Гимнюк Дядя Степа
Говорят, о покойниках можно отзываться либо плохо, либо никак. Говорят те люди, которые позволяют себе критиковать Гитлера, Сталина, Берию, Бандеру, Петлюру…
Именно поэтому я считаю себя вправе высказаться о ныне покойном Сергее Владимировиче Михалкове. 20 с лишним дней со дня смерти – срок хотя и не символический (не 9, не 40…), но все же достаточно малый, дабы иметь повод вновь взглянуть на жизнь трижды гимнотворца.
Я в Бога не верю, но искренне надеюсь, что все мы получаем по заслугам своим. Не при жизни, так в аду, не в аду, так при следующем перерождении. Потому что существуют в жизни неписанные законы, законы человечности и доброты, силы и слабости, чести и честности. Можно увиливать от них, можно «включать дурака» и делать вид, будто не знаешь об их существовании. Все равно рано или поздно, они напомнят о себе, все равно придется платить по счетам, по окончании партии и ферзи и пешки оказываются в одной коробке.
Сергей Владимирович при жизни был ферзем. Он гениально сыграл свою партию. В то время как беспощадная советская власть ломала человеческие судьбы, тоталитарная машина подминала под себя целые семьи, он удачно стоял на своей околокоролевской клеточке, весь в белом, умело прикрываясь пешками. Например, талантливым и честным Пастернаком, затравленным советской властью лауреатом Нобелевской премии по литературе за «Доктора Живаго». "Некий злак, который звался Пастернак..." – это так писатель гимнов о писателе романов и высокой поэзии. Это его, Михалкова, упомянул в своей песне о смерти Пастернака Александр Галич: «...До чего ж мы гордимся, сволочи, Что он умер в своей постели...».
Сергей Владимирович умел делать то, что было не под силу многим остальным – подстраиваться и мимикрировать под действующую власть. Причем делать это не просто так, а виртуозно, на просто заоблачном уровне мастерства. Заискивать перед могучим Сталиным, воспевая песнь коммунизму и социалистическому труду, дружить с придурковатым Брежневым, продолжая гнуть «советскую» линию, и быть под рукой у самого Путина, вспомнив вдруг свое дворянское происхождение и преданность демократическим идеалам.
И никаких угрызений совести, сомнений и расшатанных нервов. Соотечественники называли Михалкова лукавым царедворцем, халтурщиком и приспособленцем. А он тем временем, не спеша, без творческих мук (скорей всего) и нравственных усилий (несомненно), переписывал в угоду очередному царьку очередной гимн.
Сергей Владимирович с легкостью забывал историю и предавал свои прежние идеалы. В 1961 он писал: «Чистый лист бумаги снова, На столе передо мной, Я пишу на нем три слова: Слава партии родной», а уже в 1995 как ни в чем не бывало, критиковал «родную» Отчизну: «Рухнул «Союз нерушимый», похоронив под своими обломками, казалось бы, незыблемые структуры партийно-государственного аппарата с его равнодушной к судьбе человека правоохранительной и карательной системой, прогнившей экономикой, «развитым социализмом» и призрачными коммунистическими идеалами».
Как удавалось человеку, несомненно творческому, с тонкой душевной организацией, так умело предавать, подставлять, переписывать, угождать, лизоблюдствовать? Почему другие ломались, умирали в ссылках, эмигрировали за границу, мучились и страдали, а он нет? Что было в душе у этого творческого человека?...
Я думаю, ничего – кроме желания отхватить свое место под солнцем и заработать на очередной кусок хлеба с маслом. А еще, я искренне верю в то, что время расставит все по местам. Еще не раз сменятся правители, гимны, перепишется в очередной раз история, а подростки все так же будут читать и любить Пастернака, Солженицына и прочих «врагов народа» – за их талант и умение затронуть самые потаенные струны человеческой души. А Михалков так и останется всего лишь советским «гимнюком» и автором «Дяди Степы».
