Моя ответственность

«Cначала был Вопрос». Если бы Книга Бытия поддавалась редактированию, то этот постулат в качестве первого предложения был бы вовсе не лишним. В разговоре об ответственности – особенно.

Энциклопедия практической психологии определяет ответственность как обязанность человека отвечать за то или иное. Чувство ответственности – внутреннее ощущение обязанности отвечать и готовность отвечать. Переживание ответственности – личный способ нести груз ответственности.

Во всех этих формулировках по умолчанию предполагается, что сначала существует некий вопрос. А ответственность – это совокупность способов ответа. Хотя для практических целей вместо существительного «ответственность» полезнее использовать глагол «отвечать», поскольку к этому глаголу автоматически достраиваются четыре вопроса:

Кто отвечает?

Перед кем отвечает?

За что отвечает?

Чем отвечает?

Само начертание вопросительного знака происходит от латинских букв q и o (quaestio – поиск ответа). Изначально писали q над o, которые затем трансформировались в современное начертание. В поисках ответа люди, действительно его ищущие, доходят до самой сути. И иногда сваливаются за край.

Нет, речь пойдет не о современных политиках – они умудрились притупить даже рвотный рефлекс. Я расскажу вполне автобиографическую историю, потому что личный опыт каждого из нас при тщательном рассмотрении (а иногда и при рассказе) приносит гораздо больше пользы, чем обобщенные научные наблюдения.

Дело было в СССР. Я учился на биологическом факультете Киевского университета, собираясь заниматься биофизикой, а если повезет – нейрофизиологией. Также я собирался заниматься национальной украинской революцией. Сейчас, с расстояния некоторых лет и некоторого опыта (в том числе опыта государственного строительства), могу говорить об этом с легкой иронией, но тогда ничего важнее для меня не существовало. Людей за это отправляли в лагеря, но каждый рассчитывал, что уж он-то Систему непременно обманет. Я, разумеется, считал так же.

Стратегия была проста: создавать подпольные кружки в крупных городах в студенческой среде, налаживать горизонтальные связи и т. п. К тому времени такие кружки уже были созданы в Луцком пединституте, Львовской политехнике и КГУ. Внутри этого «треугольника» предстояло окучивать меньшие города.

В целом, с точки зрения конспирации, все это был детский сад, хотя какие-то допотопные ноу-хау вроде писем на папиросной бумаге в мундштуках «Беломора» нам в процессе следствия здорово помогли. Потому что, как вы уже догадались, дальше все произошло как в неполиткорректном анекдоте: «Три украинца – это партизанский отряд с предателем».

Прошли годы, я вдоволь налюбовался просторами Крайнего Севера и северным сиянием (а это действительно красиво!) и в средине 80-х уже без особой опаски смог вернуться в Украину. Все это время я вынашивал план мести своему однокурснику-предателю. По странной иронии судьбы он занимался генетикой. А мой отец в свое время попал в Лукьяновскую тюрьму тоже по публичному доносу однокурсника, впоследствии знаменитого советского драматурга Корнейчука. Такая вот генетика была. Я посчитал, коль это такая карма, то хоть кто-то должен понести за содеянное ответственность, иначе мои потомки обречены на аналогичное. И, разумеется, никому о своих намерениях больше не говорил.

И вот однажды жарким летним днем сижу я на кухне у своего брата Юрка в его старой русановской однокомнатной квартире. Звонок в дверь. Брат кого-то встречает, потом с побелевшим лицом и шепотом «сиди здесь тихо!» закрывает дверь на кухню. Первая мысль: снова пришли арестовывать. Но кого из нас? Куда сбежишь с 15-го этажа? Да и за что? Так, вот это глупая мысль. Неважно за что. Сейчас уже надолго не забирают.

Разговор с пришельцем затягивался, и я с облегчением решил, что это очередная «профилактическая беседа» КГБ и затаиться – самая верная тактика. Юрко вернулся часа через два уже не просто бледным, а с каким-то зеленоватым оттенком лица. Помолчав и покурив, он рассказал, кто к нему приходил. Это был брат человека, который меня заложил. Приходил потому, что его брат, мой бывший однокурсник, повесился. Из-за угрызений совести.

Он приходил просить прощения у моего брата за то, что содеял его брат со мной. В том числе – от имени покойного.

Годами какая-то часть моего сознания была всецело поглощена холодными расчетами, как мне лучше и эффективнее восстановить справедливость. Потому что кто-то должен брать на себя этответственность. Как и все ее последствия. Несколько лет после этого я жил в ощущении полнейшего недоумения и пустоты – месть оказалась невостребованной.

Еще через несколько лет на Кавказе один рыжебородый абориген по кличке Кес, бывший театральный актер, в перерывах между автоматными очередями вроде невпопад скажет мне странную фразу, которая частично заполнит эту пустоту:

– Бог добрый, он любит наказывать!

Прощение пришло ко мне еще позже, но скорее как волевое усилие, а не принятие неких очевидных истин. Похоже, чем истины очевиднее, тем их труднее принять.

В гештальтпсихологии есть любимое мной понятие «фигуры и фона». Гештальт (образ) дан в восприятии как определенная фигура, замкнутое единство, как бы выступающее вперед по сравнению с неструктурированным фоном. Помимо спонтанного выделения фигуры из фона возможно и целенаправленное формирование фигуры вопреки действующим в пределах зрительного поля силам.

Текущие общественные процессы в Украине сформировали такой гнусный фон, при котором, полагаю, не только в моем сознании некоторые фигуры прошлого стали выступать вперед. В предыдущем историческом периоде среди идеологических врагов можно было встретить и достойных, которым проигрывать было не зазорно. Враг тебя ответственно уничтожал, но всегда уважал молчание. Ответственность за единомышленников, перед Богом, ответственность свободой и жизнью – они это ненавидели в нас, но с этим считались. Потому что были такими же, просто по другую сторону баррикад.

Мой однокурсник, морально раздавленный советской карательной машиной, не смог уцелеть, бросившись под нее, как мы. Это очень страшно, когда над тобой проезжает настоящий БТР. Но если ты вжимаешься в ложбинку и не шевелишься, то выживешь. А он остался – задавать вопросы этой машине и себе.

Я не сторонник авраамических религий, поэтому считаю его поступок ответственным. Особенно на фоне сегодняшних представлений лидеров нации и их последователей об ответственности. Я считаю ответственным и моральным поступок его брата, которого лично так никогда и не увидел.

И у каждого из нас наверняка есть подобные истории, содержащие ответы на ключевые вопросы жизни и смерти. Почаще их вспоминайте.

Ну, в общем, мир тебе, Костя…

Материалы предоставлены в рамках контентного сотрудничества сайта «Обозреватель» и журнала «Публичные люди».