Андрей Федур: власть боится, что Кузьмин заговорит

Сообщения пресс-службы ГПУ в последнее время пестрят удивительными новостями. Проводятся резонансные задержания и такие же резонансные освобождения под залог одиозных политиков, приближенных к предыдущей власти. Параллельно информационное пространство взрывают сообщения о загадочных смертях вчерашних сторонников беглого президента Януковича. Их в Украине объясняют то ли муками совести экс-регионалов, то ли попытками закрыть рты согласившимся сотрудничать со следствием.

На фоне происходящего затерялось одно из возбужденных ГПУ после Революции достоинства дел. Речь идет об обвинениях в адрес бывшего первого зама генпрокурора Рената Кузьмина, которого подозревают в давлении на суд, посадивший в свое время Юрия Луценко. Впрочем, после того, как Интерпол отказался объявить Кузьмина в розыск, посчитав, что дело против него – политическое, в ГПУ расследование продолжили. Иногда действуя абсолютно удивительным способом. По крайней мере, в этом убежден адвокат Кузьмина Андрей Федур – тот самый, который в свое время представлял интересы матери убитого журналиста Георгия Гонгадзе. Он рассказал "Обозревателю", где скрывается Кузьмин, из-за чего его могут хотеть убить и почему для ГПУ закон не писан.

Андрей Анатольевич, правда ли, что в ГПУ в отношении Вас возбуждено уголовное производство? В чем вас подозревают?

Это правда. Как и то, что уголовное производство в отношении меня - это абсолютно бессмысленные действия со стороны генпрокуратуры. Меня заподозрили (правда, так и не смогли подозрение сформулировать толком) в том, что я якобы угрожал некому прокурору Тищенко.

Самое смешное, что это происходит не впервые. Подобная история была в 2005 году. Я тогда тоже вел ряд резонансных дел, и они решили возбудить в отношении меня уголовное дело, чтобы меня отстранить. Действующее на то время законодательство предусматривало, что, если открыто дело в отношении адвоката, его можно отстранить от дел, которые он ведет.

Сегодня происходит то же самое – с одним отличием: ситуация изменилась. Сейчас открытие уголовного производства в отношении адвоката не является основанием для его отстранения от дел.

Зачем тогда это все нужно было?

Мне хотели избрать меру пресечения и изъять паспорта – и заграничный, и украинский, хотя я не могу понять, зачем им понадобился мой паспорт гражданина Украины. Хотели забрать также и другие документы и таким образом запретить мне свободно передвигаться не только за границу, но и внутри страны. Я воспринимаю это, как дешевую попытку мести со стороны руководства ГПУ – мне, как адвокату, который им мешает.

Имеете в виду какие-то конкретные дела?

Безусловно. Я защищаю интересы в прошлом следователя ГПУ Войченко и в прошлом первого заместителя генпрокурора Кузьмина. Расследование в отношении них проводит следственное управление ГПУ. Это дело появилось после Революции достоинства, когда к власти пришли новые люди с демократическими, европейскими ценностями. Снова видным политическим деятелем стал Юрий Витальевич Луценко.

Если вы знаете, против Войченко и Кузьмина открыли уголовные дела за вроде бы подстрекательство судьи к установлению заведомо неправосудного решения.

Речь идет о простых вещах. Следователь Войченко расследовал уголовное дело в отношении Луценко. И это дело с обвинительным выводом было направлено в суд. А Кузьмин этот обвинительный вывод утверждал. Луценко был осужден - несмотря на все старания своего адвоката Баганца, сел в тюрьму по решению суда. А позднее его помиловал тогда еще президент Украины Янукович. Такая предыстория.

После революции достоинства адвокат Луценко Баганец становится заместителем генпрокурора. И инициирует производство уже относительно следователя Войченко и и первого зама генпрокурора Кузьмина. Мой клиент Кузьмин считает (а я разделяю его точку зрения, поскольку она обоснована), что это месть ему со стороны новой власти. Месть за его профессиональную деятельность. Мне кажется, что так и есть. Потому что производство относительно Войченко и Кузьмина не выдерживает никакой критики. Их подозревают в подстрекательстве судьи к принятию заведомо неправосудного решения. Это юридический нонсенс.

Почему? Ведь вряд ли в Украине найдется много людей, которые верят в то, что отечественные суды принимают исключительно законные решения и что на них не давят представители власти.

Понимаете, это судебное решение (имею в виду дело Луценко) никто никогда не отменял. Это решение, принятое следственным судьей Печерского районного суда города Киева, было пересмотрено в установленном законом порядке Апелляционным судом – и оставлено без изменений. Эти решения потом также проверялись.

Ни один прокурор не имеет права давать оценку судебным решениям – этого вообще никто не вправе делать. Ни адвокат, ни прокурор. Правовую оценку судебному решению может дать только суд высшей инстанции, пересматривая судебное решение в установленном законом порядке. Я утверждаю, что судебное решение об изменении меры пресечения Луценко пересматривалось в установленном порядке апелляционным судом и было оставлено в силе. После этого это решение никогда ни одним компетентным судом в Украине не отменялось.

То есть, оно не может считаться неправосудным?

Именно так. Более того, чтобы установить факт принятия судом заведомо неправомерного решения, необходимо установить, какие были допущены нарушения при принятии этого решения. И, что еще важнее - необходимо установить умысел судьи. Несмотря на это, досудебное расследование по уголовному производству в отношении Войченко и Кузьмина проводится уже 9 месяцев. А на днях я получил ходатайство от прокурора о продолжении следствия еще на 2 месяца.

Недавно мой доверитель обратился с обращением к президенту как гаранту конституционных прав и свобод человека. Кузьмин в этом обращении акцентирует внимание на недопустимости таких грубых нарушений, которые были совершены как в отношении его, так и в отношении меня как адвоката. Получается, те же люди используют те же методы – возбуждают бессмысленные уголовные дела, которые не имеют никаких перспектив. Кузьмин требует у Порошенко как у Гаранта Конституции принять меры.

Вы раньше говорили, что уголовное дело против Кузьмина – следствие действий заместителя генпрокурора Баганца. Теперь Баганца в ГПУ нет. Но, выходит, ситуация не изменилась?

Изменилась. Правда, только в том, что поменяли следователей, поменяли прокуроров, которые руководят расследованием. И там ситуация абсурдна. Так что ситуация изменилась в худшую сторону.

Знаете, что на самом деле происходит? Нам стало известно о том, что отдельные материалы дела были сфальсифицированы. В частности, сфальсифицировано уведомление о подозрении Войченко.

Но сейчас действует УПК, который уравнивает права и возможности стороне обвинения и стороне защиты. По крайней мере, такое равенство задекларировано. В частности, равные права и возможности у защиты и обвинения есть в части сбора доказательств. Адвокат точно так же как и прокурор может собирать доказательства – этим нововведением я и воспользовался для защиты интересов своих клиентов.

Когда я понял, что уведомление о подозрении Войченко за подписью тогда замгенпрокурора, а сейчас военного прокурора Матиоса, сфальсифицировано (а там факт фальсификации виден невооруженным взлядом), я обратился в ГПУ с тем, чтобы была назначена экспертиза…

А что именно было сфальсифицировано?

Там сфальсифицированы данные относительно дат. По нашим прикидкам, даты в документе менялись – скорее всего, для того, чтобы создать иллюзию законности их действий. Почему так нелепо они действовали? Сложно сказать. Но они так действовали.

Хорошо. В проведении экспертизы вам отказали. Что было дальше?

А дальше, пользуясь своим правом собирать доказательства, я пошел в суд с ходатайством о назначении такой экспертизы в рамках данного уголовного производства. Суд мое ходатайство удовлетворил и назначил почерковедческую экспертизу. Эксперты киевского НИИ судебных экспертиз должны были дать ответ на простой вопрос: делал ли замгенпрокурора Матиос те или иные записи в этом документе.

Итак, экспертиза назначена. Но для того, чтобы ее реально провести, мне пришлось еще раз идти в суд с тем, чтобы мне дали возможность изъять в прокуратуре документ, подлежащий экспертному освидетельствованию. То есть, это уведомление о подозрении с подписью Матиоса. Кроме этого, мне нужно было заполучить свободные и экспериментальные образцы почерка нынешнего военного прокурора. Для этого я, точно так же, как это ежедневно делают покуроры и следователи, опять обращаюсь в суд с ходатайством, чтобы мне предоставили возможность временного доступа к этим материалам и изьятие из ГПУ и злополучного уведомления о подозрении, и образцов почерка Матиоса.

Но Печерский суд, куда я обратился, уведомил ГПУ о том, что будет рассматриваться мое обращение. И Генпрокуратура мгновенно поменяла подследственность: это уголовное дело в срочном порядке передали в прокуратуру Житомирской области – "для дальнейшего расследования".

А почему именно в Житомир?

А почему бы и нет? Главное, что после этой передачи Печерский суд уже не мог рассматривать мое ходатайство. Делать нечего – я поехал в Житомир. Там обратился уже к следственному судье Королевского райсуда города Житомира. Суд рассмотрел мое ходатайство и удовлетворил его, предоставив мне право временного доступа к документам, которые находятся как в прокуратуре Житомирской области, так и в ГПУ. И дал разрешение на изъятие этих документов (в старом УПК это называлось "выемка"). Оставалось только провести эту самую "выемку" и отдать документы экспертам для проведения экспертизы.

Вообще-то это обычная простая работа, которой ежедневно занимаются следователи и прокуроры. А вот среди адвокатов я, очевидно, стал "первой ласточкой". Первым, кто пришел в ГПУ с выемкой.

Удалось в результате заполучить необходимые документы?

Не удалось. Ни там, ни там. И в ГПУ, и в прокуратуре Житомирской области отказались выполнять решение суда.

В Житомире, когда я пришел в прокуратуру выполнять решение суда, они все настолько ошалели от происходящего, что попросту все поубегали. Прокурор области, увидев мое обращение, которое я зарегистрировал у них в канцелярии, так спешил, что чуть не сбил меня с ног в коридоре, когда бежал к машине. В итоге меня никуда не пустили. Я вынужден был вызвать милицию. Приехала опергруппа, которая приняла у меня под протокол заявление о преступлении, о том, что мне препятствовали в осуществлении деятельности защитника и невыполнении решения суда.

Когда это было?

Это было 22 апреля. Я оттуда уехал ни с чем. Но реакция таки была. Уже на следующий день зам генпрокурора Слюсарчук принял решение опять передать это уголовное производство из прокуратуры Житомирской области туда, где оно и было - в Главное следственное управление ГПУ. Так что с 23 апреля это уголовное производство опять расследуется ГПУ. Но решение Житомирского райсуда уже вступило в силу и мне должны предоставить временный доступ к этим документам в любом случае.

А в ГПУ вы были уже? Как там восприняли ваш визит?

Я еще 17 апреля пришел выполнять это решение и проводить ту же выемку в ГПУ. Предварительно письменно уведомил о своем приходе генпрокурора. Когда пришел мне, показалось, что в ГПУ до сих пор так и не поняли, как это адвокаты могут проводить у них выемку. И они не придумали ничего лучше, чем дать мне ответ, что они не дадут мне доступа к документам и возможности провести их выемку. Поскольку в ГПУ решили обжаловать это решение, подать на апелляцию. Это несколько удивительная реакция Генпрокуратуры. Ведь если к ним уже приходят с выемкой - значит, решение суда вступило в силу и его надо выполнять. Другого варианта нет. Согласно Конституции, решение суда, которое вступило в силу, является обязательным для всех. Кроме, как оказалось, ГПУ.

Их апелляция не имеет ни единой перспективы, поскольку обжаловать можно лишь решение, не вступившее в силу. Они пошли в Житомирский суд – и там им отказали даже в принятии. Они пошли в Апелляционный суд Киева. Оттуда ответа пока нет. Могу себе только представить, как сейчас в непроцесуальный способ ГПУ пытается, мягко говоря, кого-то сломать в Апелляционном суде Киева, чтобы им хоть что-то приняли.

Знаете, в чем парадокс в ситуации, когда прокуроры пытаются обжаловать решение суда, вступившее в законную силу о проведении выемки и назначении экспертизы? Они сейчас делают как раз то, в чем пытаются обвинить Кузьмина и Войченко. Это и есть подстрекательство судьи к принятию заведомо неправомерного решения. Ведь по факту сейчас руководство ГПУ просит судей в Житомире и в Апелляционном суде Киева пересмотреть решения, которые они не имеют права пересматривать. Это не их компетенция. Такой вот сюр. Через безудержное желание отомстить они потеряли связь с реальностью и забыли, что наше законодательство существенно поменялось. А они ведь могут действовать только в рамках закона.

Эта экспертиза, в случае, если она подтвердит факт фальсификации уведомления о подозрении Войченко, может существенно изменить ход дела?

Это уведомление о подозрении не отвечает требованиям действующего законодательства, поскольку там даже не сформулировано конкретно, что сотворили Войченко или Кузьмин. Если подстрекали - то каким способом, где, когда и так далее. Это дело не имеет перспектив и понятно, что рано или поздно тот или другой прокурор его закроет.

Почему же так важен этот документ?

Мы просто хотим показать, что эти господа из ГПУ, когда проводят расследование, фальсифицируют дела. И это для них, очевидно, норма жизни. Это может быть и в других уголовных делах. И мы хотим это доказать. А дальше пусть уже прокурор принимает решение, кто за это будет отвечать. Это уже их парафия.

Вы утверждаете, что в деле Кузьмина и Войченко нет состава преступления. Значит ли это (учитывая, что осталось не так много времени для завершения расследования), что дело не дойдет до суда?

Быть пророком в нашей стране дело неблагодарное. И даже опасное. Особенно с нашей Генпрокуратурой. Но да, я глубоко убежден, что это уголовное производство ни в отношении Войченко, ни в отношении Кузьмина никогда не будет направлено в суд. Потому что там нечего направлять в суд. Нет ни единого доказательства совершения ими уголовно наказуемого деяния. Тогда как доказательств того, что никакого преступления не было, там более чем достаточно. Поэтому компетентный прокурор рано или поздно обязан будет принять одно единственное решение: закрыть это уголовное производство..

В любом случае, с задержанием Кузьмина у правоохранителей есть проблемы. Он же сейчас за границей находится?

Нет. Он в Украине. Я сегодня вынужден уточнять, что он не прячется ни на временно оккупированной территории АРК Крым, ни на других оккупированных территориях Украины. Он здесь, в стране.

Возможно, намерения задержать Кузьмина объясняются тем, что в прокуратуре боятся, что он подастся в бега?

Я вам скажу такую штуку: если человек невиновен и имеет хотя бы минимальный шанс, что его дело будет рассмотрено в суде согласно действующего законодательства – поверьте мне, никуда он убегать не будет. Кузьмин же никуда не убегал. Он здесь. В Украине. Он готов идти к ним и свидетельствовать. Но, думаю, в ГПУ многие ночами спать не будут, если он начнет говорить. Они этого боятся. Поэтому и создали ситуацию: мол, смотри – только придешь – а мы тебя сразу на Лукьяновку отправим. В СИЗО. Я не могу рисковать здоровьем моего клиента.

Я им говорил: вас правда интересуют показания Кузьмина? Нет проблем! Согласовывайте со мной этот момент - и мы участвуем в следственных действиях. Но, чтобы мы понимали, что вы хотите реального эффективного расследования, я предлагаю – в строгом соответствии к нормам действующего уголовно-процессуального законодательства – отозвать представление о необходимости определения меры пресечения в виде содержания под стражей и судебное решение о задержании. Он ведь почему-то нужен им исключительно в тюрьме. Сделаете это – и мы приходим.

Но вы знаете, что-то мне подсказывает, что этого не будет сделано.

Почему?

Думаю, во власти слишком много тех, кто боится показаний Кузьмина. Я думаю, это одна из причин, почему так действуют в отношении него. Потому что они очень боятся.

Я ведь через суд добился, чтобы по делу был допрошен бывший генпрокурор Медведько. Прокуратура отказывалась проводить этот допрос – и я вынужден был обратиться в суд. Суд мое ходатайство удовлетворил и обязал ГПК допросить Медведько в рамках этого производства. Думаете, это было сделано? Нет!

Я думаю, что они просто боятся допросить Медведько, потому что знают меня и знают, что я могу задать неудобные для них вопросы. И мой клиент может попросить меня задать неудобные вопросы – и я это непременно сделаю. Поэтому у них легкая паника и поэтому они не выполняют решение суда.

Вы допускаете, что существует угроза для жизни вашего клиента? Имею в виду Кузьмина?

Несомненно! Решение о том, что мы не идем на этот допрос, принял не Кузьмин, а я. Я практически заставил его. Но руководствовался при этом нормами Конституции Украины и принципами адвокатской деятельности ООН. Я должен всегда действовать так, чтобы не причинить вреда своему клиенту. А я убежден, что попытка избрать ему меру пресечения в виде содержания под стражей сделана с определенной целью. Вряд ли они хотели испугать Кузьмина, чтобы он начал рассказывать то, что они хотят услышать. Понятно, что человека, всю жизнь проработавшего в прокуратуре и имеющего степень доктора юридических наук таким детским способом не испугаешь. Значит, цель была другая. Я допускаю, что его надо было закрыть, поместить в СИЗО как раз с целью физического уничтожения. Учитывая отношение общества к прокурорам, не думаю, что кто-то особо бы разбирался, если бы еще один представитель этой когорты погиб.

Очевидно, что сегодня существует реальная опасность для жизни Кузьмина. Ведь он является носителем огромного количества информации и он может быть чрезвычайно интересным не только с точки зрения этого дела, которое не стоит выеденного яйца. Он знает много интересного о многих должностных лицах государства – как бывших, так и, что самое страшное, нынешних.