Блог | Тридцать седьмой
Пожалуйста, как бы ни было трудно и больно это читать, дочитайте до конца. Уверяю вас, человеку, о котором идет речь, было в миллион раз труднее и больнее…
Из протокола адвокатского опроса фигуранта дела "Сети" Дмитрия Пчелинцева, сделанного адвокатом Олегом Зайцевым.
"28 октября 2017 года примерно в 16 часов ко мне зашли спецназовец, старший смены и майор УФСИН, они мне сказали выйти из камеры и пройти в рядом расположенную камеру карцера. Так я и сделал. В это помещение сразу зашли 6–7 человек, половина из них были в форменной одежде, другая половина была в гражданской, но у всех у них на головах были маски-балаклавы. Несмотря на эти головные уборы, скрывающие лица, я могу часть людей этих опознать по голосу, телосложению и одежде. Некоторых я впоследствии узнавал при сопровождении меня и конвоировании. Они стали указывать мне, что мне нужно сделать, я выполнял их команды. Разделся до трусов, сел на лавку, вытянул руки назад, голову наклонил вниз. Вначале я думал, что это какая-то необходимая процедура осмотра, положенная для всех поступивших в СИЗО, поэтому я так добровольно подчинялся. Затем скотчем они сзади связали мои руки, также скотчем ноги привязали к ножке лавки, в рот мне положили кусок марли.
Читайте: Пропаганда пробивает дно за дном
У одного из них руки были в белых медицинских, резиновых перчатках, он достал динамо-машину и поставил на стол, канцелярским ножом зачистил два провода, сказал мне, чтобы я оттопырил большой палец ноги. Другой потрогал мне на шее пульс рукой, в дальнейшем он делал это не раз, он контролировал мое состояние. Он удивился, что пульс спокойный и у меня нет волнения — это было от того, что я вначале не понимал происходящее.
Затем [человек] в перчатках стал крутить ручку "динамо-машины". Ток пошел до колен, у меня стали сокращаться мышцы икровые у ног, меня охватила паралитическая боль, я стал кричать, начал биться спиной и головой о стену, между голым телом и каменной стеной они подложили куртку. Все это продолжалось примерно 10 секунд, но во время пытки мне это показалось вечностью.
Один из них стал разговаривать со мной. Дословно он сказал: "Слова "нет", "не знаю", "не помню" ты должен забыть, ты меня понял?". Я ответил: "Да". Он сказал: "Правильный ответ, молодец, Димочка". Затем мне в рот снова засунули марлю и по три секунды в течение четырех раз продолжили пытку током. Затем меня швырнули на пол, при падении, будучи связанным за одну ногу к ножке лавки, я упал и сильно разбил колени, они стали сильно кровоточить. С меня стали стягивать трусы, я лежал вниз животом, они пытались присоединить провода за половые органы. Я стал кричать и просить перестать издеваться надо мной."
Читайте: Россия может закончиться внезапно
[ИЗ ДРУГОГО ЭПИЗОДА:]
"...Меня начали класть на пол, но я сопротивлялся. Через минуту или две активной борьбы с тремя соперниками я ощутил удар в затылок, в спину в районе поясницы и по щиколоткам. Один из таких ударов сбил меня с ног, и я был прижат головой к полу. Руки я взял под себя. Мне на голову надели мешок до подбородка. Стало тяжелее дышать, и силы начали быстрее уходить. Я освободил рукой лицо от мешка. Меня били по затылку, и я, соответственно, бился об пол лицом с амплитудой около 10–15 сантиметров. Целью этого избиения было вынуть из под меня мои руки и связать их за спиной скотчем. В процессе борьбы тыльные стороны моих кистей были разбиты и стерты об пол, правый рукав кофты был порван на уровне локтя, и я несколько раз укусил сотрудника ФСБ за предплечье, которого до этого, вероятно, не встречал. Забрав мои руки, они перемотали кисти скотчем и за скотч приподняли меня над полом, от чего в плечевых суставах появилась боль, как при вывихе или порванных связках. Затем скотчем они соединили мои локти и надели мешок обратно до подбородка. Я снова оказался прижат к полу, но боль в плечевых суставах не проходила и даже усиливалась. Они связали скотчем колени поверх штанов и обмотали скотчем мешок на моей голове на уровне глаз…
...С меня сняли носки, стянули штаны и трусы до колен. На голову надели плотно прилегающий убор типа подшлемника и застегнули под подбородком. Конвойный обмотал большие пальцы моих ног проводами. В рот пытались засунуть кляп, но я не открыл его, потому кляп примотали скотчем. В прошлый раз от кляпа обкололось много зубов. В процессе борьбы мы почти не говорили. Когда меня перестали бить по лицу и в живот, меня ударили током.
...Время от времени они меняли пальцы, к которым крепились провода, и снова били током.
"Контакт плохой, бьет слабо", — посетовал один из них.
Я заорал, что не надо сильнее."
[конец цитаты из адвокатского опроса Дмитрия Пчелинцева]
ПРОШУ ВСЕХ, кто дочитал до этого места, обязательно читать дальше, ОЧЕНЬ ВАЖНО!
ИЗ МОТИВИРОВОЧНОЙ ЧАСТИ ПРИГОВОРА ПРИВОЛЖСКОГО ОКРУЖНОГО ВОЕННОГО СУДА ОТ 10 ФЕВРАЛЯ 2020 года ПО ДЕЛУ "СЕТИ"*
"Суд приходит к выводу о том, что заявления подсудимыми о применении к ним недозволенных методов воздействия следствия является надуманным, данным в соответствии с избранной защитной позицией.
Суд расценивает их как намеренное введение в заблуждение общественности, направленное на дискредитацию собственных изначальных показаний и придания уголовному делу значительного общественного резонанса".
Больше, собственно говоря, ничего об этом процессе, его справедливости, о людях, его вершивших, и знать не нужно.
Читайте: В России будет "Небесный миллион". За свободу нужно биться
Вы так и продолжаете думать, что, конечно, не очень все это хорошо, даже, вообще-то, крайне плохо, но все-таки не тридцать седьмой, да?
Ну а какой?
Типа, тридцать второй, думаете?
Нет, тридцать второй был, когда судили девок из Пусси Райот (два года колонии) и парней по Болотному Делу, у них и срок самый большой был четыре с половиной года, — смешной, то есть, срок, прямо скажем, по нынешним временам.
Ну, дело Дмитриева тянет на тридцать пятый по подлости и абсурдности обвинения — но Юрия Алексеевича никто не пытал, — так, мучают потихоньку, вяловато, без страсти и блеска, хотя, конечно, неизвестно пока, чем все это закончится.
Вот Олега Сенцова уже пытали пылко и со знанием противогазного дела, так что это, скажем, тридцать шестой.
А "Сеть" — "Сеть" и есть тихо подкравшийся тридцать седьмой, хоть и без смертной казни.
Вы просто не заметили в водовороте событий, как он наступил, — оно и понятно, время-то теперь бежит не то, что раньше.
Узнать бы только где-нибудь, сколько ж нынешний тридцать седьмой продлится, ведь вокруг еще столько молодых и прекрасных судеб, которые он попытается сломать!
А так хочется, — до слез, до чертиков, до дрожи, — чтобы не успел, закончился, сдох бы уже, наконец, этот проклятый тридцать седьмой…
