Истец по "делу Елисеевой" уверен, что судье угрожают даже убийством

Дело о присвоении 1.4 миллиона долларов "Донгорбанка", повторно рассматриваемое Калининским районным судом г. Донецка, стало фактически единственным в своем роде. Очень редко обвиняемые в получении по подложным документам кредита (впоследствии исчезнувшего) получали сроки лишения свободы всей группой. И никогда по таким делам приговор не отменялся – с направлением дела на повторное рассмотрение.

7 июня сего года было удовлетворено ходатайство адвокатов подсудимых Оксаны Елисеевой, Игоря Аранова и Геннадия Чижевского. Соответствующим постановлением, мера пресечения в отношении указанных лиц была изменена с содержания под стражей на подписку о невыезде. Ранее защитники подсудимых неоднократно подавали аналогичные ходатайства, но коллегия судей отказывала им, ссылаясь на то, что подсудимые, "находясь на свободе, могут воспрепятствовать установлению истины по делу, а также обеспечению выполнения с ними всех процессуальных решений до окончания рассмотрения дела по существу". При этом никаких существенных изменений в деле не произошло, и никаких новых доказательств невиновности подсудимых добыто не было. Что же случилось? Почему суд так кардинально поменял свою позицию по отношению к вышеуказанным лицам?

И председательствующая по делу судья, и поддерживающий обвинение прокурор отказались отвечать на этот вопрос. Тогда мы обратились за комментариями к представителю "Донгорбанка" (правопреемником которого ныне является ПАО "ПУМБ"), адвокату ЮФ "Воропаев и Партнеры" Сергею Яшта.

- Сергей Леонидович, как представитель гражданского истца в уголовном деле Вы, досконально знаете все материалы дела и присутствовали на всех судебных заседаниях. Можете ли Вы пояснить, что стало причиной столь кардинального изменения позиции суда по отношению к мере пресечения подсудимых?

- С момента возбуждения уголовного дела мы придерживались позиции, что давать оценку действиям суда до вынесения приговора недопустимо. Однако, сложившаяся вокруг этого, скажем, очень не простого уголовного дела ситуация, дает нам право предположить, что, принимая решение об освобождении подсудимых, суд руководствовался не только "принципами гуманизма", но и другими, более понятными и приземленными причинами. У нас есть реальные опасения, что эти же причины могут в итоге повлиять и на окончательное решение по делу.

- Что именно Вы имеете в виду? Может быть, имеет место "особое" отношение суда к подсудимым?

- К сожалению, действующее законодательство достаточно лояльно относится к таким вещам, как разглашение данных следствия, оказание давления на суд, оказание давления на свидетелей. Теоретически, в уголовном кодексе даже существуют одноименные статьи. Фактически, сдерживающим фактором для участников уголовного процесса является лишь собственная мораль, внутренняя культура, профессиональные качества.

Именно отсутствие этих принципов у стороны защиты создало вокруг уголовного дела такую атмосферу, которая делает невозможной качественную работу судьи. Достаточно в любом поисковике забить ключевые слова "Донгорбанк", "Елисеева", "Аранов", и Вы получите целое море ссылок, пройдя по которым Вы узнаете, что "Коллекторы в погонах продолжают выбивать долги для "Донгорбанка", что "Донгорбанк инициировал уголовное преследование Аранова по надуманным обвинениям", что "Одна из главных подозреваемых в хищении денег "Донгорбанка" невиновна", а "Подсудимую "лишили права на защиту" и т. д. И в каждой такой заметке содержится ложь, перекрученные показания свидетелей, утверждения о невиновности подсудимых и предвзятости суда. При этом любопытно, что за все время судебного следствия в заседаниях постоянно присутствовал лишь один журналист.

Среди наиболее активных авторов, пишущих об этом деле, является представитель Агентства журналистских расследований Максим Шпаченко, который очень живо описывает эмоции участников процесса и особенно судьи. Ни разу не побывав в суде, ни разу не встретившись со второй стороной в процессе, он проникнут ярко выраженным сочувствием к подсудимым и не стесняется в выражениях относительно остальных. Учитывая, что ни мы, ни суд, ни прокурор комментариев до приговора не даём, нетрудно догадаться, что все сведения о процессе поступают к нему от защитников обвиняемых.

О качестве этих сведений и профессиональном уровне приглашенных защитой журналистов своеобразно "освещающих" это дело, красноречиво свидетельствует одна из последних заметок под заголовком: "Из-за суда по кредиту в донецком СИЗО умер обвиняемый!". Люди не стесняясь эксплуатируют тему смерти 64-летнего отца подсудимой, который никогда не был обвиняемым и никогда не был в СИЗО.

- А не кажется ли Вам, что все эти статьи - не более чем неприятный факт, и подобные публикации вряд ли могут повлиять на принятие решений судом?

- Я с Вами согласен. Но это лишь одно из направлений, на которое направили свои усилия защитники обвиняемых.

Так, на имя председательствующей судьи Ларисы Ткаченко поступило пять депутатских запросов, в которых содержались утверждения о невиновности подсудимых и требования их немедленно отпустить. Два таких же требования пришли от Уполномоченной Верховной Рады Украины по правам человека г-жи Лутковской. Я уже не говорю о неоднократных обращениях из Высшей квалификационной комиссии и менее значительных государственных и общественных организаций. Полагаю, что в персональном порядке судья получила не меньшее количество телефонных звонков и вызовов "на ковер".

Ну, а на десерт, в отношении судьи было возбуждено уголовное дело! По новому УПК это звучит менее зловеще и называется "внесение сведений в единый реестр досудебных расследований", но от этого факт прямого давления на суд не становится менее значительным. Причем отмечу, что дело возбуждалось именно в связи с осуществлением судом правосудия по рассматриваемому нами делу!

- Может быть, расценивать происходящее как издержки профессии, и не обращать на это внимания?

- Вы представляете судью эдаким "железным Феликсом" с холодной головой и горячим сердцем. Но не забывайте, что у судьи есть личная жизнь, семья, дети. И когда со стороны подсудимых, потенциально имеющих на руках сотни тысяч долларов, а значит и широкие возможности, звучат угрозы жизни и здоровью, судья становится перед выбором – отпустить преступников и спокойно существовать, или вынести приговор по совести, но ходить и оглядываться.

- О каких угрозах Вы говорите? Такие факты действительно имели место?

- В начале этого года упомянутый выше журналист Шпаченко разродился статьей под названием: "Если их не убивать, то как выжить тем, кого убивают они?". Помимо обычного набора фактов, свидетелем которых Шпаченко не был, статья содержит прямую угрозу: "Призыв остановить кровопролитие, которое будет неизбежно, если судебный произвол не остановить". Как считает автор, ответы на возникающие у него по "делу Елисеевой" вопросы "могут быть очень кровавыми и харьковская история покажется бытовухой, не достойной сюжета в новостях". А в комментариях читателей под статьей - содержатся прямые призывы к убийству судьи. Скажите мне, что должен делать судья, прочитав о себе намеки повторить судьбу обезглавленного судьи Трофимова? О каком непредвзятом отношении к делу может идти речь?

- Другими словами, Вы хотите сказать, что судью "сломали о колено" и заставили принять неправосудное решение?

- Если Вы следите за этим делом, то должны знать, что приговор, который уже однажды был вынесен в отношении всех подсудимых, еще в начале 2012 года был отменен апелляционной инстанцией. Сторона защиты любит по поводу и без повода цитировать самые яркие части этого определения о "неправосудном решении", "недоказанности вины в инкриминируемых преступлениях" и т.п. Вот только не смотря на то, что апелляция в пух и прах разгромила приговор, тройка судей не посчитала возможным изменить меру пресечения и оставила подсудимых под арестом. Почему это произошло? Возможно потому, что они обвиняются в совершении тяжкого, умышленного преступления, а двое скрывались от органов следствия, и их искали с помощью спецподразделений МВД? А теперь суд принимает на себя смелость выпустить подсудимых даже не под залог, а просто на подписку о невыезде, что, по меньшей мере, странно.

В принципе, мы не возражаем против такой меры пресечения. Где они будут находиться во время судебного следствия – в СИЗО, или дома, - гражданскому истцу все равно. Но не хотелось бы, чтобы после очередного звонка сверху или просьбы, в которой отказать невозможно, суд своим решением превратил бы подсудимых в "невинно осужденных жертв милицейского беспредела".

- Скажите, может, мы ищем черную кошку в черной комнате? Может и судьи, и народные депутаты, и журналисты и все остальные лица, задействованные в этом деле, действительно без всякой задней мысли, искренне хотят помочь подсудимым?

- Я был бы очень рад, если бы так и было. Но имея за спиной 15-ти летний опыт в юриспруденции, я не могу жить с такими иллюзиями. Поинтересуйтесь, сколько стоит размещение статьи на "Острове" или в "ОРД", которые размещали тексты, противоречащие главному канону журналистики: всегда представлять обе стороны. После этого можете примерно посчитать, сколько стоила подсудимым и их защите информационная война на протяжении последнего года.

Об источниках финансирования мы тоже можем только предполагать. Но пресловутые 1.4 млн. долларов исчезнувшего кредита - достаточно большие деньги, на которые можно позволить самые разнообразные услуги защиты.