Блог | Случайные жизни: эта замученная женщина пережила и мужа, и сына
#случайныежизни
- Ты просто не понимаешь. Это же бриллиант. Раскусываешь его, и через полчаса гасит. На, понюхай хоть, - и Виталик протянул мне сморщенный, твердый шарик.
Мы с Виталиком стояли на отшибе за Благовещенским рынком, куда он притащил меня покупать мускатный орех. Зачем я пошел с ним и вообще откуда Виталик взялся в моей жизни - сейчас уже установить невозможно. Он был по большому счету случайный знакомый, с которым мы несколько раз пересекались на художницких пьянках. Но вот просто так случилось, что Виталик шел покупать мускатный орех и встретил меня, и вот зачем-то я стою с ним на отшибе за Благовещенским и нюхаю сморщенный коричневый шарик, пахнущий как конский навоз, присыпанный пряностью.
Виталик был двух метров роста и худой неимоверно. Эту двухметровую палку венчала копна завивающихся крупными кольцами рыжеватых волос, ложившаяся на выдающийся, с горбинкой, нос. По бокам от носа теснились хитрющие, обрамленные белесыми ресницами глаза. Он был заядлым металлистом, имел трэш-баритон (или как там называется в металле этот бабуиновый рык) и даже успел поиграть в нескольких металл-группах, откуда его неизменно выгоняли за пьянство. Но Виталик не обижался. Ему все всегда было пох*й, и только спустя годы я понял, что Виталик был постоянно угашенный.
Читайте: Про "російських братів" і Різдво: як ми колядували у Мурманську
Он употреблял все, что штырило. Он нюхал клей и жевал поганки, растущие во дворе на пеньке, пил самую адскую паленку и сосал вату, вымоченную в вареве из хлорки и чего-то там еще, жевал мускатные орехи и курил сушеные листья черемухи. Однажды я встретил Виталика, окутанного ароматом кислых зеленых яблок. Однажды видел его в общей компании с совершенно отсутствующим лицом. Я подошел поздороваться, но он меня не узнал - таких глаз я, когда повзрослел, не видел даже у системщиков. До сих пор не могу предположить, чем угостили Виталика в тот вечер.
А угощали Виталика всегда - по той причине, что он был беден, как странствующий клоун, да и отказать ему было сложно. Виталик окутывал тебя двумя метрами с копной наверху, гремел метал-баритоном и говорил, говорил, говорил скороговоркой, как может говорить только человек на сильных выходах в предвкушении опохмела. Я не встречал более красноречивого человека, чем Виталик, убеждающий в необходимости угостить его.
Был он из простецкой бедной семьи, откуда-то с окраин города, про отца сказал как-то "папка бухает" и сказал это с брезгливым равнодушием. Отец был работягой на промышленном гиганте, и когда рухнула империя и посыпались госплановские монстры, остался без работы и так и не нашел себя в диком мире анархо-капитализма, зато нашел себя в бутылке, влача беспросветное и убогое существование в однушке с женой и внезапно выросшим до двух метров сыном-металлистом. Про мать Виталик не говорил ничего, но глядя на него, я почему-то представлял себе крупную, отечную женщину с бессмысленными коровьими глазами и пучком жидких, смутного цвета волос, блеклую и измотанную жизнью и своими беспутными мужчинами.
Читайте: Форма, первый залет и быт: первые недели в армии
Однажды я случайно увидел их вместе и поразился, насколько она соответствовала моим представлениям. Только лицо ее было еще более блеклым, чем я мог нарисовать себе в фантазиях - бесцветное, с незапоминающимися чертами, как будто смазанными пальцем скульптора. Они шли по улице, она - тяжело переступая, глядя в землю, Виталик - подпрыгивая и жестикулируя, рассказывал что-то скороговоркой, срываясь на ломанный смех.
- Так что, точно не будешь? - спросил он меня, не убирая раскрытой ладони с несколькими вонючими шариками.
- Точно не буду, - махнул головой я.
- Ну и за*бись, мне больше будет, - расхохотался Виталик и забросил орехи в рот как ковшом экскаватора. - Пойдем пивка что-ли бахнем, пока мне приход пойдет? Угостишь пивком, а?
Виталик исчез так же внезапно, как и появился в моей жизни. Я пару раз спросил о нем общих знакомых; кто-то не видел его уже очень долго, кто-то видел с битой рожей, а кто-то говорил, что встречал Виталика с малолетками-бродяжками у вокзала, где они нюхали момент, засунув голову в кульки. Сам я не видел его больше никогда.
Почти двадцать лет спустя я встретил на улице его мать. Я узнал ее, невзирая на незапоминающееся лицо - узнал просто потому, что она ни капли не изменилась, и только кожа вокруг бессмысленных коровьих глаз разбилась трещинами мельчайших морщин, стекающих на отечную шею. Она шла все той же тяжелой походкой смертельно уставшего человека, и когда я проводил ее глазами, мне вдруг с совершенной уверенностью подумалось, что эта блеклая, измочаленная женщина уже пережила и мужа, и сына.
