действия бизнеса и государ­ства, теперь никто не будет бояться за свою первую ты­сячу долларов, которую, как вы понимаете, в 1991 г. он вряд ли одолжил у своей ба­бушки. Но и власть не должна шантажировать бизнес.

—А не получится ли так: украл большую сум­му, а заплатил меньшую?

— Многие деньги тогда ходили наличкой, и мы не можем их нащупать. Безу­словно, всего украденного не вернуть, но 2—5-кратный штраф позволит урегулиро­вать эту ситуацию.

—Не является ли это вариантом всепрощения?

— Дело в том, что боль­шинство экономических преступлений было совер­шено под давлением госу­дарственной системы «отка­тов»,, организованной пре­дыдущей властью. Иначе не разрешали заниматься биз­несом. Получается, что люди отвечают за грехи тех, кто, пользуясь телефонным пра­вом, не оставлял отпечатков пальцев. Я предлагаю не за­гонять их в угол, не подтал­кивать к мысли от безысход­ности заплатить эти деньги следователю или судье. Луч­ше пусть отдадут их государ­ству!

Не все продается...

—Раньше бытовала практика, когда милицей­скую руководящую должность покупали за опреде­ленную сумму. К вам обра­щались с подобными пред­ложениями?

— Однажды через моего помощника поступило та­кое предложение: человек, по старой привычке, хотел заплатить за свою долж­ность несколько миллио­нов. Эта личность не толь­ко руководила воровством нефти, но и пытала людей в застенках.

—И тем не менее, этот человек работает?

— Когда я пришел в ми­нистерство, он был снят со своей должности, правда, с большим трудом, потому что отказывается подать рапорт (для того, чтобы его уволить, я должен получить от него рапорт либо дока­зать его преступление). Де­ло по нему находится в прокуратуре, а он пока еще «болтается» в органах вну­тренних дел, пытаясь вос­становиться на какую-то руководящую должность.

—Почему Харьков на­зывают «ментовским го­родом»?

— Во-первых, здесь есть Университет внутренних дел, так называемая кузни­ца кадров. Кроме того, ми­лицию здесь возглавляли сильные, волевые люди, которые смогли подчинить себе всю хозяйственную жизнь города.

—Вы тактично гово­рите — «подчинить хо­зяйственную жизнь». Мо­жет, это простое «крышевание»?

— Безусловно. В 90-х гг. было засилие рэкета, его уничтожили, и на место бандитов пришли те, кто с ними боролся. Правовая оценка этому дается. Се­годня рэкетиры в погонах и без погон стали серьезны­ми бизнесменами. Проис­хождение их капитала аб­солютно ясно, оно, конеч­но, находится в плоскости, далекой от закона. Но очень часто знать и дока­зать — разные вещи.

Иногда нужен мужской разговор

—Охарактеризуйте криминогенную обста­новку в Украине.

— По уровню сложности на первом месте — Харь­ков, на втором — Одесса, на третьем — Львов, потом — Запорожье. Но мне кажется, милиция сегодня все же стала работать иначе. К примеру, в Одессе стоит двухмесячная норма кон­тейнеров, за каждый из ко­торых в предыдущие годы платили 7 тыс. «баксов» взятки, а сегодня сумма не­востребованных взяток превышает $20 млн. Значит, милиция и СБУ работают. Кроме того, уменьшилось количество убийств и особо тяжких преступлений — на 12% и 7% соответственно.

—Изменилось ли ваше мнение о милиции с тех пор, как вы ее возглави­ли?

— Я так и не стал мили­ционером, ведь это состоя­ние души, для этого надо проработать лет 10. Конеч­но, за 7 месяцев я достаточ­но сильно скорректировал свое отношение к милиции, но я и раньше уважал тех, кто делает тяжелую, воле­вую работу: оперативников, следователей, бойцов «Бер­кута», который вечно ис­пользовался политиками в грязных целях. Сейчас я по­нимаю, почему недовольны милицией. Если каждый день читаешь в сводках об огромных хищениях, диких зверствах, если за полгода возбуждается полмиллиона разных дел, от воровства до скотского убийства или изнасилования, то с годами милиционеру начинает ка­заться, что кругом — злоумышленники, только не все еще преступления дока­заны. Нужно, чтобы мили­ционер был приветлив, по­могал людям, а не пугал их, и они будут относиться к нему по-другому.

— Не кажется ли вам, что борьба с коррупцией в милицейских рядах, кото­рую вы так активно про­пагандируете, всего лишь донкихотовская война с ветряными мельницами? Может, пора глубже коп­нуть?

— Заметьте, я не начинал этого движения, пока не поднял зарплату в два раза. Жить в Киеве на 300 грн. и бороться с коррупцией — это просто издевательство. Сегодня и 700 грн. — не та­кие уж и большие деньги, но, если гаишник в райцен­тре, получая их, продолжает вымогать десятки и двад­цатки, я имею право нака­зать его.

—Не слишком ли часто у нас карают за взятую двадцатку и закрывают глаза на откровенный беспредел?

— В этом году нашей службой безопасности на­казаны 400 работников ми­лиции, из них 40% — в зва­нии от капитана и выше, де­ла переданы в прокуратуру. Там, где есть доказательст­ва, наказание неотвратимо.

Понятно, что факты физи­ческого воздействия работ­ников милиции по отноше­нию к подследственным, со­вершенно незаконны. Но однажды ко мне пришел ад­вокат и показал медицин­ское освидетельствование о наличии гематомы на ко­лене своего подзащитного, который ранее был осуж­ден за то, что вместе с дру­гом перевозил в багажнике машины расчлененный труп. Тогда он попал под амнистию как не совершив­ший преступления, а лишь как соучастник. Взялся за ум, женился на женщине с тремя детьми, а через год... убил ее и детей, расчленил и закопал на территории приватизированного ею продмага, где затем спокой­но торговал. Не думаю, что, если бы я был следовате­лем, то у него была бы одна только гематома на колене. Возможно, я по характеру не очень сдержан, но адво­кату этому не завидую — можно ли вообще браться за такое дело? Я ему тогда ответил: обращайтесь, куда угодно, я защищать этого урода не готов.

—Чем отличается объ­явленный недавно двух­месячник по борьбе с кор­рупцией от обычной рабо­ты?

— Если бы я объявил просто борьбу с корруп­цией и взяточничеством, никто бы не заинтересовал­ся. А так — люди заметили, заговорили. По секрету ска­жу: 1 ноября я собираюсь выйти в эфир и сообщить, что, по многочисленным просьбам трудящихся, ме­сячник продлен. Но пока хотел бы проверить продук­тивность работы служб — способен ли бороться со взяточничеством УБОП? Двухмесячник призван сло­мить систему коррупции. Не победить ее — это нереаль­но, а сломить.

—Во время поездки я наблюдала, как вы мягко общаетесь с подчиненны­ми. На голову не садятся?

— У меня был один курь­езный случай. Собрал я как-то столичный «Беркут», который возглавляет участник революции. Объяснил им совершенно нормальным языком новые задачи недо­пустимости «крышевания» на рынках, кафе, объявил, что два дня назад распустил «Беркут», работавший на Киевском вокзале, посколь­ку были доказательства, что те собирают мзду с трудо­вых мигрантов.

Они покивали головой, похлопали, а на следующее утро мне докладывают, что после собрания они разъе­хались по рынкам, собрали дань и пошли пропивать. Пришлось собирать их сно­ва. Взял графин воды, разбил об стенку и сказал уже... чуть-чуть помужски. Поняли...

Но все-таки я считаю, что надо общаться человече­ским языком, и никогда се­бе не позволю матом обру­гать подчиненного или ос­корбить его.

В хорошем оркестре к месту и скрипки, и барабаны

—Рассказывают, что первое время сотрудники райотделов были шоки­рованы, когда без преду­преждения к ним приез­жал настоящий ми­нистр...

— Первое время дейст­вительно мы специально меняли номера на моем автомобиле, чтобы нагрянуть неожиданно. А теперь все знают, куда я направляюсь, и в радиусе 50 км уже все готовы к моему приезду. Информация быстро доле­тает.

—Сегодня модно де­лать кадровые переста­новки. Признайтесь, вы довольны работой своих заместителей?

— Да, это оркестр очень разный, но чтобы он играл слажено, в нем должны звучать разнообразные ин­струменты: и барабаны, и скрипки. В целом, я дово­лен своей командой.

—А новенькая — Поречкина?

— Скрипка... Мне нра­вятся ее напористость и энергия.

—Вам интересно, что думают о вас подчинен­ные? О ваших распоряже­ниях, приказах?

— Безусловно, как и ка­ждому человеку, мне важ­но, что думают обо мне ок­ружающие, и важно, что я думаю о себе сам. Я хочу вытравить всю мерзость, которая осела в органах милиции за последние го­ды. Но, с другой стороны, я сделаю все для того, чтобы защитить милиционера. В Сумской области я узнал, что участковый инспектор забрал у бабушки в своем родном селе козу, освеже­вал и собрался продать мясо. Я считаю это просто мародерством и изгоню его оттуда. Но если кто-то, размахивая депутатским мандатом, материт гаиш­ника, — я на стороне пос­леднего.

Конечно, думают обо мне по-разному. Понимаю, что многих я обидел, но, по крайней мере, искренне пытаюсь воссоздать мощ­ную систему со знаком плюс, которая не будет вы­полнять политический «фас!», а будет защищать закон.

«Я был бы хорошим министром связи»

— Назовите хотя бы одно дело, открытое против деятелей быв­шей власти и закончив­шееся обвинительным приговором?

— По материалам след­ствия управления по борь­бе с экономическими пре­ступлениями выявлено 16,5 млрд. грн. нанесенно­го ущерба. При этом 9 млрд. возвращено государ­ству и населению. Поэтому я имею право на словосо­четание «бывшая бандит­ская власть». Но бандитов по фамилии не называл. Это дело суда.

—Каким образом вы боретесь со стрессами?

— Я не успеваю бороть­ся и пока был в отпуске всего 5 дней. Семьей мы поехали в Крым, где я, в ос­новном, отсыпался и играл с детьми. А на 4-й день мне приснились Москаль с Бакаем, и я понял, что отпуск закончен. Спортом не успе­ваю заняться — люблю чи­тать хорошие исторические книги, не беллетристику, а первоисточники.

—А как насчет свежей прессы?

— Как бывший журна­лист просматриваю газеты по диагонали, в основном, по заголовкам и ключевым словам. В воскресенье чи­таю для души.

—Многие иронизирова­ли над вашим назначени­ем и прогнозировали, что министерский портфель у вас ненадолго.

— Кое-кто ждал моей от­ставки уже в мае, мол, тер­минатор сделал свое дело — убрал старую команду и пора прийти людям, кото­рые прагматично относятся к службе. В мае этого не произошло. Не произойдет это, по моему мнению, и в ближайшее время.

Можно в шутку сказать, что после того, как замми­нистра стала женщина, ми­лиция уже не будет такой, к какой привыкли наши гра­ждане. После всего, что произошло, восстановле­ние системы имени Крав­ченко невозможно. Если кто-либо и станет использовать милицию в каких-то политических и бизнесовых целях, сделать ее сис­темой предварительного запугивания граждан не­возможно.

По профессии я — фи­зик-электронщик. Между прочим, у меня за плечами вице-губернаторство, должности замминистра и помощника премьер-мини­стра. Да, я продукт Майда­на, но у меня достаточная подготовка администриро­вания. Самый главный ее этап, когда я в 25 лет рабо­тал бригадиром на ривненском заводе «Газотрон». В моем подчинении было 39 женщин в возрасте от 16 до 61 года... Пусть меня назы­вают даже крокодилом Геной, но это лучше, чем кил­лером, как одного из моих предшественников.

—Каким еще минист­ром вы могли бы быть?

— Наверное, из меня по­лучился бы хороший ми­нистр связи, так как у меня все-таки высшее техниче­ское образование. В при­емную президента Ющенко я пришел в качестве канди­дата на эту должность, но, когда вошел в кабинет Вик­тора Андреевича, он не­ожиданно для меня сказал: «Я хочу тебе предложить пост министра внутренних дел». Спрашиваю: «У вас материться можно в каби­нете?» Он отвечает: «Нет», тогда говорю: «Я согла­сен...» Меня родители учи­ли не отказываться от сверхзадач.

—Не собираетесь вер­нуться в политику?

— Я и так в политике. Я — политический министр внутренних дел.

Но давно приостановил членство в СПУ и пока за­нимаю государственную должность, ни в какую пар­тию вступать не намерен. К сожалению, фигурантами уголовных дел иногда ста­новятся мои бывшие кол­леги — политики. Несколь­ко раз пытались мне зво­нить, но поняли, что я дос­таточно принципиальный человек, и перестали этим заниматься. Сейчас на ме­ня давления со стороны ка­кой-либо политической си­лы нет. Мороза считаю очень сильным политиком. Уважаю его за то, что он дал мне дорогу в политиче­скую жизнь.

—Что вас может за­ставить уйти в отстав­ку добровольно?

— Если вдруг мне дадут команду «фас» или «стоп», то есть постараются прину­дить к чему-то незаконно­му. В эти 7 месяцев, что возглавляю министерство, иногда приходилось очень тяжело, но подавать в от­ставку в мыслях не было.

Наталья КРУЖИЛИНА, «ВВ»

www.vv.com.ua