Беседы с Шелестом - 2

Продолжение. Начало здесь

С разговора о детстве, о родителях, достигнутых профессиональных успехах, увлечениях бывшего первого секретаря ЦК Компартии Украины Петра Шелеста мы плавно перешли к его партийной деятельности. Сдобрив чай коньячком, беседа стала более раскованной.

- Как часто приходилось спорить или конфликтовать с Москвой на посту первого секретаря ЦК Компартии Украины?

- Частенько. И по разным поводам. Вот как-то на политбюро рассматривалось мое письмо. В нем я выразил несогласие с Внешторгом, который без разрешения республиканского правительства забирал из Украины 450 тысяч тонн подсолнечной макухи для продажи за рубеж. Причем продавали за копейки – ценнейший корм для скота. Претензии сыпались как из рога изобилия. Главный идеолог Суслов тогда даже обвинил в разъединение народов. При строительстве дворца пионеров и «Украины» я уже пошел другим путем.

- Каким?

- Приехал как-то Хрущев в Киев. Я к нему: «Никита Сергеевич, вы пионеров любите?» - «А кто ж их не любит?», - и хитровато так смотрит: мол, к чему я клоню. «И я их люблю, но сердце за них болит». – «А почему болит?» - «Так нет же дворца пионеров. И это в такой республике». – «Так строй, я помогу, открывай у себя счет». Тогда все до абсурда было зацентрализованно. Все республики были стреножены в финансово-хозяйственных вопросах. Совмин утверждает, Госплан планирует, Госснаб обеспечивает материалами. Разрешений и подписей надо было собрать целую дюжину.

- А как получили добро на строительство дворца «Украина»?

- Его решили возводить для начала как киноконцертный зал. Спроектировали, я посмотрел. Кино и концерты – это хорошо, но республиканского дворца-то нет. Дал разрешение на перепроектирование. Подгорный в один из приездов в Киев сделал накачку: Дворец съездов в Москве скромнее вашего будет. Всыпали мне по первое число. Попало и за автостраду в Бориспольский аэропорт. «В Шереметьево такой дороги нет, а вы что себе позволяете!» - «Стройте в Шереметьево» - даю совет.

- Вы вспомнили о Суслове. Когда я входил в ваш дом, обратил внимание на мемориальную доску с его барельефом, где значилось, что в нем жил этот «выдающийся партийный и государственный деятель». Вы считаете его таким?

- Нет и никогда не считал. Суслов своей теорией добровольного слияния наций и народностей и образованием единой исторической общности – советского человека – сделал очень много вредного. Эта концепция вела к нигилизму, русификации, обострении национальных отношений. Я тогда говорил: что вы делаете, веками существуют народы, традиции, у них своя культура и язык. Все это должно развиваться и взаимно обогащаться. Хотели построить Вавилонскую башню, но ничего из этого не получилось…

- Как я понимаю, ваша книга «Україно наша радянська» не вписывалась в прокрустово ложе этой идеологической концепции. Поэтому ее изъяли из библиотек? А может в ней что-то крамольное было?

- Не было никакой крамолы. Потом днем с огнем нельзя было найти и номеров журнала «Коммунист Украины», где меня поносили за эту книгу. Наверное, стыдно было авторам и их идеологическим вдохновителям за навешанные на меня ярлыки. О чем в ней писал? Об истории народа Украины, его традициях, культуре. Рассказывалось о событиях Октябрьской революции, гражданской войны, о годах индустриализации, более современном периоде.

- Вы сами писали или кто-то помогал?

- Три года писал. Сам. Много советовался со специалистами. Был у меня экскурс и в казацкие времена. Потому что казачество – неотъемлемая часть истории Украины. На заседании политбюро Суслов очень возмущался: «Архаизм это ваше «казацтво». Я ему и всем остальным напомнил, что казаки были защитным кордоном не только южных земель, а и всей державы. Они сдерживали нападение кочевых орд, турецких захватчиков… Запорожские казаки, между прочим, первыми вошли в Париж в Отечественную войну 1812 года. Это я, правда, Брежневу говорил. Он очень удивился…

- Вы сказали о заседании политбюро. Что специально на нем рассматривался вопрос по вашей книге и отставке?

- Вопрос с отставкой решился на пленуме в мае 1972. Мой персональный вопрос в нем не фигурировал – в основном обсуждали международное положение. А вот идеологическую выволочку мне устроили на мартовском политбюро того же года. Тогда серьезный был разговор. Он стал подготовительным этапом для моей «ссылки» из Киева в Москву. Обсуждение доклада Андропова о враждебной пропаганде и обострении идеологической борьбы вылилось в шельмование меня и обвинение в национализме.

Из книги Петра Шелеста «…Да не судимы будете»:

«Первым выступил я. Идет острая классовая идеологическая борьба. Мы же об этом почему-то стыдливо умалчиваем… занимаем какую-то пассивную позицию. У нас в стране действуют антипартийные и антисоветские элементы. Появился «самиздат» - «Украинские висти», в котором изложена программа УНКП – Украинской национальной коммунистической партии…Против проявления национализма мы повели решительную борьбу еще в 1966 году. Когда появилась работа И. Дзюбы «Интернационализм или русификация», в ЦК КПУ была создана комиссия… Принято решение, разоблачающее враждебность выступления Дзюбы… Мы еще тогда ставили вопрос о привлечении к ответственности по всей строгости закона Дзюбу. Информировали обо всем ЦК КПСС. Но нам было сказано: не спешите с выводами, во всем надо разобраться… какая будет на это реакция за границей.

Во время моего выступления Брежнев подал несколько реплик по поводу моей вышедшей в 1971 году книги «Украина наша советская». Мол, воспевается казачество, пропагандируется архаизм. Далее Брежнев сказал, что он-то книги сам не видел и не читал, но «так говорят». Еще Брежнев спросил, почему по «трактату» Дзюбы не было принято решительных мер – надо было больше проявить бдительности и в зародыше все глушить».

Из книги: «Выступление Соломенцева:

«На Украине много вывесок и объявлений на украинском языке. А чем он отличается от русского? Только искажением последнего. Так зачем это делать?»

Из книги: «Выступление Суслова:

«Разные подонки поднимают голову и опасность их действий нельзя недооценивать. В свое время было сказано, что «политических преступников у нас нет», и это отрицательно сказалось, притупило действия органов КГБ…»

Из книги: «Выступление Подгорного:

«Нам надо больше работать с творческой и писательской интеллигенцией… Взять, к примеру, Д. Павлычко, молодого талантливого поэта Украины. Он в свое время имел некоторые нездоровые проявления, колебания. Поработали с ним на Украине, и теперь он стоит на правильных позициях».

Из книги: «Выступление Брежнева:

«…Имеет место слабая информация со стороны партийных органов в ЦК КПСС. И это факт, что тов. Шелест П. Е. недостаточно информировал ЦК КПСС, а события, носившие политический характер, не взволновали его и не было по этому поводу мне звонка».

- А на знаменитом пленуме ЦК КПСС в мае 1972 года, когда состоялась ваша отставка, вам Брежнев инкриминировал тоже национализм?

- Нет. Сначала в разговоре с глазу на глаз, в комнате отдыха, он так невинно говорит: «Петро, мы тут с товарищами тебя в Москву решили забрать» - «А что претензии есть к моей работе?». – «Да нет, но кадры надо омолаживать». - «Так нужно, наверное, начинать с центра – ты старше меня, Подгорный с Косыгиным тоже. Покажите пример». Заулыбался и повел новую линию: «Ну, вот книжка твоя много шума наделала, казачество неправильно прославляешь». Вот здесь я вспылил… Брежнев начал упрекать: националистов, дескать, не ставишь на место. Потом перешел к уговорам: будем приятельствовать, займешься оборонной промышленностью, космосом… Согласия я так и не дал. Но после пленума, вечером того же, дня на заседании политбюро Брежнев внес предложение: утвердить заместителем Предсовмина Петра Шелеста…

Вот они парадоксы судьбы. Шелест был использован Брежневым для расправы с Хрущевым и смещения его с поста. Аналогично поступили и с ним – коварно, изощренно и… подковерно. Какой мерою меряете, такой и вам отмеряется. Значит, и судимы будете…

Во время нашей пятичасовой, в общей сложности, беседы я не раз спрашивал у Петра Ефимовича о его личных ошибках. Он всячески избегал пространного разговора на эту тему – только подчеркивал: не ошибается, мол, тот, кто ничего не делает. А ошибок у него было предостаточно. Впрочем, это и ошибками назвать трудно – скорее, можно объяснить такой же жаждой власти, какой она была и у его партийных сородичей. Вот пример.

В мою бытность студента-заочника КГУ им. Шевченко журналистскую практику у нас вел Степан Павлович Колесник. И вот какая с ним, тогдашним корреспондентом «Советской Украины» по Киевской области, приключилась история. В 1962 году, когда Шелест был первым секретарем Киевского обкома партии, Колесник написал разгромный материал по поводу приписок в Гребинках. Тогда все свиноводческие хозяйства страны начали воплощать в жизнь очередное обращение ЦК КПСС, Совмина СССР по эффективности сельского хозяйства. Задача ставилась такая: если колхозы сумеют получить за год свинью в 100 кг на гектаре пахотной земли, то продовольственные проблемы будут решены. Эта программа рассчитывалась на длительный период.

И вдруг через 15 дней выходит то же обращение вышестоящих госорганов к народу, но с конкретным адресом для обмена опытом. Это – Гребинковский район на Киевщине. Колесника послали написать об этом материал. «Результаты, по нашим подсчетам, противоречили «установленному рекорду», - вспоминал Степан Павлович. – Если даже сдать все поголовье свиней, включая новорожденных поросят, то и тогда далеко было бы до рекорда». Об этом Колесник сообщил главреду, тот – Николаю Подгорному, тогдашнему первому секретарю ЦК КПУ. Этот вопрос слушался в ЦК и Шелесту основательно досталось.

В 1964 году, когда уже Шелест стал первым секретарем ЦК КПУ, Колесник «наехал» в своей публикации на него снова – уже за липовое орошение. В Володарском районе провели трубы на поля, но система орошения не работала. А Украина отчиталась перед Хрущевым за успешно проведенную кампанию. Газета указала на кричащие факты. По указанию Шелеста редактора с корреспондентом вызвали « на ковер» президиума ЦК. Итоговое постановление было из четырех пунктов: вынести Колеснику строгий выговор с занесением в личное дело; уволить с работы; запретить работать в прессе; и обнародовать решение в СМИ.

Петр Ефимович, выходит, умел ломать через колено не хуже брежневской команды. Хоть и каялся позже и признавал свои ошибки. Вот, например, что он писал в книге воспоминаний о своем участии в отставке Хрущева: «На Президиуме ЦК перед октябрьским пленумом Никита Сергеевич сказал: « Я вижу, что все подготовлено. Я бороться с вами не собираюсь… Напишите заявление – я подпишу… Потом говорит: «Вы мне разрешите сказать пару слов на Пленуме?..» Брежнев ответил: «Нет». Суслов просто закричал: «Нет»… Я считаю, что это был заговор… И я, значит, тоже заговорщик…»

Признавая свое недостойное поведение, и дважды повторяя слово «каюсь», Шелест все же отмечает: «главными заговорщиками были Подгорный и Брежнев».

Почему Брежнев избавлялся от Шелеста? На сей счет существуют разные мнения. Вот, например, что отмечает в своей книге «Владимир Щербицкий: правда и вымыслы» его неизменный помощник Виталий Врублевский, который хорошо знал Шелеста по работе в ЦК КПУ: «Эта была личность таранного типа, склонная к авторитарным методам… Шелест был жестким, а иногда даже и жестоким. Привыкший к четким порядкам, царившем в «оборонке», он терпеть не мог малейшей расхлябанности. Знающие люди рассказывали мне, что Брежнев сознательно пользовался этими чертами характера Шелеста, чтобы давить на чехословаков. Убежден, что именно это и настораживало Брежнева, который хотел иметь на Украине более лояльного руководителя». По версии Врублевского, Брежнев укреплял свои «тылы» преданными ему лично и не обладавшими опасными политическими амбициями фигурами. Шелест из этой обоймы явно выпадал.

С одной стороны, Петр Ефимович стремился ослабить идеологический пресс на Украине. И даже сам поучаствовал в этом. С другой, когда это начало угрожать его карьере, он пустился во все тяжкие в борьбе с буржуазным национализмом. Это при нем были арестованы Вячеслав Чорновил, Иван Дзюба , Евгений Сверстюк, Иван Светличный. Небезынтересно, что Иван Дзюба отбывал «творческую ссылку» в многотиражке «Прапор змагання» - киевского авиазавода, который ставил на крыло и с «аэродрома» которого начал свой старт в большую политику Шелест.

А касательно книги… В интервью Петр Ефимович признался, что свои рабочие дневники ведет с 1953 года. На основании их он написал книгу. Но вот что интересно: некоторые из заметок очень короткие – 4-5 строк, и без попытки анализа. Другие, в которых так или иначе затрагивается его личное участие, - пространные и с комментариями, требующими немало времени. То есть, они дописывались после его ухода из большой политики. Той самой, в которой у него, безусловно, много ярких достойных и запоминающихся поступков. Но есть и те, от которых бы он с удовольствием отказался…