"Зеленая книга" взяла "Оскар"! Интервью с племянниками пианиста Дона Ширли о фильме и знаменитом дяде

О фильме Питера Фаррелли "Зеленая книга" не перестают говорить вот уже несколько месяцев. И наверняка интернет-дискуссии продлятся еще столько же, ведь картина претендовала на пять статуэток "Оскар", в итоге получила три - в категориях "Лучший актер второго плана" (Махершала Али), "Лучший оригинальный сценарий" и "Лучший фильм" 2018 года. История чернокожего музыканта-классика Дона Ширли и белого вышибалы казино Тони "Болтуна" Валлелонги, которых совместные приключения делают близкими друзьями, вышла в прокат с примечанием "основано на реальной дружбе". И это стало еще одним поводом для обсуждений.

Все дело в том, что соавтором сюжета "Зеленой книги" выступил сын Тони Валлелонги, участие родных музыканта в проекте по каким-то причинам даже не рассматривалось. Вскоре после премьеры семья Дона Ширли обвинила картину в сплошной лжи. OBOZREVATEL удалось связаться с племянниками пианиста - детьми его родного брата Морисом и Кэрол Ширли. Они охотно согласились рассказать о своем дяде, их совместной поездке в СССР, его опасных приключениях на сегрегированном юге США с Тони Валлелонгой и том, почему согласны с мнение критиков, что картина Фаррелли "была снята белыми для белых".

- С какого возраста, возможно, года вы отчетливо помните своего дядю?

К.Ш.: Он практически всегда был с нами, на всех важных семейных собраниях: на днях рождения, на свадьбах, на похоронах…

М.Ш.: Когда праздновали выпуски детей из школ и ВУЗов.

К.Ш.: Да, мы такая семья, что нам только повод дай, все тут же собираются (смеется). И с дядей мы общались довольно близко до самой его смерти. Последний раз мои родители проведывали его за несколько недель до того, как он умер.

М.Ш.: Мы вообще все очень близки, у нас очень крепкая семья, сплоченная. У нас нет секретов, для семьи мы готовы на все. Всегда друг за друга горой и очень ценим то, кем мы являемся.

- То есть он не был одиночкой, каким его показали в "Зеленой книге"? Каким он запомнился вам прежде всего?

К.Ш.: Совершенно. Более того, он был очень общительным, собирал вокруг себя массу друзей. Как и в фильме, он был очень любознательным, изящным в своих манерах, эстетичным, но разговорчивым и юморным. Шутил замечательно. В целом образ в кино очень мало соответствует его характеру и поведению.

М.Ш.: Дядя запомнился очень талантливым, статным. Помню, всегда было большим удовольствием с ним пообщаться, даже по телефону. Он всегда был очень скрупулезным, с уважением относился к людям, будь то политик или простой рабочий, музыкант.

К.Ш.: Он был настоящим артистом. Как уже сказал Мо, очень талантливым, при этом буквально во всем. Он рисовал, пел, играл на очень многих инструментах, и что забавно, вез их с собой отовсюду, где только ни был. А так как он часто путешествовал по миру, найти у него можно было и африканские инструменты, и всевозможные флейты, дудочки из Ирландии, Шотландии… На всем этом он либо играл, либо учился играть. Всегда был на драйве, полон страсти и вдохновения. Уделял нам много внимания, часто говорил, что мы потомки замечательной семьи, что должны помнить это и уважать. Что как черные люди в этой стране мы должны добиваться большего.

Стоило нам где-то накосячить, как он тут же звонил (смеется). Говорил: "Ко мне здесь дошли слухи, что вы бла-бла-бла..." Мы не успевали ответить, как он тут же перебивал: "Не хочу даже слышать!’’ Да, и это случалось часто.

- Некоторые источники утверждают, да и в фильме это упоминалось, что Дональд Ширли учился игре на клавишных с двух лет.

К.Ш.: Да, это так.

- Во многом, я так понимаю, благодаря отцу, который был священником.

К.Ш.: Да, наш дедушка был епископским священником. В то время полноправных темнокожих священников были единицы в стране. Наш дядя часто бывал с ним в храмах, прицерковных домах - там он слушал музыку органа. И однажды начал сам на слух находить ноты, которые улавливал ранее. Он был настолько маленьким, что ему приходилось прыгать с педали на педаль органа обеими ногами, и лишь потом давить на клавиши. Дедушка и бабушка были просто поражены этим, и решили, что его талант нужно развивать. Ну а так как бабушка умела играть на пианино, она и стала первой обучать его музыке.

- Уже в возрасте 9-ти Дональда Ширли пригласили в СССР, в Ленинградскую консерваторию. Как это произошло? Кому-то же нужно было заметить мальчика так далеко от Советского Союза.

К.Ш.: В идеале бы задать этот вопрос моим родителям, моему отцу. Но насколько мне известно, однажды дядю попросили сыграть на каком-то концерте. В зале были гости из СССР, и они были поражены тем, что ребенок освоил такие сложные партии классики. Тогда же один из этих гостей связался с нашей бабушкой и предложил дяде учиться в консерватории. Бабушка в то время была беременна нашим отцом Морисом, она не могла путешествовать, а дедушка не мог оставить работу в церквях. Отпустить дядю одного они не решились, он был слишком мал.

Он продолжал играть, упорно работать над собой и со временем сблизился с Игорем Стравинским (русский композитор, 1882 - 1971 - Ред). Так и оказался в СССР. Учился, неоднократно играл в Большом театре в Москве, в Ленинграде…

- Из нашей с вами переписки я понял, что в СССР вместе с дядей довелось побывать и вам. Более того, вы даже успели погостить в Киеве и Одессе. Расскажете об этом подробнее?

К.Ш.: Конечно. Я очень хорошо помню эту поездку. Мои бабушка, дедушка и я провели в СССР лето 87-го, мне тогда как раз исполнилось 16. Непростое время, период холодной войны, мы все были на иголках: "Боже мой, мы едем в Советский Союз!" А дядя все уверял нас, что мы увидим массу красивых исторических мест, что нужно брать с собой камеру, что обязательно нужно сходить на Красную площадь в Москве… (смеется). И эти его рассказы звучали так романтично, так красиво, что вскоре мы забыли обо всем, что рассказывала нам пропаганда.

Он сумел заинтересовать нас, и эта поездка была просто удивительной. Помните, я писала вам - одно из лучших и самых романтических путешествий в моей жизни. Мы были в Москве, Краснодаре, Киеве, Одессе, заезжали в Сочи, а затем уже ездили в Ленинград.

Читайте: На Майдане сегодня так тихо. Не верится – Майкл Прайс, композитор сериала "Шерлок"

- Чем-нибудь запомнились вам Киев или Одесса?

К.Ш.: О, Господи, еще как! Едой! (смеется) Нас кормили просто как королей. Но больше всего в Украине мне запомнился один вечер. Мы тогда ужинали в ресторане и там же какие-то люди отмечали свадьбу. Они праздновали отдельно от остальных - в конце зала за большой дверью была частная комната. К нам тогда подошла пара, и женщина протянула мне красивейший платок и кольцо. Протягивает и говорит: "Мир?".

Мы, естественно, ничего не поняли, нам помог местный мужчина из нашей компании, Павел. Он все перевел нам и... Господи, это был один из самых волнительных моментов в этой поездке! С нами тогда была еще группа людей - профессоры, медики (мой дедушка по образованию тоже был врачом, и они как раз беседовали о медицине в СССР и США). И все просто расплакались, мы стали обниматься...

Дядя Дональд еще говорил нам, что люди там и культура просто удивительные, но мы даже подумать не могли, что нас так могут встретить. Что это будет прям как в кино, что подойдут вот так просто к незнакомцам. Этим очень запомнился Киев. Правда, тогда я еще не делила страны Союза на Украину и Россию, мы знали об СССР как об одном целом.

- Здорово. Ну а концерты вашего дяди. Какими они были?

К.Ш.: Мо был на многих концертах дяди. Расскажешь?

М.Ш.: Да, концерты были такими, что просто дух захватывало. Это было самое настоящее искусство. Я тогда был еще подростком, мало что понимал, но музыка буквально вводила слушателей в какой-то транс. И я так гордился, что мой дядя является частью всего этого. Никогда раньше не видел такого исполнения, такой подачи, чтобы музыка так овладевала залом. И с такими концертами он побывал в разных уголках мира. Не важно, что происходило в обществе, он играл со своим трио и создавал некий мост между людьми, которые ценили музыку, искусство, единство.

К.Ш.: Мурашки бегали по всему телу. Музыка поглощала с головой. А какие были аплодисменты всюду - В СССР, Европе, Азии, Африке. Дядю очень уважали, очень тепло принимали. Он много где был первым темнокожим артистом: в Ленинграде, в Милане... и цвет его кожи в данном случае не имел никакого значения. Но что его действительно удручало и очень расстраивало, так это то, что на родине его музыку не так уж и ценили. Спросите у людей, большинство не будут знать Дона Ширли, разве что сейчас из-за фильма. Все дело в том, что в этой стране он должен был стать джазменом, участником большой группы. Но он был классиком. Он мог и даже бывало поигрывал что-то джазовое, но он любил Рахманинова, Чайковского… В отличие от Европы, в США ему не давали полноценно раскрыть его талант, его возможности. В этой стране было очень много расизма, с чем он не сталкивался ни в какой другой.

- Просто интересно узнать, страсть вашего дяди к инструментами марки Steinway - правда или еще один прием фильма?

К.Ш.: Steinway? Да, все его пианино были этой фирмы (улыбается). Он, кажется играл как-то раз еще на одном, но…

М.Ш.: Да, в плане выбора инструментов он был очень щепетильным, ведь играя, он становился с ними одним целым. Этот бренд сумел удовлетворить все его потребности и о каких-либо экспериментах больше не могло быть и речи.

К.Ш.: И он действительно мог отменить выступление, если на сцене не было пианино Steinway. Так что да, была такая история. Но обратите внимание, как он обращается с пианино в фильме, как колотит по клавишам, как играет стоя... Во-первых, так он никогда не играл. Во-вторых, не приведи Господь, вы ударите по клавишам или хлопните крышкой…

М.Ш.: Он просто прихлопнул бы вас.

К.Ш.: Боже мой, что бы тогда началось… Его уважение к инструментам было просто безграничным. Чтобы он так колотил по нему... да никогда!

- Он часто играл дома?

К.Ш.: Постоянно. Но играл в своей студии над Карнеги-холлом. Там у него было пианино Steinway Baby Grand и он играл каждый день. Практика, практика и еще раз практика. Помню, когда училась в колледже, мне очень нравилась музыка Рахманинова, которую он играл. Иногда он приглашал нас послушать свои репетиции перед концертами - детей, родителей… Иногда играл для нас даже по телефону: клал трубку рядом с пианино и играл, играл… тогда это было самое прекрасное, что мне доводилось слышать. А еще время от времени он приглашал к себе друзей, устраивал в студии небольшие вечеринки и играл для них. Правда, только он, больше никто (смеется).

- Еще бы.

М.Ш.: Хотя вы знаете, было одно исключение (улыбается). Как-то я остался наедине с его пианино, был еще маленьким совсем. Мне так было интересно… Я отодвинул стул, сел за пианино и начал давить на клавиши. Можете представить панику на его лице? Но когда он появился, он обошел меня и положил руку на плечо. Я тут же вскочил, а он говорит мне: "Нет-нет, Морис, продолжай играть". Я поверить в это не мог! Он никогда не разрешал никому даже прикасаться к инструменту, а мне разрешил играть на нем. Никогда не забуду эту улыбку на его лице, его глаза. Это был особенный момент.

- Что ж, предлагаю вам вернуться к фильму и провести некоторые параллели. Безусловно, все художественные картины, пусть даже основанные на реальных событиях, искажают какие-то факты. Глупо ловить сценаристов за руки и винить их за излишний драматизм той или другой сцены в кино. Но в случае с "Зеленой книгой" есть интересный нюанс: фильм не только вышел с примечанием "основано на реальной дружбе", но и сын Тони Валлелонги, как соавтор сценария, заявил, что в нем правдиво все. Когда вы впервые узнали о планах Питера Фаррелли снять "Зеленую книгу"?

К.Ш.: Мы не знали о нем практически до самой премьеры. Наша кузина, племянница моего отца, работает в киноиндустрии, и она узнала о работе Фаррелли, когда ее уже закончили. Позже она поехала на премьеру в Нью-Йорк и вернулась оттуда очень возмущенной. Когда же она связалась с авторами и рассказала им о дяде, они не ответили ей ничего кроме того, что им "было приятно познакомиться". Вот и все. Прессе они сказали, что пытались связаться с нами, поставить нас в известность, но, поверьте, никто этого не делал. Никто ни разу даже не позвонил, не говоря уже о том, чтобы согласовать сценарий или узнать больше информации о дяде.

- Единственным, насколько знаю, был Махершала Али, который вскоре после премьеры лично перезвонил вашим родителям. Что это был за звонок?

К.Ш.: Да, это было где-то в декабре. Сначала он набрал кузину, и она уже посоветовала позвонить нашему отцу, брату дяди Дональда. Он связался с родителями и просил прощения. Сказал, что не знал этих нюансов, не знал о том, что есть живые родственники дяди. Извинился за то, что ему пришлось стать частью всего этого.

- И Питер Фаррелли никак не отреагировал на огласку?

К.Ш.: Нет, совершенно. Вот вам почему-то не составило труда найти нас в Google или в Facebook, написать нам. А для него, видимо, это что-то из ряда вон выходящее.

- Как вы считаете, почему? Почему Ник Валлелонга получил непосредственную роль в написании сюжета, а вас даже не известили о проекте? Какие на это могут быть причины?

К.Ш.: Причина наверняка кроется в том, что эти люди заведомо знали, что они не правы. Я сейчас скажу это лично от себя, не от имени семьи или моих родителей, но, видимо, Питер Фаррелли, как и Голливуд в целом, уверен, что может рассказать историю "черного" человека лучше его самого. Но это не так.

Да и знаете, мы пришли к выводу, что фильм вовсе не не о нашем дяде. И не о дружбе. "Зеленая книга" - это картина о Тони "Болтуне". Что в принципе очевидно, ведь сценарий с Питером Фаррелли действительно писал сын Валлелонги. Фильм не передает и сотой части, в нем даже не прообраз нашего дяди. Это просто история о явном расисте, который со временем понимает, сколько общего у всех людей на Земле. Нет, это безусловно здорово, когда отъявленный расист становится просто расистом. Это большой шаг и много работы над собой. Но вплетать в эту историю нашего дядю, как персонажа, которого всюду угнетают, который терпит эти унижения, оскорбления и этим якобы учит другого уму… это просто нечестно.

Поэтому мы и высказались о фильме. Люди должны сами осознавать свои ошибки. А в данном случае получается так, что мы служим утешением для них, способствуем тому, чтобы они почувствовали себя лучше. Если бы мы промолчали, получается - мы бы сделали то же самое: закрыли бы на все глаза, а Ник Валлелонга радовался бы тому, что его отец в глазах общества стал менее ярым расистом. Но все же он им остался, правда, об этом "Зеленая книга" умалчивает. Это просто фильм для хорошего настроения, легкий, далекий от реальности, где один человек меняет отношение к целой расе (смеется). Нет, это картина не о нас и не для нас.

- Правильно ли я понимаю, вы разделяете мнение критиков, назвавших "Зеленую книгу" фильмом, который "белые сняли для белых"?

К.Ш.: Абсолютно. Я бы еще назвала это рассказом о том, что довелось пройти черному человеку, устами белого.

- Фильм во лжи обвинил и ваш отец Морис Ширли. Сюжет "Зеленой книги" рассказывал о том, что братья Дон и Морис не очень ладили. Между ними действительно были какие-то разногласия в свое время?

М.Ш.: Нет, это неправда.

К.Ш.: Давайте я перефразирую, уточню. У нашего отца и его братьев всегда были какие-то разногласия (смеется). Ну представьте, четыре мужика, все очень сильны духом, все образованы, каждый по-своему талантлив. Конечно, иногда они могли спорить, в чем-то не сойтись, не уступить друг другу. Но дядя Дональд фактически вырастил нашего отца - бабушка умерла, когда ему было всего два дня, у нее были тяжелые роды. Дяде Дональду тогда было 9 или 10, другие братья уже учились. Поэтому дядя Дональд и наш отец были куда более близкими друг другу ввиду этих обстоятельств. Они были друг за друга горой. Не без простого бытового соперничества, но не более. Пару раз они доводили друг друга, но вскоре остывали, созванивались и все было здорово.

М.Ш.: Да, а в фильме это был просто еще один крючок для зрителя.

- Что насчет дружбы Дональда Ширли и Тони "Болтуна"? Находил цитату вашего отца, что Валлелонга приходился ему не более чем водителем.

К.Ш.: Именно. Не было никакой дружбы. Расскажу вам предысторию этого тура в 62-м. За несколько лет до него в аналогичную поездку по сегрегированному югу отправился Нэт Кинг Коул (американский джазовый пианист, 1919 - 1965 - Ред.). Во время одного из его концертов в зал влетели около 20-ти клановцев, сорвали шоу, стянули его со сцены и сильно избили. Выйдя из госпиталя, он никогда больше не возвращался на юг.

Через несколько лет после этого лейбл нашего дяди предложил ему отправиться туда с серией концертов. Он как раз искал себе нового водителя и решил, что хорошо бы найти такого, который сможет его там защитить, случись подобная неприятность. Он отправился на поиски в клуб "Копакабана" и там встретил Тони "Болтуна". А так как дядя был знаком с владельцем, тот отозвался и отрядил ему своего вышибалу.

Они действительно отправились на юг, следовали указаниям "Зеленой книги" - можете представить, как непросто это было. Без нее там никак в то время. Но наш дядя очень строго относился к вопросу "работодатель и работник", был весьма требовательным. Как-то отец взялся помочь ему в одном из туров и из этого ничего не вышло (смеется). Я же говорила вам, они были с характером, и на работе для дяди не было брата, был работник. Но на этом они не сошлись. Так было и с Тони Валлелонгой. Единственное - с ним наш дядя работал дольше, чем с другими водителями. Но не так долго, как об этом рассказали в кино. Более того, дядя таки уволил его и этим все закончилось.

- Почему уволил?

К.Ш.: То он отказывался куда-то ехать, то переносить багаж... он всячески старался, скрывать, что возит темнокожего. Поэтому дядя и уволил его. И не было потом никакой дружбы вплоть до самой смерти, никаких отношений. Все это вымысел, как и то, что Тони спал на заднем сидении, а дядя вез его домой. Дядя даже не водил. Он, кажется, учился в подростковом возрасте, но никогда не водил в турах. Это были работодатель и его работник. Они были дружны в работе, но друзьями не были точно.

- В фильме есть несколько сцен, в которых люди буквально презирают Дональда Ширли только из-за цвета его кожи. В этих ситуациях он ведет себя очень достойно. Наверняка это случалось в те годы с ним и на самом деле. Вам известно что-нибудь об этом?

М.Ш.: Да, случалось. Вы знаете, он сам никогда никого и ни за что не осуждал. Так мы все были воспитаны. Даже в самых трудных ситуациях он судил о человеке исключительно по его поступкам и по тому, как он или она придерживаются своего слова. Для него не существовало исключений. И его очень расстраивало, когда люди судили о нем по каким-либо другим критериям. Он никогда не показывал эмоций, но вкладывал их в музыку. Они будто служили топливом для него. Послушайте, например, Water Boy - одна из его работ, к которой возвращаюсь сегодня чаще всего.

- Ну а что касается сцен с избиениями в этой поездке? Он действительно оказывался в таких экстремальных ситуациях?

М.Ш.: Об этом нам неизвестно.

- Доводилось ли вам говорить с дядей об этих проблемах, о расовой сегрегации? Возможно, вспомните, чему он учил вас?

М.Ш.: Больше, конечно, говорили об этом наши родители. Рассказывали о многом, и о том, как все это отразилось на их жизнях. Учили, как с этим справляться нам, но я запомнил, как с этим справлялся дядя Дональд. Во всем этом он находил стимул двигаться только вперед, брал во внимание только позитивные стороны. Он гордился тем, кем он был и откуда. Гордился людьми, которые его окружали, и в любой трудной ситуации действовали сообща.