FAZ: Германия привыкает к своей роли лидера

Германия долго не признавала своей роли лидера. Потом пыталась лидировать, находясь посредине. Но кто хочет руководить, должен уметь выходить вперед, считает Маджид Саттар.

Газета Frankfurter Allgemeine Zeitung опубликовала комментарий своего обозревателя Маджида Саттара (Majid Sattar) под заголовком "Больше никакого "без нас":

"Для понимания перспектив немецкой внешней политики есть одна хорошая новость: на сей раз традиционная тяга немецких политиков - очень дотошно подходить к трактовке понятий и при этом очень неохотно переходить к практическим действиям - оказалась в прошлом. События в Восточной Европе, на Ближнем Востоке и в Африке оказали решающее влияние на так называемый процесс пересмотра своей деятельности, происходящий в МИДе Германии.

В украино-российском конфликте Берлин участвует активнее любого другого западного правительства. В Ираке Германия даже отказалась от своего основного принципа не поставлять оружие в зоны конфликта. А в Западной Африке ФРГ больше не ограничивалась тем, чтобы лишь указывать пальцем на французское правительство. Все совсем наоборот - Германия действует, не тратя время на придумывание нового названия для своей роли.

Обстоятельства диктовали необходимость "раннего, решительного и существенного" вмешательства - именно в таких определениях германский МИД формулирует теперь притязания немецкой дипломатии. Обстоятельства требовали также, чтобы Берлин не углублялся в понятийное позиционирование своей новой роли. Министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер сам все чаще говорит о "внешней политике действий", обусловленной тем, что Германия - слишком большая страна, чтобы ограничиваться комментированием международной политики.

Недавно он назвал ФРГ по-английски chief facilitating officer (можно перевести как "главный управляющий по содействию"). Неслучайно то, что подобное самоописание в качестве своеобразного посредника Европы с трудом можно перевести на немецкий язык. Министр обороны ФРГ Урсула фон дер Ляйен предпочитает эвфемистичную формулу "лидерства, действуя из середины". Таким образом она пытается рассеять страхи, которых уже давно не существует - а именно, страх немецкого лидерства с милитаристской позиции. Канцлеру Германии и вовсе требуется несколько сложноподчиненных предложений, чтобы описать роль ФРГ в мировой политике.

У этой смеси из смирения и излишней обстоятельности есть причина: Великобритания внешнеполитически самоустранилась, Франции не до этого, Италия ограничивается тихим ворчанием, а все остальные, не считая Греции и Венгрии, желают немецкого лидерства. Только роль Германии основывается на неспешном лидерстве. Ведь нервная система ЕС крайне восприимчива, и настроение партнеров может легко измениться. Кроме того, сами немцы испытывают определенную неловкость от своей новой роли. Эта противоречивость связана, с одной стороны, с огромными ожиданиями внутри ЕС и по другую сторону Атлантики, а с другой - естественно, с немецким прошлым, пусть даже сейчас оно уже не может использоваться как отговорка. Слишком уж очевидным стало то, что формула "культуры военной сдержанности" превратилась в доктрину "справляйтесь как-нибудь без нас".

Роль европейского лидера, которую принял на себя Берлин, нельзя рассматривать в отрыве от событий 2011 года. Тогда окончательно умерла вера в то, что экономический гигант Германия может оставаться внешнеполитическим карликом. Долговой кризис в еврозоне сделал еще более очевидной экономическое доминирование ФРГ, а немецкая позиция по военному вторжению в Ливию воспринималась как уход от ответственности. Провал европейской внешней политики и политики обороны был обусловлен и тем, что Берлин отдал решение об интервенции на откуп внутриполитическим аргументам Парижа и Лондона - мотивы, знакомые в свое время и немцам. Тогда ФРГ не хватало лидерского авторитета и понимания внешней политики такой, какова она есть.

Чтобы не допустить еще одного провала европейской дипломатии - на сей раз в крайне опасном для континента противостоянии с Россией - брюссельские учреждения фактически превратились в совещательные органы, а лидерские функции достались Берлину и поначалу, скорее, из чисто косметических соображений, Парижу. Слабость глав европейской дипломатии не является при этом причиной, это больше следствие из того факта, что внешняя политика в обозрим будущем остается основой национального суверенитета стран.

Это ведет к мнимому противоречию: будь решение украинского кризиса делегировано на уровень межнациональный европейской дипломатии, Москву ожидала бы легкая прогулка. Позиция ЕС была бы лишь суммой национальных интересов 28 стран. Чтобы европейская внешняя политика имела больше веса и значения, поначалу она нуждается в том, чтобы отдельные государства-члены союза приняли на себя бремя лидерства. Традиционно принято считать, что стран, которые могли бы взять на себя такую ответственность, в Евросоюзе три. И лишь одна из них сейчас находится в хорошей форме. Авторитет Германии зиждется на уверенности в ее способности приводить интересы отдельных стран в ЕС к единому знаменателю и не воспринимать внешнюю политику исключительно как продолжение собственной внутренней политики.

Правительство ФРГ при этом все больше понимает, что не существует лидерства без риска. От реализации комплекса мероприятий согласно Минску-2, которого не было бы без Берлина, зависит не только престиж пары Меркель-Штайнмайер. Провал этого соглашения привел бы к окончанию сплоченности и единства Запада. Тем самым опровергаются слова о лидерстве из середины. Быть лидером значит порой стоять впереди. А это место, где иногда можно оказаться в одиночестве".

Маджид Саттар, политический обозреватель Frankfurter Allgemeine Zeitung

Сайт газеты