Косите под политического! (фельетон)
Как-то раз, просматривая свежие газеты, председатель горисполкома небольшого приморского городка Уклюйска Антон Романович Борькин внезапно изменился в лице и громко произнес несколько непечатных слов.
- Ну что там еще случилось? – недовольно спросила супруга Борькина Люся, которая большой деревянной ложкой накладывала в суповую тарелку черную икру.
- К нам нового прокурора прислали! - звенящим шепотом ответил Антон Романович, ошеломленно глядя в газету. – Честного…
- А разве бывают честные прокуроры? – наивно поинтересовалась Люся.
- Выходит, бывают, - уныло ответил председатель горисполкома.
- Ну пусть будет честный, тебе-то что, - равнодушно произнесла супруга, облизывая ложку.
Борькин, который за несколько лет своего лихого руководства умудрился продать «налево» все городское имущество, вплоть до фонарных столбов и мусорных бачков, ничего не ответил и только нервно вздохнул.
На следующее утро, собираясь на работу, Антон Романович ненароком выглянул в окно и увидел двух бравых мужчин, направлявшихся к его подъезду. Это были Мошкин и Кошкин – следователи по особо важным делам местной прокуратуры. У предгорисполкома от дурного предчувствия похолодели пятки…
- Люся, если кто придет, то меня нету дома! – дрожащим голосом предупредил жену Борькин и буквально через минуту в дверь позвонили. Повизгивая от страха, Антон Романович залез под кровать и затаился, прислушиваясь к доносившимся из прихожей голосам.
Минут через пять в комнату вошла Люся и печальным голосом сообщила, что следователи ушли, однако оставили повестку, согласно которой Антону Романовичу Борькину надлежит завтра к 11.00 явиться на допрос в прокуратуру. Председатель горисполкома, кряхтя, вылез из-под кровати и внезапно почувствовал, как у него в желудке что-то негромко заворчало.
- Слушай, Люся, кажется я очень серьезно заболел! - с тревогой произнес Антон Романович, держась обеими руками за живот.
- Ерунда! - пренебрежительно махнула рукой супруга. – Просто у тебя обыкновенная «медвежья болезнь», надо клизму поставить и всех делов. Я сейчас вызову фельдшера из поликлиники…
- Ни в коем случае! – поспешно крикнул Борькин. – Ты что, не знаешь наших врачей? Они же все через жопу делают, кроме клизмы. Нет уж, я свой организм кому ни попадя не доверю. Вот что Люсенька, поеду-ка я лечиться в Биробиджан. Там, говорят, есть отличная клиника, как раз по моему профилю.
- В Биробиджан? – удивилась Люся. – Так далеко? Неужели у нас все-таки нельзя нормальных врачей найти? И потом, я где-то читала, что в Биробиджане живут одни иудеи…
- А что, разве иудеи не люди? – хмыкнул Антон Романович, торопливо укладывая чемодан. – Я как-то знал одного иудея, он был вполне приличным человеком. Ну все, Люсенька, будь здорова, я поехал в аэропорт…
Прилетев в Биробиджан, Борькин без всяких проблем устроился в отдельную палату лучшей тамошней частной клиники, носившей романтическое название «Еврейское счастье». Правда, предварительно Антону Романовичу пришлось сделать обрезание – таково было обязательное условие для всех пациентов этого лечебного заведения. Впрочем, предгорисполкома Уклюйска довольно стоически перенес эту, весьма неприятную для гоев процедуру. И уже вечером того же дня доктор Шамец, симпатичный старик с добрыми глазами, поставил Борькину такую основательную клизму, что у того потемнело в глазах.
Так прошла неделя, затем вторая…Несмотря на то, что Антон Романович уже давно чувствовал себя отлично, он все равно продолжал пребывать в стенах отдельной палаты «Еврейского счастья». (Лечение в клинике стоило очень дорого, поэтому лечебный персонал «Еврейского счастья» не торопился выписывать своих пациентов, даже абсолютно здоровых). Получая ежедневно, на всякий случай, свою дежурную клизму, Борькин с ехидной, презрительной улыбкой вспоминал Уклюйск и нового честного прокурора. Одновременно Люся усиленно распространяла по всему городу слухи о том, что Антон Романович перенес сложнейшую операцию в связи со смертельно опасным заболеванием «гематома седалищного нерва». Поэтому в глазах небольшого количества уклюйцев Борькин даже выглядел этаким героем-мучеником.
Впрочем, подобная идиллия продолжалась относительно недолго. Как-то раз, выглянув в окно палаты, Борькин, к своему ужасу, увидел неспешно идущих по тротуару Мошкина и Кошкина. Антон Романович похолодел и, притаившись за портьерой, внимательно стал наблюдать за тем, как следователи неумолимо приближались к главному входу в госпиталь.
- Что вы так нервничаете, молодой человек, словно кот перед кастрацией? - внезапно раздался в палате добродушный голос доктора Шамеца. – У вас какие-то проблемы?
- Да, у меня проблемы, у меня большие проблемы... – забормотал Антон Романович и в отчаянии рассказал доктору всю правду. Внимательно выслушав необычного пациента, доктор Шамец тщательно протер рукавом халата стекла своих очков, после чего произнес:
- Что ж, ваше дело, конечно, паршивое, однако, выход найти можно. Скажите, у вас деньги есть?
- Есть, но они не берут, сволочи, - тоскливо проскулил Борькин.
- Зато я беру! - веско произнес добрый доктор. – Дадите мне шестьдесят тысяч – я вам взамен дам такой дельный совет, что пальчики оближите.
Пересчитав и спрятав в карман деньги, Шамец поманил пальцем Анатолия Романовича и звенящим шепотом произнес: - Косите под «политического», и вас пальцем никто не тронет…
- Как это – «под политического»? – не понял Борькин.
- А так. Объявите публично, что вас хотят посадить, к примеру, за то, что вы являетесь сторонником какой-либо политической партии. Вы состоите в какой-либо партии?
- Да, я был когда-то членом местного отделения Региональной партии, - немного подумав, вспомнил Антон Романович.
- Вот и отлично! Рассказывайте всем, что вас преследуют власти за то, что вы состояли членом этой самой Реги-Анальной (доктор Шамец был большой шутник и обожал каламбуры) партии и все будет отлично, уверяю вас. У нас народ любит политически обиженных…
С тех пор Борькин стал регулярно рассказывать биробиджанским журналистам о том, каким жестоким преследованиям он подвергался на своей родине за то, что был членом Региональной партии. Однако это не помогло – следователи Мошкин и Кошкин ежедневно кружили вокруг клиники «Еврейское счастье», время от времени бросая многозначительные взгляды на окна палаты, где пребывал Борькин.
Антон Романович начал нервничать, и в конце концов нервы его не выдержали. Однажды ночью он, переодевшись в женское платье, позорно сбежал из клиники, спустившись со второго этажа на колготках пожилой санитарки Розы Моисеевны, которые она постирала и повесила сушиться в ординаторской. Говорят, через неделю Борькина видели на 356 километре автотрассы Биробиджан-Ростов с медным чайником, привязанном к поясу и деревянной клюкой в руке.
Впрочем, жителей Уклюйска такой поворот событий вполне устраивает – ведь главное, что они наконец-то избавились от ненасытного ворюги-чиновника, распродавшего все городское имущество. А где Борькин конкретно в данный момент находится – в тюрьме или на автотрассе Биробиджан-Ростов – это вопрос, как говорится, десятый. Хотя тюрьма, на их взгляд, была бы куда более подходящим для него местом…