УкраїнськаУКР
EnglishENG
PolskiPOL
русскийРУС
Оксана Забужко
Оксана Забужко
Українська письменниця та поетеса

Блог | Цей проклятий "квартирный вопрос"

Цей проклятий 'квартирный вопрос'

Наша песня хороша ... Похвастались мне добрые люди свежеизданные (ко Дню Киева) альбомом - "Дом Булгакова". И взял меня грусть: люди искренне верят, что занимаются культурой, - и не осознают, что сам этот заголовок является по сути воинственно антикультурной, в стиле "ДНР / ЛНР": за давностью лет уже как бы и не завважуваний, но от этого не менее грубый "отжим Недвиги".

Завязывайте уже с этим мемом, господа, все. Нет в Киеве "дома Булгакова". И не было никогда. Мемориальный музей - слава Богу, есть, а вот "дома" - извините, нету. Потому дома в Киеве, если кто не в курсе, еще в начале прошлого века маркировались (и на почтовых адресах значились!) - По имени владельца, и отнюдь не "понаехавших" квартирантов. Всякий киевлянин знает, что Шевченко жил на Козинке в доме Житницкого (мемориальный музей возле Майдана), а резиденция американского посла содержится на Покровской в доме Стрельбицкого. И только "домик Петра I" (киевского войта Быковского) и "дом Булгакова" советская власть решительно и наотрез лишила их настоящих имен. Просто взяла и "отжала" в города - вместе с добрым куском его, города, истории.Пише Оксана Забужко для "Радио Свобода" .

Извините, но сейчас время не только на переименование городов и улиц, крещенных в честь "Гиви-Моторол" в свое время, - но и на "культурные реституции" после всего, ими наброеного. А это как раз и требует профессионального подхода. И еще - обычной человеческой добродетели, и (совсем немножко) - интеллектуальной отваги (ровно столько, чтобы "переступить через стереотип"). Ведь немного, да?

Хозяева и квартиранты

Андреевский спуск, 13 - это дом Василия Листовничего. Украинский архитектора, инженера, почетного гражданина Киева, мужчины по-своему выдающегося - в культурных наций таким посвящают отдельные монографии. (Я даже застала детства городскую легенду, будто именно его отец, обанкротившийся сынок славного на весь Киев "купца из-за Канавы" - только не "цирюльника", а, как серы, по "веревках и ґвоздках", - послужил Михаилу Старицкому прототипом к образу Голохвостого: беззаботный консумеризм, это вечная проблема "детей-мажоров", однако Листовничей-младший, похоже, удался в казака-деда, в молодости поклялся восстановить родные места и оплатить отцовские долги - и свое слово сдержал!). Сохранились по всей Украине проектируемые им дома (в Виннице точно один уцелел, в Остроге это была женская гимназия, а вообще гимназий он настроил с десяток!), Специалисты знают его учебники по строительной механике; кузен его жены, Ядвиги с Крынская, композитор Витольд Малишевский, был первым ректором Одесской консерватории, вся семья жены участвовала в польском восстании 1863-го, а первое, что сделал сам Василий Павлович, приобретя усадьбу на спуске - это выбросил из флигеля типографию "Союза Михаила Архангела": правильный был человек! .. И вот это и были наши киевские элиты - свои, местные, глубоко укоренившиеся: благородные и казацкие. И российская колониальная администрация должна была с ними считаться. Прибывшему с Орловщины на доплату "за обрусение края" батюшке могли дать кафедру в натоди уже давно "опущенной" в состояние "Духовной" Киевской Академии, - но НЕ "квартиру в центре", как это потом делалось при СССР: даже на дачу за городом Афанасий Булгакова должен подрабатывать дополнительно, в очень "хлебном" тогда в Киеве месте - цензором в городской управе (не умрет батюшка заранее, Листовничей, очень вероятно, и Булгакова отказал бы квартиры: цензоров коренная киевская элита обычно в себя не принимала - то считались люди "позорного бизнеса").

Штука в том, что после поражения 1918-1920 годов почти на целый век "местным" было отказано в праве на собственную "стори" - элементарно лишены голоса (преимущественно вместе с головой!). Зато доплата "за обрусение края" и дальше лилась щедрым потоком - и никогда не убывала. Вот и "имеем, что имеем".

Прописка-на-крови

Василия Листовничего Советская власть уничтожила дважды. В 1919 году его расстреляли ЧК - трижды (!!!) выводили в Лукьяновской тюрьме "к Стенка" на имитацию расстрела, а затем застрелили во время вывоза из города при попытке побега (ох и крепкий, видать, человек был! .. ). Второе же, изящнее уничтожения можно, в терминах сегодняшней войны, назвать "информационным" - и решающую роль в нем сыграл таки его квартирант, "Мишка-венеролог", который, выехав из Киева в Москву и завоевав там оглушительный успех "Турбина", твердо вписал себя в золотой фонд русской литературы 20-го века, как Михаил Афанасьевич Булгакова.

Михаил Булгакова

Михаил Булгакова

В то, что отвратительный "Василиса" мифопоэтической "Белой Гвардии" - это и был булґаковський "домохозяина", праздник верило несколько поколений советских людей, искренне очарованных романом как "историческим" (что безусловно свидетельствует в пользу булґаковського защиты: таки "Мастер", пользуясь Сталиновим любимым словечком!) - а к тому же (что не менее важно в истории успеха этого выдающегося фейка), лишенных доступа к любым альтернативных источников информации, "голоса другой стороны". ("Белая Гвардия" действительно очень тонко маневрирует между "фикшин" и "нон-фикшин", и я давно мечтаю прочитать, вместо "восторженного лепета" киевских булґакознавцив, что чисто как дети радуются узнавания в тексте утерянных камешков городской топографии, какой либо квалифицированный разбор этого романа как выдающегося образца пропагандистской литературы - созданного не только по законам "худлиту", но и за политтехнологиями тогдашней большевистской журналистики: кроме Ильфа с Петровым, больше никому в русской литературе это так удачно не получилось, Сурков-Дубовицкий со всеми своими потугами просто жалкий графоман!) и можно теперь сколько угодно трясти историческими документами, доказывая, что "все было совсем не так", что на самом деле в Киеве 1919 "белые" имели намного больше поддержки у населения, чем сегодняшняя "вата", и запомнить "ятались основном еврейскими погромами, и Булгакова писал, собственно, утопию, или там, а-топе:" Город "своей мечты, фантазийный" русский Киевом ", в котором Булгакова, или там, Турбины - это не какие-то там сомнительные орловские приблуды , а если не "аристократия", то хотя тоже "белая кость", духовные хозяева "Города" - интеллигенция, "профессура", словом, культурмисионеры "в лапах у мужиков" (миф, что в третьем поколении непрерывной трансляции соблазнил и погубил Бузины, Чаленка и целую когорту им подобных "аристократов": страшная вещь сила слова!), - но никакая деконструкция мифа уже не отменит того неоспоримого факта, что своей главной цели беглый со свого- "несвоего" Города сын орловского батюшки-цензора этим роману добился - "киевской прописки", пусть и задним числом. И это уже навсегда.

В качестве неопровержимого и тот факт, что для этого ему пришлось "выселить хозяев" - всего только из сферы читательского сочувствия, остальное сделало его советская власть. Но без эмоционального "ключик", поданного "Мастером", она вряд ли бы справилась. Как этот ключик работает, видно из опыта автора, которого бы ни в этической глухоте, ни в любви к советской власти не заподозрит, - Виктора Некрасова. В 1960-е он стал первым, кто "открыл" на Андреевском, 13 живу и здоровую, никуда не виемиґрувану дочь Листовничего, Инну Васильевну, в браке Кончаковская, что жила с семьей в том же своем доме, только, как все уцелевшие (а небагатечко их и оставалось ...) экс-хозяева киевских каменных, беспощадно "уплотненная" - как раз к прежним булґаковських комнат ... Виктор Платонович сам был "из уплотненных" и "даму" в Инне Васильевне безошибочно узнал сразу, даже при гладильной доской. Но Виктор Платонович горячо любил Турбиных - и вместе с ними, так же горячо любил "Василису". И в итоге ничего в "пожилой дамы" не расспросил - и ничего не понял. ("Вряд ли это нужно", написал глубокомысленно ...)

Это, кстати, лучший тест на то, что роман таки пропагандистский: чистая "художка" всегда "открывает к диалогу", тогда как пропаганда, наоборот, - замыкает вам уши на всякого "другого", выводя его из зоны человеческого интереса. И чем она искуснее, тем лучше это делает. Булгакова - первостепенный сатирик, и только не увидеть, что "Василиса" им выписан жирно, желчно, вкусно, как плевок "от души" на пол в хозяйском доме, - с той живой (к уже мертвого!) Ненавистью (большевики называли ее "классовой "и высоко ценили!), которая родится только с необходимости реванша . И здесь не состояться, как до сих пор принято в наших булґаковських студиях, смущенно скороговоркой в духе "он художник, он так видит". Студии - они на то и студии, чтобы задаваться вопросом, ПОЧЕМУ "художник видит" именно так, а не иначе, - которые "универсальнее" (кроме того, что ему наступили на ногу в трамвае написали негативную рецензию) душевные импульсы ретранслирует собой - и тем притягивает читателя.

"Нам только сакля глаза колет"?

То, что Булгакова имел всю жизнь глубоко скрыт, болезненный "комплекс парвеню" (знаменитый "квартирный вопрос" - в действительности замаскированная "под шутка" страшная "травма безґрунтянства", психологические истоки российской агрессии и сегодня!) - И даже художественно НЕ раз манифестировать готовности продать душу хоть ЧК, хоть дьяволу за возможность поквитаться с теми, кто ему на этот комплекс "наступал" (квартиру разгромить, красного петуха пустить, чтобы зарево стала на всю Москву ...), - это для всякого его внимательного читателя вещь очевидна и в России об этом немножко писали и без меня. Но почему наши киевские "булґаковеды и булґаколюбы" за четверть века, уже прекрасно зная, "для себя", кем на самом деле был Василий Листовничей, так и не заинтересовались источником булґаковськои к нему ненависти - такой большой пылающей, что утолить ее могла лишь победно наложена на гроб убиенного, простите, куча (а это, согласитесь, куда круче, чем какие-то там избиты окна критика Латунского!) - тут уже остается разве руками развести ... "ленивые и нелюбопытны"? Но неправда, потому прелюбовно поклевали за молодым Михал-Афанасьичем каждый его киевский следочек! И только "слона не приметилы" - Командора, хозяина дома, величественного красавца-усача, любимого и уважаемого всем киевским "большим миром" господина полковника с бельэтажа (полковником Василий Павлович стал во время Первой мировой, преподавал в школе кадетов) - в белом кителе, с собственным выездом, с роскошной библиотекой, где писал по вечерам при лампе свои книги (среди конфискованы ЧК при аресте был рукопись его исторической разведки о матерях великих людей, от Гракхов начиная), с королевистою аристократкой-женой, что играла ему Шуберта на рояле и расхаживала с ним весной в саду под цветущими вишнями ... Ну что, узнали? Узнали, откуда "есть пошел" на всю жизнь застрявший квартиранту в душе недостижимым идеалом "небесный дом" Мастера и Маргариты?

Михаил Булгакова

А в Булгакова не было библиотеки - не призбирав "профессор от Синода" ... И рояля не было - только гитара, инструмент натоди плебейский, "прикажчицький": не для Шуберта ... И "дом постройки изумительной" (на самом деле - вполне обычной, по тогдашним киевскими стандартам, но завистливые глаза и "сакля колет"!) - был не их ...

"Абыдна, да"?

О панно Інно, панно Інно…

В этой истории мне больше всего жаль Инны Листовничей. Нелегкая это должно быть испытание - на старости лет оказаться в себя в доме "приживалкой" (если не горничной!) При вновь создаваемом культе того, кто на весь мир надругался над твоего замученного отца. Я не знала Инны Васильевны лично, но хорошо знаю этот тип "старых дам" - "последних уцелевших", с вечно-несокрушимой спиной и сотнями часов под тюрьмой НКВД в анамнезе эти женщины умели молчать, но они никогда не врали. Инна Васильевна также рассказывала правду, насколько это в "щербицкие" времена было нельзя, - только никто ее не слышал ("вряд ли нужно" было!). Судя по всем публикациям, испытания она выдержала достойно: атмосферу дома помогла воссоздать со всей наследственно- "инженерной" добросовестностью (без нее не было бы музея!), Но подыгрывать "новым хозяевам" в их стремлении материализовать булґаковський миф о благородной "профессорскую семь" ю "(со своим" духовноскрепним "правом на" Город ") все-таки не стала, иерархию еще держала четко ... Это от нее мы знаем, откуда у автора" Белой Гвардии "такой сластолюбивый описание кабинета" Василисы ": Листовничей позволял жильцам пользоваться своей библиотекой. Несмотря на то, что те были крайне беспокойными, а порой и хамоватыми жильцами (потом Михал-Афанасьичу за то "прилетела карма" в московских коммуналках!). Но просветительскую веру в силу знания украинские элиты тогда исповедовали праздник и безоговорочно: кто рвется к книгам - должен быть поддержан и поощрен. (Своим способным студентам из бедных Василий Павлович, по обычаю тогдашних наших меценатов, втайне - чтобы не уронить - уделял и денежной ссуды, и по крайней мере один из таких в 1950-е годы явился к г Инны "вернуть долг" - на тот же адрес , которую пронес через самое страшное в истории Киева сорокалетие - и которую давно пора вернуть в культурный оборот: Андреевский спуск, 13, дом Листовничего ...)

И еще на весь век запомнила Инна Васильевна, как девятилетний, придя играть в булґаковськои Лели, увидела перед зеркалом Булгакова-маму - и завершила туалет, довольно осмотрела себя со всех сторон и лихо подмигнула девочкам:

– Ничего бабец, а?

Легко представить, что для барской ребенка эффект должен быть где-то такой, как если бы квартирантка неожиданно упала на четвереньки и залаяла (меня в девять лет тоже такой дискурс бы ошеломил, но тогда русский язык Киева еще не была настолько "простонародной", как сейчас и на соседа с Тамбовщины мы, дети, ходили глазеть целым двором, а потом шепотом пересказывали услышанные от него "страшные слова"). И вот такое - ТОЖЕ не прощается: когда ты трудолюбиво, камень по камню, выстраиваешь дорогой тебе образ "профессорского кабинета" как СОБСТВЕННОГО "духовного дома", и уже сам веришь, что ты профессор Преображенский среди Шариковых, - а где-то в городе, где ты родился и которое считал своим (а оно, проклятое, "побежал к Петлюре", - но ты его себе вернешь, перепишешь все заново!), живут люди, которые видели всю твою, так старательно зачищенную, "шерсть" - и могут и через полвека в память о тебе осмихнутись в той невыносимо вежливой великопанского манере, что ты ее так и не освоил: кто, Мишка? Наш жилец? Стал знаменитым, говорите? Да что вы, как мыло, он всегда такой невезучий был ...

Мораль, или же сила

Комплексы - очень тяжелая штука для жизни, но очень неплохой мотиватор для творчества. Украинский булґакознавству время всего лишь перестать потакать комплексам покойного Булгакова так, будто он до сих пор жив, - и тогда и его творчество откроется новыми (цикавезнимы!) Гранями. Шире - пора переставать быть "областным филиалом" "общесоюзнои" русистики (и это уже не только булґаковських студий касается!). "Украинский след" в российский культуре более глубокий и для судеб ее таки решающий - и ни из Москвы, ни из Питера никто мировые име не появится: самые-самые ... Но для этого нужно как минимум знать украинскую культуру. И не путать местами хозяев - и квартирантов.

А Василию Листовничей пора нам, дорогие киевляне, для начала хотя бы мемориальную доску повесить.

На ЕГО доме.

disclaimer_icon
Важливо: думка редакції може відрізнятися від авторської. Редакція сайту не відповідає за зміст блогів, але прагне публікувати різні погляди. Детальніше про редакційну політику OBOZREVATEL – запосиланням...