«Черный Ефим». «На Засядько» люди гибнут, как на фронте

Часть вторая. Начало материала читайте здесь:

А в ответ тишина… За смерть шахтеров никто не ответит

КТО ВИНОВАТ?

- Я уже три года, как не работаю на шахте, - говорит бывший гроз, а ныне пенсионер Анатолий КОЛОМИЕЦ, - но с товарищами встречаюсь, общаюсь, и потому знаю, что вся вина за то, что шахтеры гибнут на Засядько как на фронте, лежит на руководстве шахте и персонально – Ефиме Звягильском. Об этом наша независимая профсоюзная организация горняков впервые заявила после аварии в мае 1999 года, потом – после взрыва в июле 2002-го. И меня никто не убедит в обратном. Потому, что предприятие, проектная мощность которого рассчитана на добычу 1,5 млн. тонн угля, не может выдавать на-гора 3-4 млн. тонн. Даже если её лавы заряжены самыми передовыми комплексами, а в забоях работают самые производительные комбайны, она не приспособлена к такой производительности. И вся сверхплановая добыча достигается за счет жесточайшего нарушения технологий, прежде всего – техники безопасности. Поэтому все звезды на груди Ефима Леонидовича оплачены шахтерскими жизнями и слезами их вдов и детей.

Можно не сомневаться, что даже самые ярые сторонники Е.Звягильского к мнению бывшего горняка, лидера шахтной ячейки Независимого профсоюза горняков Украины отнесутся с подчеркнутым пониманием. Но не более того. Мол, серьмяжная доля правды в его словах есть, но прогресс необратим, и всякого рода издержки, в том числе и аварии, и смерти людей в шахте с сверхкатегорийным содержанием метана неизбежны. Но при этом Звягильский, как никто другой в отрасли, выделяет денег на охрану труда, вентиляцию, дегазацию. Именно он, за счет предприятия, впервые в Украине оснастил шахту уникальной установкой, которая преобразует метан, залегающий в угольных пластах, в бытовой газ и электроэнергию.

Короче:

- Уголь добывать с каждым годом становится всё труднее. И от аварий мы никуда не денемся. Посмотрите, сколько шахтеров погибает в России, Казахстане, Китае. А ведь мы работаем на гораздо больших глубинах. Но даже в хваленой Америке в этом году была авария, был массовый случай, - так прокомментировал смерть шахтеров один из кадровых специалистов шахты им. Засядько, привлеченный к работе с экспертами правительственной комиссии, расследующей причины последней аварии.

Еще короче:

- Не думаю, что в связи с аварией нужно ставить вопрос о закрытии лавы. Рядом такие же самые лавы, и они успешно отработали. И мы не знаем, что нас еще ждет впереди. Просто на основании этого горького опыта мы должны предусмотреть, чтобы такого больше не повторилось, - таким образом обошел вопрос о целесообразности добычи угля ценой человеческих жизней министр угольной промышленности С.Тулуб.

Совсем коротко:

- Риск – это такое. Его не почувствуешь, в карман не положишь. А что касается так называемых «регулярных» трагедий на шахте… Раз в год – разве это регулярно?» - ответил вопросом на вопрос о частых авариях на предприятии председатель шахтного комитета ПРУП Юрий Заяц.

Короче не бывает: где факты, Зин?!

КАК ЭТО БЫЛО? (Из первых уст)

С фактами, действительно, напряженка. Одно дело - умозрительные заключения бывшего профорга, давно не работающего на шахте, или безадресные реплики рабочих на крыльце у входа в АБК предприятия, что начальство относится к ним как к убойному мясу. И другое дело – пароли, явки, фамилии, указывающие на то, что в смерти горняков виновно руководство шахты. Как уже было сказано выше, даже при гарантии полной анонимности, рабочие категорически отказываются рассказывать представителям СМИ о том, что же случилось на шахте. И тем не менее.

Светлана (имя изменено, работает на участке ВТБ):

- Ты знаешь, я человек на шахте маленький. Но все на шахте знают, что до аварии собрал Фима всех. Они ж план не дают, в лаве метан, комбайн не включают. А как они его запустят, если там метан. Померяют – а там метан 6%.. Короче, орал Звягильский, как сумасшедший: «Уголь! Уголь! Уголь! Что это такое?! Уголь не даете, всё стоит! Зачем новую лаву сделали?! Что б уголь давать! Всех поувольняю к такой-то матери!». И то ж они поехали…

Лариса (имя изменено, муж работает на шахте, семья живет в шахтном общежитии-малосемейке в пяти минутах ходьбы от предприятия):

- У соседа рабочий день закончился 19 сентября в 16:30. (Речь идет о начальнике участка ПРТБ А.Белоусе, погибшем одним из первых. В момент выброса метана он находился в лаве, и был отброшен газовой волной на стойки комплекса. Предполагают, что сначала потерял сознание от сильной травмы головы, а уже потом задохнулся – прим. авторов). По всем правилам, если на шахте все в порядке, в ночную смену ему на шахте делать было нечего. Но где-то в час ночи или в пол-второго позвонили домой, разбудили, сказали, чтобы немедленно опускался в шахту. Говорят, что когда получал интерферометр*, был белый, как полотно.

* Интерферометр - переносной прибор, предназначенный для определения содержания метана и углекислого газа в проветриваемых горных выработках, где максимальное содержание углекислого газа или метана допускается до 6%. Применяется для контроля рудничной атмосферы при ведении горноспасательных работ, так как его конструкция обеспечивает автоматическую установку газовоздушной камеры из положения “контроль” в положение “измерение».

Вера (работает на шахте):

- Накануне весь день был неспокойным. В первую смену забой на участке останавливали. Был газ. Проветрили и пошли дальше. Во вторую смену та же история. У нас на ВТБ работал помощником молодой парень, Гриднев фамилия. Когда то он уходил с шахты, говорил, что не может работать в таких условиях, а полгода назад вернулся. Наверное, обстоятельства семейные заставили - ему 34 года, жена и дочь. Так у него 20-го числа по графику был законный выходной. Он 19-го своё отработал. Но что-то ему там нужно было, и он напарнику сам предложил поменяться днями. И когда в полночь поднимали людей по тревоге, разбудили и Гриднева. Вот так поменялся: товарищу жизнь подарил, а себе смерть выбрал.

А вообще Билоус категорически отказывался давать разрешение на включение комбайна. Говорил: «Там 6 процентов». А когда стали давить, сказал Волкову: Ну, тогда пишите приказ». Тот сказал, что «будет тебе приказ!». А был он или нет, кто ж теперь знает. Белоуса уже нет…

Они ж говорят, что все приборы прекрасные, что всё было хорошо, что все датчики работали, что не было взрыва. А там, хлопцы говорят, «так все звенело, так все звенело, такой был процент!», что два глотка – и... Ну, все ж знают, как приборы отключают, чтобы не обесточивали. И они ж сигналят-сигналят, сигналят-сигналят, а никто ж не реагирует. А теперь все разводят руками…

Директор научного института, член экспертной комиссии (предупредил, что не имеет права давать интервью для прессы, и категорически возражает против ссылки на него):

- Газ там был. Но его, как могли, разгоняли. Но с вентиляцией там напряженно. А ну-ка, лава с такой нагрузкой, да два тупика, куда воздух подать трудно… А если какие-то сбои? А если где-то двери открыли, негабаритный груз поднимали-опускали?.. Это же шахта, это сложный организм, сложная система. Все предусмотреть невозможно. Но, конечно, резервы должны быть.

И, конечно, чтобы открыть лаву, они должны были получить разрешение в проектной организации. Вроде бы (вроде бы!) Донгипрошахт дал такое... Потом они должны были принять необходимые меры безопасности при отработке лавы. Тем более, что здесь после аварии с прорывом метана в 83-м году отработка этого горизонта считается возможной только на обратный ход: проветривание лучше, лава воздухом оконтуривается. И впервые новую лаву пустили на прямой ход. Естественно, что воздуха там не хватало…

Петр Иванович ПОБЕРЕЖНЫЙ, заслуженный шахтер Украины, работал бригадиром проходчиков, сейчас на пенсии, но на шахте бывает часто, о том, как обстоят дела на родном предприятии, всегда в курсе:

- Газ появился в первой смене 18 сентября. Стали подавать дополнительно воздух, метан разогнали. Потом 2-я смена, опять газ. Начали химичить (на практике это означает: зарывать, «загрубливать» датчики, специально направлять на них струю воздуха, чтобы разбавить концентрацию метана). В третью смену концентрация метана достигла 6%. В четвертую подняли с постели начальника ПРТБ.

Вместо того, чтобы остановить участок, и разобраться, почему газ, команда Волкова, технического директора по добыче угля: «Ехать!». И поехали.

Датчики припрятали. То, что сказал министр, будто сработала автоматика, все это неправда. Если б сработала автоматика, он бы не включил комбайн, они б не ехали, потому что датчики настраиваются по технике безопасности на 1,3%. Как только 1,3, сразу всё выбивает, снимает напряжение с лавы. А они, господа, врут шахтерам. Пусть они врут там колхозникам, людям, которые никогда не видели шахты и не знают, что это такое. Но они врут старым шахтерам и молодым ребятам, которые говорят: «Ну, понимаешь, загнали нас под газовую установку и говорят…»

Там ведь на участке работает 43 человека, а попало 62. Зачем они туда согнали людей? Те не хотели, говорили, зачем вы нас туда гоните. А им: «Ты рабочий, и будешь работать там, куда пошлют!». И Волков дает команду включить комбайн. 13 человек погибли сразу, другие 6 умерли уже в больнице, 9 – в критическом состоянии. Но у тех, кто умер в больнице, уже другой статус.

Это новую лаву еще не сдали в эксплуатацию, она еще не добывала и не числится, но её уже запустили. А у них вентиляционного штрека нет, еще не успели пройти, поэтому воздуха не хватало. Там надо полторы тыщи кубов, а они дают 700-600. И решили так вот поехать!

Это решение принимают только кто? Директор и его замы. Но их никто не знает. Во всем мире шахту имени Засядько знают как шахту Звягильского. И весь позор идет к нему. И он выгораживается. Говорит, что специалисты хорошие, а авария – это природное «явище».

Херня это! Это не «явище», это бездарь людская. Я 43 года под землей проработал, и они мне рассказывают…

Продолжение следует. В окончании статьи: Почему риск испытать на себе гнев Звягильского оказался для горняков страшнее, чем угроза смерти?.. И для начальства, и для самих шахтеров цена их жизни – копейка!.. На шахте им. Засядько у директоров, их замов, начальников участков и мастеров бог один…

Сергей ФУРМАНЮК («Громадська Правда”, Донецк) – специально для “Обозревателя”.

Фото Александр Чекменев