Блог | Вот где впервые рванула сталинская бомба замедленного действия
ХРОНИКИ ФОТОГРАФА.
Мир, создаваемый фотографом, может быть напрочь отличен от мира за окном, он может совсем не совпадать с формальной внешней жизнью планеты, но он всегда правдив, потому что все, что снято, когда-то существовало на самом деле. Хоть на мгновение. Хоть на ту долю секунды, когда свет попадал на пленку, и начинался распад ионов серебра. Из этих сотых долей секунды и составились "Хроники фотографа".
Мой мир существовал параллельно большому миру Земли, лишь иногда пересекаясь с ним в пространстве.
Хроники под названием История с Фотографией печатались в Новой газете, потом газета решила, что про прошлое не интересно, я перестала над ними работать, и Хроник осталось всего семь - с 1982 по 1988
Вот с конца и начнем.
1988
Год начался кошмаром, к которому никто в Советском Союзе не был готов: в Сумгаите, химическом спутнике Баку, прошли армянские погромы. Три дня настоящие банды шатались по городу в поисках армян, по дороге поджигая машины и мародерствуя. Злая насмешка судьбы сделала центром погромов улицы Мира и Дружбы. Точное количество жертв официально не обнародовано до сих пор, погромщиков, правда, наказали, но как-то вяло, не на всю страну.
Я бывала в Сумгаите, и в памяти он остался совершенно беспросветным пакостным городом, загрязненным химическим дерьмом с местных комбинатов.
На моих сумгаитских фотографиях того времени видно, как же позорно жили в этом городе люди: лачуги с земляными полами и заборами из жестяной тары начинались прямо за заводскими стенами. Женщины выглядели устало и неопрятно, мужчины – неприкаянно и зло.
Это был один из немногих городов страны со специальным детским кладбищем – так высока здесь была детская смертность. У живых же детей главным и единственным развлечением было катание на дощатых овощных ящиках с приделанными колесами.
Читайте: Все войны заканчиваются миром, даже Столетняя
Люмпенская провальная нищета задавливала Сумгаит. С нищетой, как всегда, пришли зависть и желание найти виновного во всех бедах. Карабахский вопрос уже был на слуху, тамошние армяне вовсю митинговали за отделение Нагорного Карабаха от Азербайджана и присоединение его к Армении, а в самом Сумгаите начали появляться первые изгнанные из Армении азербайджанцы. Направление вектора скопившейся нищей ненависти было найдено. Желающих двинуться в этом направлении оказалось предостаточно.
Так в промышленном грязном городе на юге СССР разбилась советская полуправда-полуложь про нерушимую дружбу народов. Вот где впервые рванула сталинская бомба замедленного действия, и аукнулись его хитроумно нарезанные республики с буквально вгрызенными друг в друга народами.
Склеить разбившееся оказалось невозможным и до сих пор.
Карабахский конфликт стал основным событием этого года, он послужил и катализатором, и спусковым крючком многого из того, что случится потом. Но все-таки я отвлекусь от Карабаха, чтобы вспомнить, что в 1988 году началось полное освобождение СЛОВА. Все ведущие издания страны соревновались за первенство в публикации Гроссмана и Ахматовой, Набокова и Платонова, Орвела и Солженицына,– в общем, всех тех, кто сейчас спокойно стоит на полках не только домашних, но и школьных библиотек.
СЛОВО в моей великой литературной стране становилось неподцензурным, и можно было НАЧИНАТЬ НЕ БОЯТЬСЯ ЧИТАТЬ. Вот так запросто войти в метро, сесть поудобней, открыть, допустим, майский номер "Нового Мира", прочесть, ни от кого не прячась, в оглавлении: "Борис Пастернак. Доктор Живаго. Роман", медленно, не торопясь, перевернуть страницу и забыть обо всем на свете…
Потом, правда, оказалось, что нужно еще и есть, пить, спать, одеваться, но это потом. А пока – мощным, уже не остановимым потоком, прорвавшим гнилую запруду, шло к нам СЛОВО.
Забывать об этом сейчас просто-напросто нечестно.
После Сумгаита забурлило через край. Митинги в Ереване и Баку собирали тучи народа и шли один за другим. Понять, на чьей стороне правда, и существовала ли она вообще, было невозможно. Я решила поехать в Карабах на съемку. Из Еревана туда вдруг стало летать по нескольку рейсов в день, и все были набиты битком: мой самолетик напоминал трамвай в час пик, столько пассажиров стояло в проходе. И прямо в тот день, когда я приехала, Степанакерт наводнили войска.
Это наводнение и установку оцепления у обкома партии на площади Победы я снимала из служебной "Волги" начальника местной милиции. Начальник хотел, чтобы в мире узнали, что происходит в Карабахе, и патриотическое в нем перевесило служебное. Боковые стекла "Волги" были тонированы, сам он сидел за рулем, а мой объектив упирался в начальниково плечо, так что вероятность, что меня увидят солдаты и выволокут из машины, была достаточно мала. Но все равно было страшновато. Такие вещи в СССР снимать не разрешалось, да и не было до этого таких вещей…
Читайте: Вы вдыхали запахи мертвых тел?
Оцепив площадь, солдаты начали рассредоточиваться по улицам вокруг. И очень быстро весь Степанакерт оказался накрыт военными патрулями. Это были самые обыкновенные солдатики срочной службы в зеленых касках и зеленых бронежилетах, надетых поверх шинелей, и с резиновыми дубинками.
Посты стали выставлять в пригородах, там, где армяне и азербайджанцы все еще жили вперемешку. Деревенские тетки очень дичились военных и даже боялись выходить из дома. Куда и зачем шла женщина с новорожденными близнецами, которую я сфотографировала, уже не помню, только помню, что девчонка все ее подгоняла, что-то весело приговаривая на своем языке. На каком именно, я понять не могла, потому что на тот момент я их еще не различала.
В декабре весь мир узнал о существовании маленького армянского городка Спитака. Вернее, когда мир узнал о Спитаке, его на свете уже не было: Спитак был уничтожен землетрясением. На разрушение города и умерщвление нескольких тысяч человек природа потратила сорок две секунды. Гробы в Спитак везли со всего Советского Союза.
Я была тогда в Париже, и толпы нас, наивных и сострадающих идиотов, приходили к армянскому собору на улице Жана Гужона с тюками, узлами, кошельками и чековыми книжками: в соборе собирали помощь пострадавшим.
Мы не могли и представить, что помощь эта в каких-то неимоверных количествах будет разворована ушлыми ребятами в аэропортах Армянской ССР, куда один за другим приземлялись самолеты с гуманитаркой со всего мира. Крали, а потом перепродавали на рынках по всей стране не только сердобольно собранную одежду, но и вещи посерьезнее – французские палатки, немецкие генераторы, сухпайки НАТО, машины. Стыдно ли за это предприимчивым организаторам воровства, я не знаю. Я знаю другое: люди в Спитаке по-прежнему живут в вагончиках, уже ни на что не надеясь.
Я была там года три тому назад.
Тогда же в Степанакерте я увидела первого в своей жизни раненого. Это был местный инвалид, которому впопыхах дали по пальцам саперной лопаткой. Инвалид сидел во дворе с окровавленными пальцами и причитал. Саперные лопатки только начинали входить в моду. Пройдет еще некоторое время, и вид раненых станет для меня почти привычным, я буду знать, как свистит пролетевшая мимо пуля, я научусь отличать один язык от другого, увижу беженцев и мародеров.
Еще я увижу большое количество мертвых людей. И будет уже совершенно не важно, на каком языке они говорили при жизни.
P.S.: Эта хроника написана в 2009 году.
